Вебсик. Испытательный срок (СИ) - Грум-Гржимайло Юрий Владимирович. Страница 13

Парни, окрылённые достигнутым успехом, оживлённо обсуждали перспективы использования Круга для прямых контактов с Вебсиком, минуя всякие искусственные интерфейсы. Словом, обед был очень весёлым.

Улетели парни все сразу на большом транзитном коптере, Влада задержалась — её аппаратик рядом с большим было бы сложно пилотировать. И потом ей хотелось ещё посидеть со мной и с Пусем на скамейке, посмотреть на свой посёлок сверху, а потом ещё пройтись с нами по участку… Словом, причины не спешить были. Я ей рассказывал о своём выборе профессии историка и инфолога (её саму интересовала кибербиология и педагогика), о городе своей молодости — Москве, куда Владе и предстояло ехать учиться, о друзьях. За беседой мы дошли до края участка у начала «Великой тропы», и вдруг Влада насторожилась.

— Вон башни, — сказала она, показывая на пару металлических куполов, едва заметных в чащобе. — Знаешь о них?

— Не знаю, — Я пожал плечами. — А что это, по-твоему?

— А спроси у дома.

Я вытащил коммуникатор.

— Дом, выведи наши координаты и сооружения рядом с ними.

— Помечены как «артефакты», — сообщил я, изучив выведенный список. — У тебя есть другое название?

Влада не успела мне ответить. Коротко и звонко гавкнул Пусь. Мы посмотрели в его сторону. Пёсик сидел и скрёб землю передней лапой, словно приглашая нас подойти и помочь ему. Когда мы приблизились, то я увидел Пуся в центре аккуратно выстриженного круглого газона, стрижка травы создавала эффект сходящейся спирали. Портить такую красоту обувью не хотелось, остановились на краю. Пусь посмотрел на нас и опять нетерпеливо тяфкнул. Мы переглянулись.

— Давай босиком, — предложила Влада. — Такая прелесть.

Я подождал, пока она расстегнёт и стащит свои кроссовки, сбросил домашние шлёпки, в которых был сам, и с наслаждением опустил ступни ног на упругую прохладу зелени.

«Наконец-то, — раздался в моей голове отчётливый голос. — Сообразили. Медленно соображаете, не то, что мы, собакисы».

Наверное Влада услышала то же самое, поскольку её рот сам собой открылся от неожиданности, а потом она быстрее меня бросилась к пёсику и обхватила его руками.

«Вы эти наши столбики не трогайте, — продолжил голос. — А то ни письмо на родину написать, ни прочесть ничего».

— П-пусь, это ты? — заикаясь спросил я, устраиваясь на газоне рядом с ним и Владой.

«А кто ж, по-твоему? — спросил голос. — столько лет вместе, уж по-вашему весь ваш трёп почти понимаю, а ты только пару моих жестов лапами выучил. Так что ты там про эти, аррр… аррр фавв, что-ли — говорил? И что это значит?»

— Артефакты, — пояснил я ему. — Это так у историков называются предметы древности. А ты знаешь, что они такое?

«Нам сперва надо научиться разговаривать не только в этом круге, — сообщил голос. — Подождите, сейчас принесу».

С этими словами Пусь высвободился из рук Влады и скрылся в сторону металлических башен в зарослях. Влада молча показала мне большой палец. Пёс пропадал недолго и скоро вылез весь в колючках и ветках. В зубах он принёс три уже знакомых нам обруча.

«Вот, — раздался голос. — Надевайте быстрее, и один на меня.»

Мы молча подчинились. Влада немного повозилась, прилаживая обруч на Пусе. Когда она кончила, пёс благодарно её лизнул и побежал к краю лужайки. Его голос звучал в наших головах теперь немного другим тембром, а мы сами слышали мысленную речь друг друга. Влада заставила пса потерпеть, пока она приводила его в порядок, вынимая колючки из бороды, усов и боков, а я с наслаждением слушал их диалог.

«Мне тут кое-что показала Джека, — сообщил Пусь. — Но с лужайки всего не увидишь».

До меня, наконец, дошло, что лужайка была прямо связана с новыми способностями Пуся, о чём я его и спросил.

«Ну да, — ответил он. — Это лужайка для наших с Джекой детей. Вот она вернётся, и мы займёмся. Она тоже из собакисов».

Как дальше выяснилось, всё собачье многообразие, помимо размеров, у Пуся делилось на две категории — просто собаки, которые бегали, лаяли и кусались, и собакисы, которые бегали, лаяли и кусались тоже, но с умом. Я ехидно сообщил Пусе, что ему надо подумать о робоколяске, если он не хочет сам толкать люльку с семью-десятью своими отпрысками.

«А вы на что? — ответил пёс. — Плох тот собакис, который не выдрессирует, как надо, своих хозяев».

Тут загудел мой коммуникатор. Я на всякий случай снял обруч с головы и принял вызов.

Звонил Слава.

— Юрий, Влада у вас? — после краткого приветствия спросил он.

— Да, вот она, рядом, — ответил я, включая спикер, чтобы все слышали разговор.

— Хорошо, не отпускай её никуда. Тут шарахи всю округу забрасывают хронокаплями, это очень опасно, но вы там на горе в безопасности, там стазис в башне замка, я знаю про него. Мы не сразу сообразили, но сейчас всё эвакуировано и район полностью закрыт. Есть потери. У меня тут один лёгкий коптер дома есть, на нём отправляю к вам Марту с хронодетектором, сам поднимусь пешком… Юрий, если что — береги Владу…

Связь оборвалась.

Влада спрятала лицо у меня на груди. Она обхватила меня руками, не плакала, но плечи дрожали. Я прижал её к себе, потом взял в ладони её лицо. Ободок с зелёными кристаллами царственно, как корона, прижимал её чёрные волосы, огромные и бездонные тёмно-карие глаза, казалось, всасывали целиком всю мою душу, убирая последние сомнения и опуская к приоткрытым губам…

— Мы вместе, — тихо сказал я. — Понимаешь, вместе. Как на том море. Любимая…

Так мы и застыли на краю круглой лужайки, а сбоку нас за ноги обнимал вставший на задние лапы Пусь…

Меня поймёт только тот, кто хоть раз оставался наедине с огромным миром и своей любовью, нежный поток которой смывал все преграды, делал возможным невозможное и вероятным — невероятное. Мир может осуждать, рушиться, может быть всё что угодно, но это мгновение — выше всего. Все мои прежние встречи с женщинами убедили меня в том, что лучше быть одному, чем одному вдвоём, мне никогда не было скучно с самим собой, а в обществе Пуся и вообще скучать не приходилось, но эта юная девушка, сама только что вышедшая из детства в юность, за несколько дней или мгновений перевернула всё. В ушах мне слышался шум прибоя…

Влада первой прервала короткую идиллию. Она легко чмокнула меня в нос и выскользнула из моих рук надевать свои кроссовки. Я надел опять обруч и услышал Пуся. Пёс призывал нас со всех лап лететь к дому. Поняв, что мои шлёпки для бега не подходят, я побежал босиком рядом с Владой. Впереди нёсся Пусь.

Но добежать мы не успели. Над самой крышей дома как-то криво и вихляясь со снижением пролетел коптер с фигурой человека, висящей на руле. Он рухнул на землю почти около круглой полянки и перевернулся на бок.

— Это мама, — узнала Влада.

Мы побежали обратно.

Коптер перевернулся на бок, его винты ещё вращались. Марта была за руки и за пояс привязана к машине, поэтому не упала с неё. Она явно была без сознания. Я отстегнул лямки её рюкзака, в котором лежало что-то массивное и нескладное, и страховал тело, пока Влада возилась с креплениями её рук и пояса. Вдвоём мы оттащили Марту от машины. Никаких ран на ней видно не было, она просто крепко спала. Дыхание было ровным, пульс — чётким. Я набрал на коммуникаторе Славу, но его номер не отвечал. Не было связи и с домом. Через обруч я объяснил Пусе, что нам надо пригнать садовую роботележку, чтобы довезти Марту. Она стояла на улице около дровницы. Пёс самоуверенно заверил, что тележки ему по зубам, и убежал.

Влада вытряхнула из рюкзака его содержимое и пристроила на нём голову матери. Потом она подошла ко мне. Я тем временем остановил винты и с колен осматривал коптер. Судя по полёту, что-то произошло с гироскопом.

— Знаешь, Марта никогда открытыми одноместными не пользовалась, у неё был страх высоты, — сказала она. — Может это просто испуг у неё?

— Я даже не знаю, есть ли в нашем доме диагност, — ответил ей я. — Отец молодец, что её так примотал. Намертво. Но я не понимаю, как этот коптер вообще сюда долетел. Автопилот же не работает — смотри.