За зеркалами (СИ) - Орлова Вероника. Страница 24

            - Эти семейные пары...они оказались бездумными глупцами, решившими, что справятся с такой ношей. Вы думаете, легко полюбить чужого человека? Даже если это ребенок? Не приласкать на час, на два, или даже на неделю. Не приходить в приют с едой и игрушками за порцией ощущения собственной значимости и благородства. Не баловать, одаривая его вещами, которые ему и не снились в тех трущобах, откуда его милостиво взяли, а полюбить?  Изменить свою жизнь под него. Лечить болезни, кормить, штопать его новые штаны, купленные на твои деньги? Выслушивать жалобы соседей, которых знаешь долгие годы, на абсолютного незнакомца, глядящего зверьком на тебя из своей комнаты...Вы знаете, мисс Арнольд, любовь к приёмному ребёнку недолговечна. Она заканчивается в тот момент, когда вы сами за руку приводите его в ваш дом. Чужого человека с чужими взглядами и поведением в ваш собственный мир. И в этот же момент начинается тот самый Ад. И он не лучше и не хуже Ада внешнего мира, о котором говорите вы. Он просто другой. Вас раздражает звук его голоса, вас тошнит от запаха его тела, даже если вы сами отмывали его полчаса назад. Вы отворачиваетесь, чтобы не видеть в его глазах своё искажённое презрением и злостью лицо. У вас вызывают панику его истерики...а они будут. Обязательно. Молчаливые или громкие. Они буду в любом случае, и куда страшнее и тяжелее, чем ваши собственные. Потому что вы, да, привели незнакомца, но привели его в свой мир. Мир, в котором вам знаком каждый уголок. А вот он оказался на чужой территории с чужими людьми, которые ждут от него...всего. Да, ждут послушания, ждут любви, ждут лёгкости, веселья и, несомненно, благодарности за то, что вы вытащили его из того болота. Он больше не бедный сиротка, достойный жалости, понимания и любви...теперь он просто враг. Теперь вас приводит в недоумение сама мысль о том, что вы можете полюбить своего врага. И он начнёт свою войну против вас. Он будет бить посуду и бросаться едой, хамить и отказываться слушать ваши нравоучения. Сколько бы лет ему ни было, он сумеет заставить вас сомневаться в собственной состоятельности. И вы будете его ненавидеть и за это тоже. Не верьте, что возможно полюбить сразу и безоговорочно чужого ребёнка. Особенно, если ему далеко не год и не два от роду. Вы в смятении, мисс Арнольд, потому что вы видели не только горе в тех домах, вы видели в них облегчение, но отказались объяснить его себе. Вы в смятении, потому что в вашей хорошенькой головке не укладывается, что люди могут сожалеть о добром поступке. Не укладывается, что они могут возненавидеть себя за него и этих детей за ненависть к самим себе. Самое сильное чувство у слабых людей - жалость к себе, Ева. Самое ничтожное...но они предпочитают упиваться им, погружаться в него с головой, как погружаются в дерьмо - закрывая уши, рот и глаза, отплёвываясь, ругаясь сквозь крепко стиснутые зубы, но опускаясь всё глубже и глубже. Вы в смятении, потому что жалеете убитых мальчиков, а может, всё же стоит признаться, что им повезло куда больше, чем десяткам других, вынужденных существовать в состоянии постоянной войны? Изо дня в день?

            - Повезло быть убитыми? Что за бред, Дарк? Ты знаешь, что эта тварь сделала с ними? Каким мучениям подвергла?

            - Я знаю всё, мисс Арнольд...и меня настораживает тот факт, что он проделывал это только с приёмными детьми. Так, будто он хотел избавить их от чего-то более страшного.

            - В таком случае он должен быть уверен, что помогает таким зверским способом. Он должен быть близок каждой из этих семей. Но они разного достатка, разного социального положения и взглядов.

            - Трое из них были из моего родного города.

            Его голос звучит глухо, а взгляд направлен на окно позади меня. Так, будто он смотрит на кого-то конкретного.

            - Из приюта, в котором недолгое время жил я.

            - Как ты оказался здесь?

            - Сбежал, - всё так же глядя мимо меня, и я медленно поворачиваюсь с мерзким ощущением страха увидеть нечто страшное, нечто необъяснимое - настолько пристально он смотрит туда, но натыкаюсь лишь на наши фигуры, отображённые на стекле.

            - Я долгое время рос в семье. Меня усыновили совсем маленьким.

            Смотреть на его отражение в окне, замечая, как склонил голову, теперь уставившись в пол и хмурясь, будто вспоминая. Не подбирая слова, нет. Мне вообще казалось сейчас, что он разговаривает не со мной, а с кем-то в тёмном отражении окна, потому что Дарк резко вскинул голову и посмотрел прямо в него.

            - Ты не знаешь своих родителей.

            Отражение зло ухмыляется. И у меня от этой страшной улыбки мурашки по коже, и кажется, я слышу, как барабанной дробью заходится сердце, истерически требуя отступить, увеличить расстояние между нами, только бы не ощущать этой ледяной пронизывающей тьмы в его глазах...И парадокс в том, что распахнутое окно передо мной, а я чувствую, как холод исходит сзади, оттуда, где стоит он.

            - Я знаю своих родителей. Но я с готовностью бы вспорол брюхо кому угодно, чтобы никогда не знать их.

            И закричать, когда неожиданно перед самыми глазами порывом сильного ветра захлопывается с громким стуком окно. Прижав руки к груди, туда, откуда от страха провалилось в желудок сердце, смотреть, как мужчина подошёл ко мне вплотную и, положив тёплые...такие удивительно тёплые большие ладони на мои плечи, склонился к уху, глядя на меня через отражение в стекле. И его взгляд...Господи, теперь в нём не было и толики тех эмоций, что замораживали всего мгновение назад. Теперь тьма в нём была горячей, обжигающим пламенем она струилась в отражении, подсвечиваемом фарами проезжающих автомобилей.

            - Теперь моя очередь задавать вопросы, мисс Арнольд.

            Хриплым шёпотом, прижимаясь так, что я чувствую спиной его грудь и дыхание, опаляющее мой затылок. Чувствуя, как отступает этот холод, стиснуть руки в кулаки, чтобы не опереться на него, жадно растворяясь в жаре его тела.

            - И я не настолько благороден, чтобы задавать вопросы о детях.  - его руки мягко сдавили мои плечи в успокаивающем и одновременно возбуждающем жесте, - Меня интересуете вы. И только вы, Ева.

По-прежнему смотрит через стекло, обдавая тихим, рокочущим шёпотом, от которого покрывается мурашками тело. Медленно водит носом в миллиметре от моей щеки, глубоко вдыхая запах моей кожи, и я сильнее впиваюсь ногтями в собственные ладони, молясь о том, чтобы он не увидел, как вытянулись соски, не услышал, как сбилось моё дыхание и ходуном пошла грудь.

          - Что именно тебя интересует?

            Мысленно ругая себя и прикусывая язык, потому что не собиралась задавать этот вопрос...и всё же не удержалась.

        - Расскажи мне о своей самой грязной, самой извращённой сексуальной фантазии, Ева. Расскажи в подробностях, так, чтобы я увидел её своими глазами.

            О, Боже...

ГЛАВА 11.Ева. Натан

Хотела развернуться к нему, но он удержал, сжав плечи и не позволяя двинуться. А потом вдруг губами прильнул к шее, и я застыла, ощущая, как проваливаюсь куда-то вниз. Застыла, судорожно выдохнув и стиснув пальцы так, что на миг подумала - сломаю.  Бесконечные мгновения оцепенения, пока влажный и такой горячий язык ласкает кожу, вызывая дрожь. И всё же прислониться вплотную к сильному телу, чтобы не упасть в ту бездну, которая под ногами разверзлась от нахлынувшей слабости. Не в силах оторвать взгляда от его рта на своей шее, выгнуться, когда ладони Дарка соскользнули вниз и накрыли бешено вздымающуюся грудь. Кончиками пальцев круговыми движениями через ткань платья...медленно, так медленно, что хочется зашипеть от досады, потребовать большего... и прямо сейчас...чертовщина какая-то. И тут же, словно услышав мои мысли, Натан сильно сжал грудь, и я застонала, закрыв глаза, чувствуя, как всколыхнулась в низу живота волна жара, опалила вены, наполнив их зажигательной смесью, только поднеси спичку - вспыхнет болью желания. Разрядами электричества под кожей на каждое жадное прикосновение его губ, и снова не успеть сдержать стона, когда вдруг резко, но нежно прикусил шею.