Исчадие ветров - Ламли Брайан. Страница 95

Часть первая

ДАЛЬНИЕ СТРАНЫ, СТРАННЫЕ СУЩЕСТВА

1. Борея

Кота’на, краснокожий индеец, словно вышедший из кадра фильма об освоении Дальнего Запада Америки, Кота’на, Хранитель Медведей, смотрел, как Морин играла с парой медвежат — каждый был уже больше нее ростом, — и только покачивал головой от удовольствия и восхищения. Мать медвежат, могучая Тукис, которая на задних лапах оказывалась вдвое выше человека, стоя рядом с хозяином в тренировочном зале, негромко ворчала и переминалась с ноги на ногу. Ее самец Морда, любимец Кота’ны, считавшего его лучшим из всех боевых медведей, сейчас отсутствовал — с отрядом своих соплеменников и, естественно, проводниками, он добывал у подножия плато мясной скот, который служил основной пищей и для людей, и для медведей. В кладовых мясные запасы могли храниться сколь угодно долго.

Но как же девушка играет с медвежатами! Без тени страха, заливаясь смехом, дергая их за уши, шлепая по носам, когда они валят ее с ног, а они наскакивают на нее, как щенята, с шутливым рычанием стискивают в неуклюжих объятиях, но никогда не кусают ее! Друг дружку — сколько угодно, так, что клочья шерсти летят, бывает, что и до крови, а вот девушку — никогда. И могучая медведица Тукис, кажется, тоже наслаждается происходящим, одобрительно фыркает и покачивается на лапах, а вот будь на месте этой девушки кто-нибудь другой, даже сам Кота’на… ну, ему никто не смог бы позавидовать!

В конце концов Морин изнемогла. Еле дыша, но продолжая так же звонко хохотать, она выбралась из-под бурно скакавших теплых меховых сугробов и прислонилась к стенке пещеры, чтобы перевести дух.

— Очень уж они большие стали! — сквозь смех выкрикнула она и тряхнула золотыми, длиной до плеч, волосами. — Они, наверно, и для мамочки своей слишком большие, да, Тукис? — И она закинула руку на шею громадной медведицы.

Тукис не была с нею согласна. Она негромко зарычала, мотнув головой, сбросила руку девушки, зашаркала к продолжавшим возиться медвежатам и, подняв тучу пыли, опустилась рядом с ними на пол. Теперь среди пещеры катался пусть небольшой, но все же внушительный белый холмик. Кота’на усмехнулся, еще минуту-другую смотрел на возню зверей, рядом с которыми (хотя он и не знал этого) даже их предки, самые крупные земные хищники, показались бы мелкими, а потом одним словом прекратил игру. Сейчас, когда он находился рядом, звери были совершенно свободны, однако оставить их на свободе без своего присмотра Кота’на не рискнул бы. Медвежата пребывали в возрасте самого ненасытного любопытства и готовы были обследовать все на свете. И конечно, медведица ни за что не бросила бы своих малышей в одиночестве. Нетрудно представить себе, каких безобразий может натворить эта семейка, если ей выдастся возможность безнадзорно погулять по бесконечным, вздымающимся на много этажей лабиринтам плато! Поэтому он прицепил каждого медведя за ошейник к закрепленной в стене цепи — привязи были довольно длинными и позволяли медвежатам и играть, и ласкаться к матери, — а потом отступил на пару шагов, чтобы звери сообразили, что их положение изменилось.

— Будет, будет… — промолвил он в ответ на возмущение, выразившееся в рычании, скулеже и громыхании цепями; неопытный человек не усомнился бы в том, что звери взбунтовались всерьез. — Пусть еще немного повозятся; лишняя усталость им только на пользу. Самое лучшее упражнение, какое я только знаю. Пусть они играют, а тебе я предлагаю прогуляться со мной на верхний балкон, посмотреть оттуда на Борею и поговорить. Ты не против?

Морин уже отдышалась; она выпрямилась во все свои шестьдесят четыре дюйма и принялась отряхиваться, не сводя при этом восхищенного взгляда со своего собеседника. Рослый бронзовокожий воин собирал блестящие черные волосы в два хвоста, ниспадавших на крепкие ключицы. На его голых руках и полуоткрытой груди красовалось множество шрамов, полученных в самых разных битвах. Кота’на был великим героем войн, которые народ Плато постоянно вел против волчьих воинов Итаквы и его Детей Ветров, деяния Кота’ны вошли в легенды, насколько это возможно для простого человека. В последние годы он воспитывал медведей для Хэнка Силберхатта, главнокомандующего всеми войсками Плато, и при этом был еще и другом Силберхатта, а уж выше этой чести обитатели Плато вряд ли могли что-то представить.

Как Морин разглядывала Кота’ну, так и он разглядывал девочку. Де Мариньи, человек (а может быть, и волшебник) из Материнского мира, подобрал себе прекрасную женщину. Она может родить ему много сильных сыновей.

Девушка была стройной и гибкой, как молодая ива, с большими ярко-голубыми глазами и кожей цвета светлого дикого меда. И еще ее окружала аура, тепло, в которое она облекалась, как в меха. Эту ауру лишь единожды сорвал с нее Итаква, темный скиталец меж мирами. Сейчас, когда на ней была коричневая куртка и брюки из мягкой кожи, она походила на мальчика; разве что казалась более хрупкой, чем был бы подросток. Однако ее ненаигранные благожелательность и очарование, ее юношеское изящество, пожалуй, вполне уравновешивались утраченной невинностью мировосприятия: Морин довелось видеть Шагающего с Ветрами в одном из худших его проявлений, а после такого невинный взгляд на мир не может сохраниться ни у кого.

Для человека увидеть беснование Итаквы — стать свидетелем его бездумных убийств — как раз и значило, что с него безжалостно срывают покров любых иллюзий, с какими невинный взирает на мир. Тем не менее она прошла сквозь все это и, вопреки шансам, складывавшимся отнюдь не в ее пользу, нашла себе спутника в лице Искателя, Анри-Лорана де Мариньи. Ведь Морин, хотя и смертная и хрупкая, как любое человеческое существо, несла в себе силу и могущество — она была свободным порождением самой природы и могла найти общий язык с любым порождением природы, где бы ни встретилась с ним. Таково было ее могущество, которое и позволяло ей так по-свойски обходиться с Тукис и ее медвежатами.

— Что ж, — кивнула она в ответ на предложение Кота’ны. — И о чем же мы будем говорить? Только, пожалуйста, не проси меня вновь рассказывать о Нуминосе и наших приключениях в ледяной пещере на Дромосе. Это было очень страшно, и мне очень хотелось бы выкинуть все это из памяти… — На секунды, которые понадобились ей, чтобы произнести эти слова, из широко раскрытых глаз напрочь исчезла ее всегдашняя веселость.

Было позднее утро; день стоял тихий и необычно яркий. Впрочем, слово «яркий» вряд ли подходит для Бореи, где, по сути, не бывает нормального дневного света; этот мир пребывает в постоянном полумраке, особенно его северные области. А ведь именно там и находится Плато, громадный улей, образовавшийся в источенном бесчисленными ходами скальном массиве, в приполярной зоне Бореи. Этот могучий каменный выступ с плоским верхом и почти отвесными стенами возник в незапамятные времена и сегодня остается единственным бастионом свободного народа Бореи, постоянно обороняющегося от Итаквы и подвластных ему Детей Ветров.

На балкон, о котором говорил Кота’на — один из многочисленных наблюдательных пунктов на стене Плато, — можно было попасть через проем, пробитый там, где пещеру отделяло от стены самое меньшее расстояние. В задней части балкона располагалась вырубленная прямо в стене широкая скамья, а спереди невысокий — всего по грудь — барьер отделял находившихся там от стофутовой пропасти, обрывавшейся прямо к заледеневшей каменной осыпи у подножия стены.

Там было холодно, то и дело с раскинувшейся на севере снежной равнины срывались холодные ветерки. Потому Морин не стала садиться, а все время прохаживалась по висевшему над бездной балкону, лишь изредка останавливаясь, чтобы присмотреться к какой-нибудь не замеченной прежде мелочи на полого уходившем вдаль белом поле. Кота’на же, невосприимчивый к холоду, как и большинство обитателей Плато, просто стоял с непроницаемым выражением лица, скрестив руки на груди.