Журавль в ладонях (СИ) - Гейл Александра. Страница 33

— Однажды мы с тобой согласуем отпуск и отправимся вместе в Лондон, — тихо говорил Новийский, перебирая волосы, которые я по его совету начала отращивать. Негоже истинной леди стричься чуть ли не под мальчика. — Ия тебе все-все там покажу. Где мы были, где гуляли, куда предпочитали водить девиц…

Я знала, что он говорит это с намеком. Не знаю, по какой такой причине, но меня ничуть не беспокоило его прошлое. Потому что каким-то непостижимым образом чувствовала себя… единственной. Знаю, что бред, что Сергей постоянством в браке не отличался, но и я не была пустоголовой Юлией. Я знала, что ему интересна. Ему нравилось со мной говорить, возиться, учить новому. И, если вдуматься, а ради чего мне было сопротивляться, если рядом был человек, явно желающий добра и способный вывести мою жизнь на принципиально новый уровень? Черт, сейчас придет какой-нибудь психолог и скажет, что это отношения компенсации отсутствующего в моей жизни отца, но вот не все ли равно, если я чувствовала себя счастливой?

— Ты был женат и зажимал какую-то белобрысую негодяйку в кабинете. Но я тебе это не припоминаю. Ьбке одно это намекает, что давить на мою ревность бесполезно, — отмахнулась я.

— А жаль, — хмыкнул Сергей. — В любом случае, Лондон ты полюбишь. У вас с ним на двоих одна мрачность.

— Хватит уже, — закатила я глаза.

— Ты правда мрачная, не отрицай, — продолжил подтрунивать. — Но в этом есть своеобразное очарование. В Лондоне. И в тебе.

— Вот надо всегда все испортить? — фыркнула я и попыталась вывернуться.

Избавиться от цепких лап Новийского не вышло, я лишь оказалась намертво и весьма недвусмысленной прижатой к его груди.

— И все равно: ты очень мрачная, — не отступился Сергей, нагло улыбаясь мне в лицо.

Не сдержавшись, я потянулась к его губам. Но только мы вошли во вкус, как в коридоре раздались шаги. Я застыла, а Новийский тяжело вздохнул, без труда догадавшись, что гость умудрился обломать весь намечающийся кайф.

— Это он куда? Ты что, ключи ему оставил?! — спросила я, услышав звук запирающейся двери.

— Только на сегодня, — сдержанно ответил Сергей.

— Что?! — возмутилась я. — Ты не можешь раздавать ключи всяким… пока я живу с тобой!

— Хочешь идти и запирать за ним дверь? Он еще к утру вернется, между прочим,

— фыркнул Сергей.

— Ты… — слов не подбиралось. — Так, это возвращает нас к вопросу: куда он так спешно намылился?

— Уль… — застонал Сергей.

— Новийский! — в тон ответила я.

— Так, во-первых, я ничего об этом не знаю и знать не хочу. Идет? Краем уха слышал, и не больше.

— О боже, — вздохнула я, предчувствуя сенсацию века. — Продолжай, — угрожающе добавила.

— Какая-то ерунда с элитными клубами и девицами. Петр это дело любит. И еще раз: я ничего не знаю и не имею желания в это дело лезть.

— О боже! — повторила я куда эмоциональнее. — Так ты про гонорею не шутил?! И этого человека ты привел в дом, где живу такая вся мрачно-целомудренная я?!

Вы не представляете, как хохотал Новийский. Не успокоился даже после нескольких ударов подушкой.

— Он мой друг, Уля. Человек небезупречный, но очень нужный. И, между прочим, обладает великолепной чертой характера — не любит судить.

— Ну уж куда ему, — фыркнула, скрывая то, что удар попал в цель. Сама я любила, порой, ярлыков навешать. — С гонореей-то судить еще!

Утром Петр действительно сидел на кухне с чашкой кофе. И выглядел так, будто не занимался никакими непотребствами. Говорил как обычно, предельно культурно, невинно. Даже не подозревал, что я раскрыла его секрет. И только до крайности веселый взгляд Сергея доказывал, что мне ничего не приснилось. Когда Петр изволил уехать, я пересчитала все комплекты ключей и постирала не только постельное белье, но еще подушку с одеялом, и даже чехол на матрас. Дважды. А то мало ли!

Ваня возвращался в Петербург двадцать четвертого мая, поездом. Это событие сделало практически невозможное: собрало нашу почти распавшуюся компашку. Я передала новости, и как-то все тут же подхватились. Все скучали друг по другу, а точнее непринужденности, которая была между нами, пока Ваня был в Петербурге, и которая исчезла за прошедшие два года. Даже Катерина вызвалась нас поддержать. Даже то, что поезд прибывал ночью никого не остановило. Рита, Ира, Егор, Лона, Катерина и я — все вызвались приехать прямо на вокзал.

Когда я рассказала об этом плане Новийскому, разговор вышел напряженным. Получилось тройное комбо: Ванька, вокзал ночью, да еще МЧС передали рекордное количество осадков плюс грозу. Но он не стал возражать, и я понадеялась, что обойдемся без эксцессов. В конце концов, я не скрывала, что мы с Гордеевым-младшим переписывались и пытались сохранить дружеские отношения. Просто не подчеркивала, потому что… ну, мне было бы неприятно, если бы Сергей рассказывал о какой-нибудь женщине из его прошлого. Не жене, отношения с которой разрушились невосстановимо, а другой, важной, пропавшей из жизни под влиянием обстоятельств.

Единственное, о чем Сергей попросил: сопроводить его вечером на фуршет, и отъезжать уже оттуда. Это стало стандартной практикой и давно перестало напрягать. В их среде было принято приходить на некоторые мероприятия с подругами или супругами, и за прошедшие месяцы я научилась «предоставлять эскорт-услуги». Кстати, эта моя злая шуточка ужасно бесила Сергея. Стоило мне это сказать, как он начинал заметно нервничать. Явно вспоминал времена, когда я воспринимала просьбу присоединиться не слишком… покладисто.

Разумеется, я согласилась пойти на фуршет, но, собираясь, взглянула в зеркало и неожиданно поняла, насколько сильно изменилась за прошедшие два года. Отрастила волосы (по подбородок), научилась носить платья и давно перестала падать с каблуков… В порядке компенсации, вдела в уши подаренные Поной аквамариновые серьги (читай, я все та же), к маленькому черному платью они подходили, да и туфли в цвет имелись. Надену плащ, и никто даже не догадается, что под ним официальный наряд. А туфли… ну подумаешь, туфли. Они были и в первую нашу с Ванькой встречу.

Сергею хватило ума и такта не устраивать из моего отъезда представление. Поцеловал в щеку, попросил не пропадать. Мне казалось, что время я рассчитала правильно, но из-за дождя вызвать такси оказалось сложно, да и каблуки скорости не способствовали. В общем, когда я явилась на перрон, поезд уже вставал в тупик.

— Ну ты даешь, — выдохнула Лона, покосившись на меня. — Едва не опоздала.

В отличие от меня, она оделась тепло и практично.

— Это все дождь, — сделала я глубокий вдох, переводя дыхание. — Только на пятый вызов машина приехала.

Ждать вообще не пришлось: проводники сразу открыли двери вагона, и люди хлынули наружу. Ванька, видимо, тоже к нам спешил, так как выскочил в числе первых.

— Мне кажется, я вижу, — первой заметила его Иришка. — Эй! — запрыгала и замахала руками.

Ваня шел бодро, закинув сумку на плечо, будто не трясся в неудобном вагоне больше суток. Он тоже радостно помахал, и мои губы сами собой растянулись в улыбке. Внезапно вспомнилось, что мы все обожали этого парня в первую очередь за позитив. Дождаться, когда Ванька подойдет, не оказалось сил, и ребята дружно двинулись навстречу. Я тоже была рада и счастлива, но на каблуках по выбоинам перрона ковыляла едва-едва. Да и трусила немножко: откуда быть знать, что я почувствую рядом с человеком, который был когда-то моим?

Ирка собиралась повиснуть на Ванькиной шее первой, но Катерина буквально снесла ее в сторону. Она обнимала Гордеева-младшего так прочувствованно, будто потерянного родственника. А с другой стороны, кто был ближе? Разве что Сан Саныч, но тот сказал, что предпочтет приготовить к приеду любимчика горячий чай и мягкую постель. А тащиться в дождь на вокзал — удел молодежи. Вот и выходило, что самым-самым близким человеком Ивана Гордеева оказалась секретарша отца… Горько-то как!