Исчадие ветров - Ламли Брайан. Страница 123
Она до сих пор не полностью пришла в себя, так что, когда впередсмотрящий попытался прохрипеть что-то с мачты «Савана», из «вороньего гнезда», то чуть не пропустила сообщение мимо ушей и, уж конечно, не поняла его с первого раза. Впрочем, шум на судне был сам по себе редким явлением (мало у кого из команды вообще имелись языки), так что через некоторое время выявился смысл косноязычного, отрывистого доклада:
— Что-то приближается с запада, о принцесса.
— Что-то? Что-то? — прошипела она, с трудом скрывая тревогу. У него что, мозги уже совсем сгнили? — Ты хочешь сказать: небесный корабль?
— Если да, то очень маленький, — донесся до нее шепелявый неуверенный ответ. — И парусов на нем нет, и к тому же мчится, как пушечное ядро!
Схватив подзорную трубу, Зура уставилась в ночное небо на западе, и тут же у нее захватило дух: уже в следующее мгновение Часы Времени стремительно надвинулись на нее, тут же резко сбавили скорость и остановились, повиснув в воздухе на расстоянии сабельного клинка от носа «Савана». А затем:
— Эхой, Зура! — раскатился по всей округе крик с диковинного судна (это был голос де Мариньи, усиленный средствами Часов Времени). — Прошу вашего позволения взойти к вам на борт.
Прищурив чуть раскосые глаза, она пристально всмотрелась в странный предмет.
— Эхой… раз уж так… Кто столь дерзко приближается к Зуре из Зуры и летает в небесах, которыми я владею единолично?
— У меня несколько иная информация! — возразил де Мариньи, и Часы Времени всплыли над фальшбортом, медленно продвинулись вперед и опустились на палубу. Он открыл дверь и вышел наружу — один. — Что касается моего имени, — теперь его голос звучал не оглушительно, а совершенно нормально, — меня зовут де Мариньи — Анри-Лоран де Мариньи. Еще некоторые называют меня Искателем.
— Искатель, говорите? — Зура нахмурила лоб. — Никогда не слышала о вас! — Она сделала шаг назад, сохраняя дистанцию между собой и Часами Времени; находившееся внутри скрывало от нее пурпурное зарево, растекшееся по палубе корабля. Отступление Зуры было вызвано вовсе не страхом; она всего лишь хотела выманить де Мариньи вперед, подальше от его суденышка, тем более что со всех концов ее корабля уже беззвучно собирались зомби.
Де Мариньи вполне мог заметить червивую команду и, конечно же, почуял ее приближение, но тем не менее шагнул вслед за хозяйкой и, чуть заметно передернув плечами, сказал:
— Я вовсе не рассчитывал, что вы слышали обо мне, но моя фамилия вам наверняка знакома. Этьен, мой отец, близкий друг Картера, короля Илек-Вада; там и находится, когда не занят исследованиями немыслимых измерений.
К этому времени он позволил подвести себя почти к самой двери личной каюты Зуры. Там принцесса смерти, успевшая разглядеть, насколько хорош собой, высок и силен на вид ее гость, приостановилась, положив руку на точеное бедро и зазывно выставив грудь; ее губы, обычно надутые в недовольной мине, сейчас изображали обаятельную улыбку.
— Ваш отец, говорите? — рассеянно бросила она. — Да, о нем я слышала. Мне говорили, что он великий сновидец. Что ж, а теперь…
За спиной де Мариньи зомби, сжимавшие в белых костяных, кое-где обтянутых почерневшей кожей руках сабли, взяли в кольцо Часы Времени. (Впрочем, их действия не остались незамеченными.)
— Я уже сказала, что ты дерзок, — негромкий голос Зуры звучал как воплощение греховности, — и, судя по всему, смел, как и твой отец — или очень глуп. Похоже, что в мире яви в последнее время расплодилось много смельчаков — и глупцов тоже немало.
— Зура, — сказал де Мариньи, подойдя ближе к ней, — я не из тех, над кем можно подтрунивать, тем более сейчас. Что касается глупости, то вы, пожалуй, правы. И сейчас я ищу еще двоих глупцов — но очень достойных, несмотря на это, людей, — которые находятся в большой опасности.
Но ею уже овладело любовное томление, и она почти не слышала его. Зрачки у нее сузились, как у огромной кошки; она облизала губы и уже готова была протянуть руку, чтобы скользнуть кончиками пальцев по твердому изгибу челюсти, стройной и крепкой, как колонна, шее, широко развернутым плечам. Зомби сомкнулись позади него и приставили к его спине сабли, так, чтобы он отчетливо ощущал отточенные острия клинков. И наконец:
— Что ж, Искатель, — соблазнительно вздохнула Зура, — мне кажется, что ты слишком много рассчитываешь найти за один раз. И вообще, что ты мог рассчитывать отыскать здесь? Разве тебе не говорили, что страна Зура это Земля Недостижимых Удовольствий и Невоплощенных Желаний — недостижимых и невоплощенных для всех, кроме Зуры из Зуры? — И она рассмеялась неожиданно грубым смехом и выгнулась всем телом, оказавшись так близко к нему, что он почувствовал вонь разложения, пробивавшуюся сквозь все благовония и духи.
Де Мариньи лишь улыбнулся — пожалуй, даже несколько сардонически, — продолжая пристально рассматривать ее; Зура обратила на это внимание, но неверно истолковала его взгляд и про себя одобрила его.
И, хотя ее мысли были заняты другими, более интимными вещами, она все же заставила себя поддержать разговор, чтобы превратить его во что-то вроде любовной игры.
— Почему бы нам не побеседовать наедине? У меня в каюте будет куда уютнее, — промурлыкала она. — И, кстати, кого же ты все-таки ищешь? Кто эти, как ты выразился, «достойные глупцы»?
— В прошлом жители мира яви, — сразу же ответил он, все так же продолжая улыбаться. — Мне сказали, что вы должны их хорошо знать. Их зовут Дэвид Герон и Элдин Скиталец.
Поведение Зуры сразу же резко переменилось. Она рывком выпрямилась, ее ноздри затрепетали.
— Герон? Элдин? Ты ищешь их? Зачем? Впрочем, все равно уже поздно — ведь их захватил Гадж. Герону больше не геройствовать, и Элдин подошел к самому концу своих скитаний. — Тут она снова немного успокоилась и добавила уже не резким, а скорее унылым тоном: — Гадж, который называет себя предводителем пиратов, — он похитил их у меня и, несомненно, попытался бы похитить и тебя, если бы знал, что ты здесь.
— Куда он их увез? — Тон разговора де Мариньи тоже изменился, его слова прозвучали резко, он будто выталкивал их сквозь стиснутые зубы. И весь напрягся, словно натянутая тетива лука, весь нетерпение, но не из-за того, что пыталась предложить ему Зура.
Почувствовав сопротивление, она выпрямилась еще сильнее и замерла, царственная, сияющая тусклым блеском, прекрасная — самое прекрасное воплощение злой красоты, какое только доводилось видеть де Мариньи.
— Ты не сможешь им помочь! — рявкнула она перекошенным ртом. — Ты всего лишь человек и один; так на что же тебе рассчитывать? И я не могла бы помочь им, даже если бы захотела, потому что у меня только один корабль. Никто не сможет им помочь, так что забудь о них! — Тут она схватила его за руку и приняла не столько зазывную, сколько угрожающую позу. — А теперь мы пойдем и ты будешь любить меня — любить так, как не любил никогда прежде, так, как не будешь любить никогда впредь, или я сейчас же отдам тебя своим зомби! Решай сам: ты все равно будешь любить меня — или живой, или твой свежий труп. Потому что будет только так и никак иначе, не сомневайся!
— А вот зря ты так уверена! — прокричал мелодичный, но яростный и, несомненно, женский голос.
— Что?! — гневно и удивленно выдохнула Зура. — Ты привез… ты осмелился привезти сюда другую женщину? Живую женщину? В этом… — Она указала трясущейся рукой на Часы Времени. — Тьфу на тебя, Искатель! Ты поплатишься за это жизнью, а потом я все равно заполучу тебя! — Де Мариньи почувствовал, как мертвецы за его спиной отпрянули и замахнулись саблями. — Что касается твоей женщины, которая прячется за этим пурпурным сиянием, — наверняка какая-нибудь потаскуха из мира яви! — то она угодила в сон, от которого не просыпаются! И мои зомби…
Но что должны были сделать ее зомби, так и осталось неизвестным.
Два тонких, как карандаши, луча света, настолько чистые и яркие, что глаз не смог бы точно уловить их оттенок, вырвались из циферблата Часов Времени и пронеслись по оживленным трупам, которые, стоя за спиной де Мариньи, уже готовились обрушить на него клинки. И там, где только что стояли скрипучие кадавры… поднялись в лунном свете столбы сухой пыли, кости рассыпались на весу, как хрупкий мел, затрепетали, утратив опору, клочья одежд, сабли с грохотом посыпались на палубу, а их хозяева обрели блаженное упокоение.