Вебсик. Испытательный срок (СИ) - Грум-Гржимайло Юрий Владимирович. Страница 15
— Пароль принят.
— Разведчик, дай панораму!
На экране возникло панорамное изображение круглой лужайки и лежащего на боку коптера Марты. «Вот оно что! — подумал я. — Он из этих башен».
— Разведчик, обследовать серпантин и весь путь до дома Серёгиных. Цель поиска — биообъект — человек. Состояние… — Влада запнулась. — Ну, любое…
На экране появилась и исчезла оставленная нами у входа роботележка, начался спуск. Разведчик обследовал метр за метром, методично выводя результаты поверх изображения серпантина. Славу он нашёл внизу у железной дороги, на насыпи. По информации машины, он был мёртв.
Влада побледнела, но самообладания не теряла. По её командам манипуляторы разведчика подняли тело, и робот тронулся в обратный путь наверх. Мы пошли его встречать.
Было прохладно, и я захватил для Влады накидку в гардеробной. Мы стояли на ступеньках нашего дома. Я укутал Владу и осторожно поддерживал её. Показался разведчик.
Признаться, такого я тут встретить не ожидал. Это был покрытый отражающей все виды радиации изобронёй аппарат, созданный для дальнего космоса и тяжёлых планет. Передвигался он на шести «ногах», но под его брюхом матово блестели гусеницы. На верхней площадке за немного выступающей сферической передней частью лежало тело Славы, поддерживаемое фиксаторами. Робот дошёл до нас, опустился на землю, и его манипуляторы бережно положили перед нами печальный груз.
— Разведчик, спасибо, — поблагодарила машину Влада. — Хороним по звёздному ритуалу.
После недолгого прощания мы с Владой проводили взглядами уносимое разведчиком тело. Оно плыло в сиянии голубых прожекторов, направленных в чёрное ночное небо. Отойдя от нас на приличное расстояние, разведчик сжёг тело в лазерной вспышке прямо на своей броне. До нас донёсся вой сирены, и три лазерных луча ударили в небо. Салют.
И тут Влада заплакала. Она уткнулась в моё плечо и содрогалась в рыданиях.
«Юрий, если что — береги Владу…» — прозвучал издалека во мне голос Славы. Если что…
Я отвёл Владу в спальню и почти заставил её лечь. Она уже немного успокоилась и сопротивлялась вяло — напряжение дня давало себя знать. Да и Пусь помог — с лежанки он быстро перебрался на кровать и вытянулся за спиной девушки. Его «успокоительные» возможности я знал по себе. Через некоторое время Влада вроде заснула. Какая же она красивая…
Сам я вернулся в кабинет — надо было ещё сменить датчики у Марты на контрольные и перевести диагност в режим сиделки.
Потом я всё-таки хотел выяснить по терминалу перспективы её перемещения в госпиталь. Но сеть перестала ползти совсем. Я выключил терминал и пошёл в душевую.
Когда я вернулся в спальню, то Влада сидела на кровати и, как ребёнка, укачивала на руках Пуся. Увидев меня, она осторожно положила пёсика на кровать и встала.
— Я не могу без тебя заснуть, — сказала она…
Со мной она быстро уснула. А я ещё некоторое время не спал. Внезапные похороны Славы меня крепко выбили из равновесия. А я — «весы», для них равновесие важно. Хаотично бродившие в моей голове мысли начали выстраиваться в некое подобие порядка.
— Сегодня мой день рождения, — вдруг сонно прошептала Влада. — И столько всего…
Я зарылся носом в её волосах. Вскоре мы уснули.
День четвёртый
Утром я очнулся от того, что меня лизали с двух сторон и щекотали нос. С одной стороны «работали» холодным носом и шершавым языком, с другой — мягкими и нежными губами. Заметив, что я проснулся, оба труженика удвоили усилия.
У Влады вчера действительно был день рождения и совершеннолетия. Раньше, когда люди жили по 70–80 лет совершеннолетие почему-то наступало в 18–25 лет, в странах Востока — в 14–16 лет, а сейчас мы живём по 150–200 лет и «взрослеем» к профотбору… Где-то в середине прошлого века сложился современный «образовательный порядок». До восьми лет дети росли преимущественно в семьях, родных или приёмных, существовало великое множество детских центров для развития интересов, в городах в большинстве жилых домов были созданы условия для детских игр и занятий. Но в семьях проходило основное воспитание и начальное образование, подготовка к следующему циклу обучения. Этот — базовый цикл обучения — занимал восемь лет. Потом наступал профотбор, тестирование, проводимое специально созданным в Институте образования аналитическим комплексом, который подбирал для молодого члена общества первую профессию с полным учётом его проявленного ранее потенциала, и направлял на обучение. По правилам, профотбор надо было пройти как можно скорее после наступления шестнадцатилетия, чтобы попасть в один из шести формируемых в год учебных потоков. Потом у человека был выбор: либо работать и совершенствоваться по первой специальности, либо осваивать другую по собственным предпочтениям. Как правило, первую специальность меняли не сразу, а через 7–8 лет.
После новых обильных поздравлений и спетой мною по памяти исторической реликвии из моей аудиоколлекции, названной там песней какого-то крокодила, «взрослая» Влада выбралась из-под простыни и продемонстрировала нам с Пусем, как двум лентяям, комплекс художественной гимнастики с простынёй вместо ленты. Было такое впечатление, что ничего не случилось и мы всё так же живём в безмятежном мире. Но реальность была другой, я это помнил.
Сюрприз ожидал нас в кабинете. Марта проснулась. И главное — вроде всё помнила. Влада от радости вся светилась. Встать Марта ещё без помощи не могла — равновесие всё-таки у неё толком не держалось и кружилась голова. Я не стал пока отзывать услуги диагноста и продолжил держать её под постоянным контролем. Датчики дистанционные, не мешают особо, а если что… Тьфу, опять «если что». Всё должно быть хорошо… Потом мы с Пусем решили всё-таки спуститься в наш спортзал. К моему удивлению, дом уже наполнил бассейн водой, видимо, для Влады. Плавать она любила, это мне ещё Слава говорил.
Под конец моей усиленной тренировки (Пусь, как всегда, лежал рядом и сопровождал её сочувственными вздохами) появилась Влада. Она чмокнула меня, сказала, что «мама про нас в курсе и всё хорошо, но про папу ей пока говорить не стоит», и, раздеваясь на ходу, прыгнула в воду. Пусь было хотел за ней, но потом передумал и лёг вздыхать на её одежду. Плавала Влада действительно здорово.
Когда мы все сидели в кабинете за привезённым туда завтраком, я изложил план возможных действий.
— Тут для нас безопасно, поэтому уход отсюда пока не рассматриваем, — сразу сказал я. — Из того, что я на данный момент знаю, настоящий хозяин этого дома — Вебсик, мы его гости или соседи. Значит, нам надо это учесть…
— Мой муж всегда не верил в эти ребячьи сказки и розыгрыши с Вебсиком, — задумчиво сказала Марта. — Но, зная свою дочь, я допускаю, что какой-то такой зверь тут водится.
— Он не зверь, — поправил я. — Он интеллект и выше нашего. Я бы очень хотел знать, чем бы мы могли быть полезны друг другу… Скажу прямо, покупая этот дом, я рассчитывал на совсем иное, но просто очень счастлив, что пошло всё не так. Вебсик чувствует, стало быть, существует. Это, конечно, иное «чувствование», не такое как у нас, но оно явно есть! Он приближается к нам, старается нас понять, помочь, а не смотрит, как сторонний наблюдатель… Дом, точнее его информационная система, для Вебсика всего лишь среда обитания, он старается познать мир за её рамками. Ну представьте себе, что в океане есть разумные рыбы, они видят берег, и какой-то из них отчаянно хочется на него вылезти. Мы сами мало чем отличаемся от этой рыбы со своими мечтами о дальнем космосе. Не можем в ракете долететь, так что-нибудь отрастим себе, но всё равно — вылезем! Понимаете, что отличает Вебсика от обычного поисковика информации, пусть даже и самого крутого? Активность. Я уже это понял.
Поисковик пассивен, он ждёт запроса. То, что он там индексирует тонны словесной руды, — это не активность, это только подготовительная фаза для того, чтобы хотя бы что-то найти. А Вебсик в ответ на запрос от нас рождает свой — от него к нам. Для него проблемы поиска нет, такое впечатление, что перед ним всё, как на ладони. Я знаю, были такие попытки сделать подобные системы для нечётко заданных запросов, типа «поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Но каков запрос — таков ответ. Это у нас, но не у Вебсика. Он даже нашёл способ создавать искусственно ситуации, чтобы его спросили. Или спрашивает сам.