Танцующая для дракона (СИ) - Эльденберт Марина. Страница 14

— Почему?

И правда, почему? Этот вопрос застает меня очень невовремя: в моей жизни «никогда» — слишком долгое слово. Наверное, у нас с ним могло бы даже получиться… Могло бы, если бы не Сарранден. Мой брат. Сначала мне нужно говорить с ним, и только потом думать о себе. Потому что он мужчина, потому что ему тяжело вдвойне.

— Мне нужно поговорить с Сарром.

— О нас? — серьезно спрашивает Эрган.

— О нас.

Только тогда он ставит меня на землю, чему я несказанно рада, и к шатру мы возвращаемся, едва касаясь друг друга пальцами. Совсем как до нашей ссоры, как заговорщики. Мне нравится это чувство, и кажется, я действительно готова согласиться. Настолько, что кусаю губы, чтобы не ответить прямо сейчас.

— Я буду ждать твоего ответа. — Эрган отодвинул полог, чтобы пропустить меня внутрь.

Вместо ответа улыбнулась уголками губ (один из наших тайных знаков), и шагнула внутрь. Факелы рассыпали свет, тенями играли на ложе из подушек и покрывал. Сейчас покрывалами я почти не пользовалась, но когда мы двинемся в обратный путь, в северных краях Огненных земель временами не согреться даже под покровом всего, что сейчас убрано в сундуки за ненадобностью.

Сарранден стоял у зеркала, сложив руки на груди. Еще по-мальчишески нескладный, хотя будь все по-прежнему, он бы сейчас сопровождал отца на важные встречи и участвовал в переговорах. Увы, отца больше нет в живых, а причина того, что я решилась бежать, стоит передо мной. Если мне грозила исключительно таэрран и замужество с нелюбимым, брата клятый Горрхат в живых не оставил бы. Он — прямой наследник, а значит, всегда существует вероятность мятежа.

Существовала бы.

— Сарр, — подошла и тихо обняла за напряженные плечи.

Брат обернулся. Мы с ним совсем не похожи: его волосы как огонь, мои чернее южной ночи. Разве что россыпь веснушек на лицах одинаковая, напоминает о ранней весне в Ильерре. Когда во дворцовых садах летят лепестки, и даже в городе пахнет сочной, просыпающейся от сна природой и мягкой разогретой на солнце свежестью.

— Хочешь говорить о нем, да? — серьезно сдвинул брови.

Улыбнулась.

— Давай лучше поговорим о нас.

— О нас? — Огненные брови взметнулись наверх.

— Да, — я указала ему на кресло. — Пойдем.

Не представляю, что мне с ним делать. Особенно когда в нем проснется огонь, а я даже толком не смогу показать, как ему управлять стихией. Рука сама тянется к таэрран, но я ее отдергиваю. Смотрю, как брат опускается в кресло, а потом устраиваюсь на подлокотнике и указываю в зеркало.

— Смотри, — говорю ему. — Что ты видишь?

— Двух неудачников?

— А если подумать?

— Что тут думать, — буркнул Сарр. — Ты всю жизнь будешь прыгать через огненные обручи на потеху толпе, а я — загоны виарам чистить.

— Еще чуть-чуть повзрослеешь — и тоже будешь прыгать через обручи.

— Ха-ха, очень смешно.

— Зато мы семья. И мы живы.

— Ну да. Это радует.

— Меня — определенно, — я улыбнулась, но в этот момент под ворохом покрывал заворочалась маленькая горка. На наших глазах она двинулась в сторону подушек, наткнулась на них и остановилась, после чего поползла в другую сторону с невероятной прытью. Раньше, чем я успела подскочить, горка ударилась о стену шатра и заверещала: глухо, пронзительно.

— Диррхэм! — взвыл брат и ринулся к покрывалам вслед за мной.

Вместе с ним мы извлекли из груды тряпок растрепанного, пушистого виаренка, который едва-едва крылышки расправил.

— Уродец! — прорычал Сарр, хватая его за шкирку.

— Эй!

Я отняла перепуганного звереныша и прижала к груди. С черной мордашки на меня уставились два огромных ярко-голубых глаза. Виаренок ткнулся мне в подбородок огненно-горячим носом и жалобно взвиркнул.

— Вот ведь гаденыш! — произнес брат, но уже более миролюбиво. — Так и бегает за тобой.

Наша любовь с малышом началась в ту ночь, когда я помогала принимать роды у его матери. Точнее, тогда началась моя любовь: стоило мне увидеть черный комочек со слипшимися крылышками (он родился первым), я поняла, что пропала. В Ильерре у отца были прирученные виары, но с ними у меня не складывалось теплых отношений, а здесь… Я наведывалась в загоны в свободное время, и виари даже не пыталась оттяпать мне руку, когда я гладила это чудо. Потом чудо запомнило мой запах и стало прибегать ко мне. Засыпало на подушках, под подушками, в покрывалах — в общем, везде. Я уже договорилась с Наррзом, что выкуплю его, когда ему можно будет есть что-то кроме материнского молока, и когда будут продавать остальных виарят, его братьев и сестренок. Так что жить он будет со мной.

— А я и не против. Правда, Дири? — поцеловала виаренка между ушей.

— Дири?! — фыркнул брат.

— Ну да.

— Диррхэм!

— Это когда он вырастет, будет Диррхэм. А пока Дири.

— Звучит как имя для девчонки.

— Ты что-то имеешь против девчонок? — ткнула его локтем в бок.

— Эй!

В тот момент, когда брат собирался повалить меня в ворох покрывал вместе с бесценной ношей, полог шатра приоткрылся, и к нам заглянула Мархит.

— Теарин, тебя хотят видеть, — негромко сказала она. — Наррз.

— Наррз? — я приподняла брови. — Что-то случилось?

Мархит пожала плечами, но в ее глазах я уловила непонятный огонек. Предупреждающий и странный, от которого вдоль позвоночника ледяными искрами пробежала прохлада.

— Следи за Дири, — беззаботно улыбнулась брату, заслоняя женщину собой. Не хватало еще, чтобы он тоже этот огонек увидел. — Я скоро вернусь.

— Диррхэм! Его зовут Диррхэм!

Последнее до меня донеслось уже на выходе из шатра. Мархит бесшумно ступала по растрескавшейся от жары земле. Походка у нее была плавная, как у танцовщицы, когда-то она и была танцовщицей, но с возрастом решила заняться костюмами для выступлений и росписью лиц актеров. В ее густых черных как смоль волосах мерцали вкрапления серебряных нитей, смуглую кожу подчеркивала ослепительная белизна зубов, какой могли позавидовать даже самые знатные особы. Неудивительно, что Наррз в свое время потерял от нее голову и сделал своей женой. Теперь у них на груди красовались обручальные росписи, и у меня будет такая же, когда мы с Эрганом поженимся. Придется наносить ее поверх родового узора Ильерров, но он все равно уже никогда не оживет.

— Мархит, зачем Наррз хочет меня видеть?

— Я не могу сказать.

— Что значит — не можешь? Почему?

В ответ Мархит лишь отвернулась, давая понять, что разговор окончен и заставляя волноваться еще больше. Что владельцу могло потребоваться от меня в такое время? Особенно в ночь перед отправлением, когда все заняты сборами.

Шатер Наррза был освещен ярче, чем остальные. Он не терпел темноты, поэтому окружал себя факелами и лампами, благодаря которым стены превращались в театр теней. Я отметила плотно сколоченный стол, кресло, в котором сидел мужчина, и стоявшего рядом. Прежде чем успела подумать о том, кто пришел к Наррзу, Мархит уже отодвинула полог:

— Проходи.

Стоило мне шагнуть внутрь, как я замерла: пристальный взгляд вонзился в меня, распластав по тканой стене шатра. Это был тот же взгляд, что я чувствовала на арене —обжигающий, жесткий. В кресле Наррза расположился мужчина, иртхан, я почувствовала его еще до того, как сделала шаг. Огонь, что клубился в нем, напоминал вулканическую мощь, от которой на миг закружилась голова. Давно я не приближалась к тем, от кого бежала. Давно не чувствовала чужое пламя так яростно, отчаянно сильно. Пламя, которое пока что не отражалось в глазах: темных, как ночь.

— Теарин, — Наррз подскочил ко мне, — с тобой хотят переговорить…

— Пошел вон.

Тон, которым был отдан приказ, не оставлял ни малейших сомнений в родовитости говорившего. От пренебрежения и высокомерного взгляда меня передернуло, особенно когда владелец шатра вылетел за полог, плотно запечатав его с той стороны.

— Подойди.

Голос был жестким и хриплым, так мог бы рычать ураганный ветер в изломе полыхающего ущелья. Резкость его черт не сглаживала даже мужественность: излом губ, привыкших отдавать приказы и взгляд, как натянутая тетива арбалета, готового в любой момент ударить точно в цель. Понимая, что не подчиниться не имею права, тем не менее осталась на месте.