Синичка в небе (СИ) - Гейл Александра. Страница 22
Вот только я ему не верила. Не после того, как он собрался развестись с женой, чтобы… чтобы что? Спать прямо в кабинете с этой тоненькой блондинкой? Разве это честно, что мы собирались оперировать супружеской неверностью женщины, если ее супруг был ничуть не лучше? Как я уже говорила, Сергей и Юлия казались созданными друг для друга. Он зарабатывал деньги, она — тратила, он изменял на работе, она — в кругу друзей. Они оба думали исключительно о том, что было интересно именно им. Так только ли Юлия была виновата в разрушении брака?
Я вдруг поняла, что все это время смотрела в спину девушке слишком красноречиво, чтобы это не сочли невежливым. Спохватилась, опустила глаза.
— У вас что-то еще?
— Да, можно ли получить номер вашего мобильного? Раз уж меня выбрали контактным лицом, неплохо бы иметь возможность связаться без тысячи отговорок.
Я понимала, что если сегодня мой последний день работы, то просьба излишня, но еще казалось, что таким образом я закреплю свое положение. Если у меня есть и то, и это, и просто вязанка достоинств (красные туфли — в авангарде!), то меня всенепременно возьмут. И, чуть успокоившись этой мыслью, добавила:
— Можете, кстати, сообщить секретарю, что если она в день будет использовать две-три отговорки из бесконечного списка, то ей будут верить больше, врываться в ваш кабинет с претензиями — реже, а народная любовь так и вовсе зашкалит.
Новийский впервые за весь мой визит улыбнулся и протянул визитную карточку:
— Вот мой личный номер. — И. дождавшись, когда я подойду, добавил: — И, кстати, мой секретарь передает, что если ваш босс перестанет врываться сюда так же, как вы сегодня, то вас тоже будут любить больше, а соединять — чаще.
Помню, как мы тогда переглянулись, и я увидела в глазах Сергея что-то дьявольское. Интерес? Возможно, он и был. В конце концов, как вы догадываетесь, при склонности к длинноногим блондинкам, он меня выбрал отнюдь не за внешность. Но даже если я почувствовала отголосок первой симпатии в тот день, Новийского я по достоинству не оценила. Будь постарше, возможно, могла бы, но, во-первых, в тот день он изменял жене, а, во-вторых, у меня был Ванька. Его я встретила первым, в него и влюбилась. В такого блестящего, эгоистичного и совершенно не представляющего, чего он хочет от этой жизни.
Справедливости ради замечу, что с возрастом и опытом Иван Гордеев изменился. Стал настоящим другом мне, крепким плечом, на которое можно опереться, но сначала он моей преданности не заслуживал. Совсем не заслуживал. А я, по неопытности и не замечала, насколько он равнодушен по отношению к людям. Поняла, когда было уже поздно… и только в тот миг, впервые, я сумела разглядеть Сергея Новийского.
В «ГорЭншуранс» меня не хватились, задание не придумали, а начальник все еще продолжал обсуждать архиважные вопросы страхования. Пострадав от никомуненужности, плюнув и сдавшись на милость злодейке-судьбе (а какой был выбор? Воевать-то не с кем), я направилась в бухгалтерию пить кофе с девчонками, велев Катерине в случае появления Гордеева позвонить.
Под конец пятничного рабочего дня бухгалтерия все еще напоминала проходной двор, но если начальница еще пыталась работать с «проходимцами» из других отделов, то мои подружки уже попали под власть распрямляющих извилины выходных и обсуждали планы на предстоящие два дня. Пенять на них за это было бесполезно. Иришка с Егором собирались в Петергоф, а поскольку мы понимали, что идея принадлежит не парню, отговаривать было бесполезно. Снег с дождем и грязь в качестве аргументов не котировались. Нашу Ирку было проще убить, чем свернуть с намеченного маршрута. Рита же, как истинный интроверт запаслась списком фильмов и попкорном для микроволновки. Я же понятия не имела, чем займусь: все зависело от окончания сегодняшнего дня, и все это понимали. В качестве поддержки предложили вне зависимости от решения начальника закончить вечер в баре, только в одном случае — с минусом, а в другом — с плюсом. Я не стала разочаровывать и говорить, что есть еще третий вариант, при котором про меня просто забывают…
Примерно за полчаса до окончания рабочего дня мой невроз перетек в гнев, и я, не усидев на месте, поднялась в приемную. Катерина клятвенно заверила меня, что Гордеев все еще в конференц-зале, и я тотчас похоронила мечты о баре. Выпивка и хорошая компания — прекрасно, но не когда ты понятия не имеешь, выйдешь ли на работу в понедельник. Не дождись я окончания совещания, решив узнать вердикт в понедельник, по факту, умерла бы от неопределенности. Но, судя по всему, не одна я имела планы на вечер пятницы, потому как Николай Давыдович вышел из конференц-зала в семнадцать пятьдесят и, ни на кого не глядя, направился в кабинет. Выглядел он больным. Тормошить его в таком состоянии казалось кощунственным, но когда я увидела, что он собирает бумаги в портфель, жалость испарилась бесследно.
— Николай Давыдович, — ворвалась я уже во второй кабинет за день.
— У вас что-то важное? — спросил он сипло. Очевидно, его связкам совещание далось непросто.
— Я была у Новийского, и он сказал, что как только вы выполните свою часть сделки касательно развода, он готов дать показания за нас в суде.
— Замечательно, — ответил он, даже глаза не поднимая. — Что-то еще?
— Сегодня последний день моего испытательного срока. Я бы хотела узнать ваше решение, — выпалила я на одном дыхании.
А вот после этого Гордеев стукнул пачкой листов бумаги по столу, отложил ту на край стола и с плохо скрытым раздражением уставится прямо на меня:
— Ульяна Дмитриевна, я только что начал сомневаться в том, что мы с вами сработаемся! — почти рявкнул. — Разве я похож на человека, который допускает двусмысленности? Соберись я вас уволить, не стал бы малодушно помалкивать.
— Но вы и подтверждения не дали! — возмутилась я. Между прочим, абсолютно справедливо!
— А вы, наверное, ждете похвалы за старательность! — съязвил он. — Чем вас не устраивает финансовая компенсация?
— Что?
— Если я доволен, я плачу вам деньги, а если недоволен — увольняю и перестаю платить. Неужели это непонятно? У меня нет времени петь дифирамбы сотрудникам за то, что они выполняют свою работу.
— То есть я… нанята? — переспросила я негромко, почти оцепенев от мысли, что у меня все получилось.
— Вы приняты, наняты, утверждены в должности, закреплены в звании… называйте как угодно, но я жду вас в офисе в понедельник в девять ноль-ноль. И не вздумайте опоздать.
И, наверное, это было самоубийственно, но я решила спросить:
— Это означает, что с папкой Олеси Александровны тоже все в порядке?
— Ульяна Дмитриевна, я так устал отвечать на дурацкие вопросы, что готов вас уволить, лишь бы попасть домой и провести спокойный, одинокий вечер! — рявкнул и тут же закашлялся Гордеев.
Но из-за внезапно отпустившего эмоционального напряжения, я просто не могла замолчать:
— Вам стоит попить теплое молоко с растопленным маслом. — И, наткнувшись на свирепый взгляд, не без труда закончила: — Это… смягчает горло.
Помолчав пару секунд, начальник вдруг спросил нечто совсем уж неожиданное:
— Вы пьете?
— В каком смысле? Я не пила сегодня ничего крепче кофе, — поговорила сбивчиво, уверившись, что мне странное поведение списали на опьянение.
Фыркнув, начальник полез в стол и достал оттуда какую-то бутылку. Я понятия не имела, что в ней, но выглядело слишком прилично, чтобы быть дешевым.
— Вот. Это вам. Если вы согласны оставить меня в покое, то идите и выпейте его с сестрой, друзьями из бухгалтерии, и этим очкастым IT-шником, и Катерину заберите, и сына моего тоже! Вы все свободны, отмечайте или нет, делайте что хотите, только оставьте меня до понедельника в покое!
Ну как тут было не согласиться и не взять элитный коньяк (а это был именно он). Увы, посмеивающаяся над диалогом, которому стала свидетелем, Катерина сразу отказалась от алкоголя и приятной компании. Однако с удовольствием согласилась уйти на пять минут раньше. Дабы не растерять и остальных бойцов невидимого фронта, я бросилась в кабинет Ваньки, но он, увы, уже ушел. Оставалось лишь собраться и спуститься вниз — к друзьям. Вот уж кто ни за что бы не отказался от выпивки! К моей радости, рядом с девчонками и Егором в фойе стояла запыхавшаяся и растрепанная от ветров метро Лона. И все уже улыбались, будто знали. Наверное, по мне было видно. А уж когда я потрясла трофейной бутылью, ребята громко заулюлюкали.