Синичка в небе (СИ) - Гейл Александра. Страница 21

Художественный салон представлял собой именно то, что можно увидеть в американских фильмах, где есть открытие той или иной выставки, с одной лишь разницей: единственным его посетителем была я. Стоило войти, как звякнул колокольчик, а мужчина-метросексуал взглянул на меня над стеклами очков в роговой оправе и едва заметно вздохнул, безошибочно оценив тяжесть кошелька посетительницы. Однако от этого хозяин не стал менее вежлив, что в моих глазах добавило ему сотню очков. Он мягко и почти бесшумно подошел ко мне и поинтересовался целью визита, а я удивилась: вблизи художник напоминал представителя секс-меньшинств, в отличие от того же Новийского. Неужели Юлии это нравилось?

Включившись в игру, я пожаловалась ему на жизнь тяжелую, повторила состряпанную Ванькой легенду и попросила такую малость в беде, как телефон. Художник особым сочувствием не проникся, но в просьбе не отказал, а большего мне и не требовалось. И любезно, уже куда более охотно позволил полюбоваться шедеврами.

Очень скоро завязался диалог. Так и планировалось, ведь мы ждали прихода будущей бывшей жены политика. Новийский снова, даже без напоминания с нашей стороны, включил ее GPS, и она все еще не заметила. Поэтому мы точно знали, что Юлия еще не появлялась у художника и был смысл караулить сколько угодно. И поначалу я переживала о том, не будет ли мое затянувшееся пребывание в салоне выглядеть странно, но, как оказалось, творческий человек мог говорить о себе вечно.

— Понимаете, Ульяна, если талант у человека есть, это видно сразу, — вдохновенно вещал он. — Не бывает иначе. Некоторые годами рассказывают всевозможным пиар-агентам, что они такие замечательные, но, увы, непризнанные. Однако искусство нуждается в словах или подтверждениях! Не нужно заступаться за картину, понимаете? Она сама все скажет за себя.

Я, конечно, усердно кивала, а мысленно закатывала глаза. Эдак, получается, процесс обучения совершенно неважен. Если ты рожден гением математики, то с пеленок знаешь, что квадрат разности равен сумме квадратов минус удвоенное произведение. К чему тут какие-то доказательства? Наверное, мне было очень далеко до творчества, несмотря на образование в эпистолярной сфере. Этот человек отвергал трудолюбие как таковое.

— Я выставлялся в Нью-Йорке, понимаете? — продолжал вдохновенно мужчина.

— Было тяжело начинать все с нуля здесь, да еще на такой неплодородной почве!

— и театрально прикрыл глаза.

— Наверняка здесь сложнее, — посочувствовала я почти искренне, а сама мысленно съязвила: «уж наверняка, но что тогда было возвращаться?»

К счастью, именно в этот момент хлопнула дверь, и на пороге появилась наша цель.

— Юленька! Дорогая! — тут же подхватился художник. — Ох, простите.

«Юленька» окинула меня совершенно безразличным взглядом и сообщила, что она на пару минут, ей нужно спешить. Разумеется, мужчина повел ее в помещения для персонала, а я, словно разглядывая картины, подкралась поближе и включила диктофон, выданный мне Ванькой. В принципе, мой соучастник обещал, что прибор, которым меня снабдили суперчуткий, с подавлением шумов, а с помощью программы можно будет вытянуть звук на достаточный для восприятия уровень, но я все равно подошла почти к самой двери помещения для персонала, боясь рисковать. Ванька уверял меня, что создал прибор собственноручно, что он очень хорош в радиоэлектронике и так далее, но я все равно опасалась. Второй такой шанс нам бы не представился.

Разумеется, как в лучших законах жанра, дверь открылась совершенно внезапно, и меня застукали с поличным, пришлось сделать вид, что приехал мастер, и я хотела поблагодарить за гостеприимство перед уходом. К счастью, я на воровку не была похожа, Юлия меня никогда раньше не видела, а художник не походил на вышибалу, готового сносить с плеч головы. Однако уезжали мы с Ванькой очень быстро — опасались, что Юлия его увидит.

И все же, как бы то ни было, оставалось ждать. Даже без дополнительных обработок сигналов я слышала у дверей фразу: «если муж о нас узнает — мне конец». Ничего более обнадеживающего не следовало и ждать.

Глава 6

Не знаю, почему я рассчитывала, что в день окончания испытательного срока Гордеев вызовет меня с самого утра и сообщит о решении, но прогадала: вместо этого в конференц-зале собрался совет директоров, и начальник пропал с концами. У меня же в процессе было только одно задание: дело Шульцева. Папку Олеси Александровны я сдала сразу по требованию начальства, и так и не получила ответной информации. Данные о Юлии Новинской и ее романе (который полностью подтвердился по факту расшифровки записи), были также переданы Гордееву для принятия решения. И о них тоже не поступило вестей. Оставалось одно: позвонить Новийскому и узнать, не передумал ли он выступить за нас в суде. Этим я и занялась, вот только секретарша Сергея наотрез отказалась меня соединять… раз пять за утро. Отговорки находились разные и очень уважительные, но список был настолько полон, что я подозревала в ее отношении месть за прошлый визит. В общем, врала она плохо. Если уж на то пошло, Катерина дала бы ей сто очков форы. Но бесило меня даже не это! Присмотритесь: в последний день моего испытательного срока все задания, кроме одного, были выполнены, а новых не поступало, и связаться с Новийским я не могла. То есть все это смахивало на заговор перед увольнением! Или на последнюю из проверок.

После обеда, во время которого меня старались игнорировать даже более тщательно, чем Иришку в отчетный период, я, не выдержав, схватила с вешалки пальто и сообщила ошалевшей Катерине, что направляюсь к Новийскому. Да, я сомневалась, что у меня выйдет проделать тот же трюк, что и у начальника, а именно прорваться сквозь голкипера команды противника и не получить за это по шапке, но разве попытка сохранить работу того не стоила?

Вспоминая деньки курьерской службы, по эскалатору я пробежалась, запрыгнула в вагон метро после того, как загорелся запрещающий сигнал, пролетела по подземке даже не глядя на таблички выходов прямо к зданию департамента финансов. Зная меня в лицо, охранник и не подумал озадачиться целью визита. Это сыграло на руку, так как я влетела в приемную на манер Гордеева, собираясь высказать секретарю все, что думаю, и заставить ее меня пропустить… но той не было на месте. Поэтому я просто постучала в дверь кабинета Новийского и вошла, не дожидаясь разрешения.

Картина, которую я там застала, надолго въелась в память: Сергей Афанасьевич прижимал к себе какую-то белобрысую девицу, причем явно не жену. Несколько секунд я соображала, не находя слов, а они, смущенно откашлявшись, отошли друг от друга не безопасное расстояние.

— Простите, вашей помощницы не было, и я… — начала я сбивчиво, решив, что это единственный приемлемый вариант приветствия в нашем случае.

— Заходите, — велел Сергей. — Но в следующий раз не мешает дождаться разрешения.

И вот мне снова указали на невоспитанность. Только на этот раз после того, как я поймала своего «учителя» на измене жене. Диссонанс был настолько явный, что даже сам Новийский мрачно на меня взглянул, не решаясь развить тему. Ну а мне это было только на руку.

— Простите, — ответила я без толики раскаяния, и Новийский нахмурился еще больше. Должно быть, слишком отчетливо прозвучало осуждение. С другой стороны, как было не ершиться, если он даже не удосужился застегнуть еще парочку пуговиц на рубашке. Благо хоть его подружка мне бюст не демонстрировала — вместо этого повернулась спиной. — Я целый день не могу до вас дозвониться, пришлось приехать. Секретарь не соединяет, ссылаясь на занятость, а… начальник, — не решилась я назвать Гордеева по имени при посторонних, ведь мало ли чьей она шпионской может оказаться, — велел получить ваше решение после той информации, которую мы вам предоставили.

— Ульяна Дмитриевна. — А вот это обескураживало почище зажиманий в кабинете! Он же запомнил имя какой-то рядовой и временной помощницы своего знакомого с первого раза. — Я не бросаю слов на ветер. Вы свою часть обязательств выполнили, теперь дело за вашим боссом, его выход. Если он готов выполнить свою часть договоренностей, то и я готов к сотрудничеству, не сомневайтесь.