Тот случай между Илаем и Гвен (лп) - МакЭвой Дж. ДЖ.. Страница 47
Мы направились к выходу. Тайги оставался сидеть в своей сумке, ожидая, когда мы ее возьмем.
— Гвен! Гвиневра! — женщина за стойкой помахала нам.
Гвиневра остановилась, наклонив голову, стараясь вспомнить женщину с короткими каштановыми волосами и ореховыми глазами.
— Да? — ответила она, не узнавая.
— Это же я, Хлоя! Хлоя Дрейк!
Глаза Гвиневры едва не вывалились из орбит.
— Не может быть! — Она шагнула назад, еще раз окинув женщину взглядом. — Ты выглядишь потрясающе, Хлоя!
— Спасибо! Я сбросила сорок четыре килограмма с тех пор, как ты меня видела в последний раз.
Хлоя подняла руки. Гвиневра зааплодировала ей, затем повернулась ко мне.
— Илай, это моя школьная подруга, Хлоя Дрейк. Хлоя, это мой… парень, Илай Дэвенпорт.
Хлоя рассматривала меня, широко раскрыв глаза.
— Приятно познакомиться. — Я протянул ей руку, и она пожала ее.
— Это мне приятно, мистер Дэвенпорт. Добро пожаловать в Сайпресс.
Она протянула Гвиневре поводок Тайги. Пес лишь зевнул, облизывая носик.
— Твои родители уже ждут тебя снаружи.
— Спасибо, — поблагодарила Гвиневра.
— То есть, ты никому не сказала, что мы встречаемся? — прошептал я ей, когда мы направились к выходу.
Она покачала головой.
— Я сказала маме… поэтому, уверена, и папа в курсе. Я не знаю, что они думают по этому поводу. Предполагалось, что недавно я собиралась выйти замуж за другого.
Эта мысль не давала мне покоя.
— Себастьян нравился им?
Как бы я хотел, чтобы этот человек просто исчез вместе со всеми воспоминаниями!
— Они не были от него в восторге. Думаю, они ясно видели то, чего не замечала я. Мне кажется, ты им понравишься.
— Никакого давления!
Мои мама и брат уже любили ее. Интересно, будут ли ее родители так же относиться ко мне?
В ту секунду, когда мы ступили наружу, все, что я мог видеть, — это высокие темно-зеленые деревья, вокруг которых росла еще более зеленая трава и полевые цветы. В некотором отдалении в бело-голубом облачном небе возвышалась гора. Ни одно здание не было выше деревьев. Картина местности, казалось, сошла со страниц какого-нибудь журнала о природе или, по крайней мере, с заставки обоев для компьютера. Здесь было очень красиво!
— Гвен!
Мы оба развернулись направо. Тайги вывернулся из ошейника, помчавшись на всех парах к рукам пожилого мужчины, и тут же принялся облизывать его лицо.
Ее отец был примерно одного роста со мной, может быть, на пару сантиметров выше. Его кожа была загорелой, черные с проседью волосы коротко подстрижены, лицо гладко выбрито. На шее висело ожерелье из бусин со стрелой.
Стоявшая рядом с ним миниатюрная женщина с черными волосами до плеч и гладкой коричневой кожей притянула Гвиневру в свои объятия, целуя ее в щеки.
— Добро пожаловать домой, дорогая, — приветствовала она, не в силах выпустить дочь из своих рук.
Она выглядела молодо для того, чтобы быть ее мамой. Гвиневра была почти на пятнадцать сантиметров выше мамы, чем, очевидно, пошла в папу.
— А это, должно быть?.. — Отец кивнул в мою сторону, поглаживая шерстку Тайги. Его темные глаза внимательно изучали меня с головы до ног и обратно.
— Мам, пап, это доктор Илай Дэвенпорт, мой парень. Илай, это мои родители.
Прежде, чем я успела сказать хоть слово, отец продолжил:
— Достаточно быстро вы оправились, не так ли? — он посмотрел на Гвиневру.
— А ты бы предпочел, чтобы я каждый день до конца своей жизни, не переставая, ревела и тоннами поедала мороженое?
— Не обращайте на них внимания. — Ее мама взяла меня под руку. — Добро пожаловать в Сайпресс, Илай. Надеюсь, перелет не был тяжелым. Гвен страшно боится высоты.
— Спасибо, мэм, и нет, все было прекрасно, мы просто болтали на протяжении всего перелета. Я немного волновался по той причине, о которой заговорил ваш муж. — И я обратился напрямую к нему: — Приятно познакомиться, сэр.
— Мне он не нравится. Городской пижон! Я даже по запаху это чувствую. Пойдем, Тайги. — Отец нахмурился и повернулся, уводя Тайги.
— Пап, не смешно. — Гвиневра пошла вслед за ним.
Мама рассмеялась над ними и, держа меня за руку, повела к их грузовичку.
— Надеюсь, Гвиневра вам искренне нравится, Илай, потому что он планирует вас помучить. После всего, что случилось, у него нет доверия ни к одному из мужчин, которые окружают его девочку.
Ну что же, похоже, это будет веселенькое времяпрепровождение!
— Нравится, она мне очень нравится, — ответил я, остановившись недалеко от машины и наблюдая, как Гвиневра и ее отец разговаривают о чем-то.
Он притянул ее к себе и обнял одной рукой. Конечно же, она не могла долго сердиться на него, хотя и очень старалась быть обиженной.
— Да, мэм. На самом деле нравится. Не уверен, что именно рассказала вам Гвиневра, но мне лучше сразу открыть все карты. Это с моей невестой сбежал ее жених. Будете ли и вы меня мучить после этого?
Она улыбнулась.
— Думаю, время покажет. И потом, вы же здесь на все выходные?
Я не был до конца уверен, во что ввязался.
Гвиневра подошла ко мне.
— Я прошу прощения за него, просто… ну, в общем, он такой. Мы можем ехать. Ты когда-нибудь ездил в открытом кузове грузовика?
— Все нормально, и нет, я там никогда не ездил.
Что бы ее отец ни задумал против меня, мне было все равно.
Гвиневра
— Ух ты! — шептал Илай по мере нашего удаления от аэропорта Сайпресс.
Мой дом, как и большинство здешних домов, находился в лесу. Дорога с обеих сторон была окаймлена толстыми, покрытыми мхом ситхинскими елями. Он смотрел на них, задрав голову так, будто мы путешествовали в каком-то необычном параллельном мире. В некотором смысле это было правдой. Солнце находилось над верхушками деревьев, и все вокруг сияло. Это было…
— Место абсолютного покоя в мире хаоса, — произнес он, не отрывая взгляда от неба.
— Только что хотела тебе об этом сказать. Как ты узнал?
— Однажды ты сама сказала об этом в одном из интервью. — Он оглянулся на меня. — Это было написано в статье для «Форбс». Тебе задали вопрос, нравится ли тебе Нью-Йорк, и ты ответила, что нравится. Но ты все равно скучаешь по Сайпресс, потому что для тебя Сайпресс — это место абсолютного покоя в мире хаоса. Я тогда этого не понял, но теперь не могу не согласится.
— Илай, то интервью было почти четыре года назад.
— Да, — он усмехнулся, больше над собой, взял мою руку и замолчал.
Я пожала его руку и улыбнулась.
— Я так и вижу, как ты гуглишь мое имя.
— Нет, тогда мной двигало не желание преследовать. Это было после нашей дискуссии в Нью-Йоркском Университете. Я видел, что все студенты были буквально влюблены в тебя, и хотел понять причину. Потом ты показала мне свою галерею, и мне захотелось узнать, что думают другие.
— О, нет, — застонала я. — У меня было несколько по-настоящему ужасных отзывов.
— К черту Джефри Карлайла из «Нью-Йорк Таймс!» Только мужчина без сердца может критиковать твои работы.
Я захохотала.
— Это же слова мистера Д’Амура о тебе!
— Я не был критиком, я был только… — он пытался подобрать слово.
— Критиком?
— …необразованным, и ты вряд ли можешь винить меня за это. Как только я научился отличать кисточку для рисования от холста, понял, что ты реально талантливая… И не надо так довольно лыбиться.
Он наклонился ко мне, хохоча, и положил голову мне на колени.
— Если хочешь правду: впервые увидев твои картины, я был эмоционально взволнован, и ты до сих пор заставляешь меня испытывать сильные эмоции.
— Эй, куда это подевалась его голова? — заорал отец.
Илай тут же выпрямился, а мне захотелось выпрыгнуть из машины.
— Пап!
— Извините, сэр. — Илай удержал меня на месте, когда я уже хотела повернуться к мужчине, сидевшему на переднем сиденье и посвистывавшему, как ни в чем не бывало. Как будто не он только что убил момент прекрасной душевной близости.