Ловушка для Ангела (СИ) - Дмитриева Марина. Страница 13

— Суд объявляет перерыв.

Запротестовала:

— Нет, не надо. Я-я могу продолжить.

Зачем растягивать эту муку? Пусть все закончится сегодня! Да и Глеба Георгиевича может разозлить промедление. Не смотри на Евдокимова, Лина, не смотри. Тебе нет никакого дела до Андрея Тимуровича, ты его даже не знаешь толком. Он просто посторонний. Подумаешь, судьба, точнее, ты в её лице, поступает с ним жестоко. В мире случается куча несправедливостей, я же не могу каждую из них оплакивать. За то незначительное время, которое мы были вместе, он не мог стать для меня близким. Не мог?! Ха, Лина, ха… У тебя внутри ЕГО ребенок! Куда уж ближе.

— Продолжайте, — мягко проговорила судья.

— Андрей Тимурович периодически прихлебывал из бутылки бренди, и говорил разные пошлости: «Раздвинь ножки, шлюха, покажи мне сиськи!» А когда я не делала того, что он велел, отпускал мне затрещины.

Зал снова возмущенно загудел, заставляя почувствовать себя последней гадиной.

— П-потом Евдокимов повалил меня на кровать и… Было очень больно. Я просила его отпустить, Андрей Тимурович лишь смеялся, а когда я, вырываясь, ногтями поцарапала его, совсем озверел, и начал избивать, — всхлипнула. — Он поломал мне ключицу и очень сильно ударил в глаз. Потом почти две недели видеть не могла. Андрей Тимурович вел себя очень грубо, постоянно кричал, а я плакала, потому что рука очень болела, но мои просьбы и слезы его не останавливали, он продолжал двигаться внутри. Это было очень мучительно и противно.

Передернула плечами, словно мне даже вспоминать об этом отвратительно.

— И еще Андрей Тимурович шептал, что если я буду хорошей девочкой, то он устроит меня на работу. Но сначала мне нужно научиться быть послушной и исполнительной.

Мою речь прервали аплодисменты. Это Евдокимов захлопал в ладони, отдавая дань моему театральному таланту. На красивом лице устрашающей маской застыли злость и презрение. Не смотри на него, Лина, не смотри… Отвела взгляд. Играла, видимо, я, в самом деле, неплохо, у большинства находящихся в зале глаза были на мокром месте. Все жалеют бедную маленькую девочку, бедную маленькую, точнее, большую пребольшую врушку. Боже, какая я мразь!

— Подсудимый, прекратите так себя вести! Вы проявляете неуважение к суду!

Меня опять скрутило в приступе плача.

— Ангелина Алексеевна, вы можете продолжать?!

— Д-даа, могу…

— Когда Ан-ндрей Тимурович уснул, я нацепила на себя его рубашку и выбежала из квартиры. Даже сумочку забыла.

Замолчала.

— У вас все, Ангелина Алексеевна? — опять-таки участливо спросила судья.

— Д-да…

— Теперь стороны могут задать потерпевшей уточняющие вопросы.

Первым ко мне подошел прокурор — дядечка лет сорока пяти, немного полноватый и совершенно седой. То ли отпечаток нелегкой работы, а может, просто природная особенность.

— Ангелина Алексеевна, уточните, пожалуйста, какое количество насильственных половых актов состоялось между вами и подсудимым?

— Сначала у нас и вовсе не было н-никакого акта. Он грубо трогал меня везде, бил, кричал, чтобы не зажималась, терся о мое тело, положил руку на с-свой… приказал ласкать его… и так кончил. А потом, немного передохнув и еще выпив, Евдокимов потащил меня на кровать и там уже… — замолкла.

— Вы оказывали ему какое-то сопротивление? Просили остановиться?

— Д-да, я постоянно просила, чтобы он меня не трогал, говорила, что боюсь и не хочу. Только он смеялся, совершенно не обращая на это внимание. Мой плач, кажется, лишь сильнее злил и раздражал Андрей Тимуровича. Он много выпил, а самое главное, наверное, привык, что ему все доступно. Евдокимов не слышал, не воспринимал слова «нет». З-за каждое «нет» я получала удар. Так что сопротивляться было очень больно. Н-но я пыталась, а Андрей Тимурович выкручивал мне руки и твердил: «Будь со мной хорошей послушной девочкой и тогда я обеспечу тебя работой, деньгами, тряпками и, возможно, даже собственную машину подарю, только раздвинь перед папочкой ножки». Я-я не могла быть послушной, так, как он хотел. Его прикосновения казались мне омерзительными…

Поёжилась, так хорошо вошла в роль. Еще бы, ведь на месте Андрея, я представляла совсем другого человека, настоящего мучителя и насильника в моей жизни.

— Евдокимов просто свирепел от моего сопротивления.

Аплодисменты снова разорвали взволнованную тишину судебного заседания, заставив меня вздрогнуть всем телом. С каждым разом я играю все лучше и лучше. Мразь, лживая гадина, слезы опять побежали из глаз.

— Подсудимый, еще раз повторяю, если не хотите, чтобы судебное заседание проходило без Вас, то ведите себя прилично.

— Ну-ну, успокойтесь Ангелина Алексеевна, все уже прошло, — поспешил утешить «бедную» плачущую сиротку прокурор. — У меня нет больше вопросов.

— А вот у меня множество вопросов, — со стула поднялся адвокат Евдокимова, красивый представительный блондин, примерного одного с ним возраста.

— Скажите, пожалуйста, Ангелина Алексеевна, вы почти два года работали на кафедре филологического факультета нашего университета и как-то справлялись все это время с финансовыми трудностями, почему же вдруг решили поменять работу?

— Мне было очень трудно, я продала всё ценное из дома, даже мамино пианино, но все равно мы с братом еле сводила концы с концами. Я хотела продолжить бабушкину династию, пыталась. Но потом в какой-то момент поняла, не могу больше, эти постоянные денежные проблемы… Брат уехал на заработки в Краснодар, хотел выручить немного денег, его тяготило, что он живет за мой счет. А меня тяготила разлука с ним. Вот мне и бросилось объявление в глаза: «Требуется личный помощник, с прекрасным знанием английского языка».

— Расскажите, пожалуйста, по какой причине вы были уволены в первый же день работы в компании «Новотекс»?

— Н-не знаю, этот вопрос, наверно, лучше адресовать Андрею Тимуровичу. Как я поняла, у них был какой-то конфликт с Лихолетовым — руководителем по связям с общественностью. Вот и попала под горячую руку.

— Вы сказали, что потом случайно встретились с моим подзащитным в ночном клубе?

— Д-да.

— Поясните суду, о каком клубе идет речь?

— Ч-часы, — заикаясь произнесла я, моментально почувствовав подвох.

— Но это дорогой ночной клуб. Откуда у такой бедной девушки, коей вы перед нами пытаетесь предстать, деньги для посещения подобных заведений? Особенно это актуально, поскольку вы туда пошли уже после увольнения из компании «Новотекс». А как же экономия?

Серые глаза адвоката и темные глаза его подзащитного острыми шипами напряженной заинтересованности воткнулись в меня. Вот ты и попалась на вранье, Ангел! Как теперь будешь выкручиваться?! Тело еще сильнее заколотило, и я отчего-то опять начала задыхаться. Судорожно глотнула воздух. Тошнит, как же меня тошнит от самой себя.

— Вам плохо? — слегка иронично произнес Владислав Юрьевич.

Дыши, Лина, дыши.

— Нет, нет, не плохо. Мне брат прислал денег, он устроился работать в одно популярное казино краснодарской игорной зоны. Мы с Данилом очень дружны, после смерти родителей и бабушки остались совершенно одни, во всем себе отказывали. Он хотел, чтобы я немного развеялась, порадовала себя, потанцевала, кроме того, я получила компенсацию за неиспользованный отпуск на прошлой работе. Съездить куда-то отдохнуть этих денег вряд ли бы хватило. Но как-то расслабиться хотелось. Я очень люблю танцевать, восемь лет занималась танцами. Кроме того, мы с Варей только за вход заплатили, дорогой алкоголь не покупали, еду и вовсе не заказывали. Мы пришли туда потанцевать.

Надеюсь, Варька не выдаст, ведь я ей совсем другую сказочку поведала. А еще плакала, разыгрывала и перед ней бедную сиротку, просила о том, чтобы она не рассказывала о моем поведении в коридоре ночного клуба. Надеюсь, никто не снял наши зажимания на телефон. Глеб Георгиевич сказал, что я выбрала удачный угол, камер там не было. Ну а подружка, конечно, меня поддержала, сказав: «Что даже если я с ним целовалась, это не дает никому права так жестоко поступать — избивать и насиловать». Я всем вру, всем плюю в душу, даже лучшей подруге…