Стражи времени (СИ) - Ванин Сергей Викторович. Страница 37

По выписке из госпиталя Мигун и Зубарев предстали пред ясные очи дознавателей. Переодевшись в форму рядовых Красной Армии, Антон и Василий были доставлены в особый отдел полка, в состав которого входила рота, спасшая остатки отряда Стожкова от неминуемой гибели. Первым в кабинет был вызван Мигун.

— Заходите, товарищ Мигун, присаживайтесь за стол, — молодой лейтенант указал на отдельно стоящие стол и стул.

Василий сел и пристально посмотрел в чуть простоватое, но приятное лицо гэбешника.

— Возьмите чернильницу, перо, бумагу и напишите все, что с вами произошло. Как вы оказались в отряде, как воевали, как вышли к своим? Пишите подробно, времени у нас много. После этого мы с вами побеседуем.

«Все ясно, — подумал с неприязнью Мигун. — Не зря фон Шлёсс предупреждал, что, сравнивая письменные и устные показания, проще всего поймать человека на несоответствии фактов. Нужно чётко, слово в слово, говорить то, что написано на бумаге. Даже, если показания писались тобой месяц или год назад».

Нехотя, Мигун принялся писать то, что они с Антоном давно уже договорились излагать в своих показаниях.

«Главное, чтобы Зубарев не сплоховал», — думал Василий, старательно выписывая буквы неудобным пером.

Тем временем, лейтенант подошел к двери, ведущей в коридор, где томился ожиданием Антон Зубарев.

— Сержант, веди второго, только в другую комнату. А сам иди сюда, будешь за товарищем Мигуном наблюдать, — лейтенант строго взглянул на Василия.

Заменивший офицера сержант, мордастый здоровенный детина, уставился на Мигуна тупыми коровьими глазами.

Лейтенант вышел в коридор и вдруг воскликнул:

— Антоха! Зубарев! Ты, чертяка?

Послышался шум упавшего табурета.

«Видимо, Зубарев от радости со стула свалился, — мигом просек ситуацию Мигун. — Знакомого, видать, встретил. Это нам свезло, так свезло!».

— Не отвлекайся! Пиши аккуратнее, всю бумагу кляксами изгваздал, — сержант назидательно поднял указательный палец и для острастки несколько раз взмахнул им перед самым носом Василия.

Тем временем, лейтенант провел Антона в соседний кабинет.

— Ну, рассказывай, Антоха, как, чего? Я ведь сначала как фамилию знакомую увидел в документах, сразу о тебе подумал. Да ведь говорили, что ты погиб, когда эшелон фрицы разбомбили.

— Да нет, Семен, не погиб. Хотя, мог погибнуть. Все, кто там был, погибли. Одни мы с Мигуном в живых остались после бомбежки той.

— А дальше что было?

— А дальше, Сеня, в плен мы с ефрейтором угодили, в бессознательном состоянии. Потом немцы хотели нас заставить в их полиции служить. А мы их по матери, их фашистской, послали. Тогда они нас расстрелять решили, а перед этим и били и пытали. Но мы стойко держались и подфартило нам, Семен, крепко подфартило. В ночь перед расстрелом бежали мы. Фрицы в темноте во все стороны палить начали. Меня, вон, сильно ранили. Мигун меня подхватил и ходу. Антон замолчал и опустил голову.

— Чего замолчал, Антон, — лейтенант участливо положил руку на плечо Зубарева.

— Забежали во двор один, там мальчонка, Петька Миронов, с матерью проживал. Он у партизан связным был. Петька нас на сеновале спрятал. Фриц по сену, где мы прятались, с трех шагов стрелял. Уцелели мы. К партизанам нас мальчишка повел. Вернее, повел он Мигуна, а я на спине у ефрейтора в отряд поехал. Дальше, попали в отряд, Мигун воевал, я в лазарете с ранением валялся. Потом отряд наш прижали фрицы, совсем невмоготу стало. Стожков, командир наш, разбил отряд на две группы. Первая через село прорывалась, внимание фрицев от второй части отряда отвлекала, а мы, втихаря, по лесам к линии фронта двинули. Отряд наш в обоз с бабами, да детьми малыми превратился. Все гражданские, кто в лес от немчуры лютой сбежал, у нас в отряде скопились. Вот Стожков и решил раненных, баб с детьми и стариков отправить обозом, а командиром Мигуна назначил.

— А чего же он не тебя командиром назначил? — недоумённо спросил Семён. — Мигун — ефрейтор, а ты — старший лейтенант.

— Какой из меня командир, когда я раненный на подводе лежал? Только здесь подлечили доктора, — горько усмехнулся Антон.

— Да, пришлось тебе хлебнуть, — Семен вздохнул и опустил глаза вниз.

— Нам всем пришлось хлебнуть, товарищ Бородин! И мне, и Мигуну, и бабам с детьми и тем, кто не дошел до наших, понял? — Антон злобно посмотрел на друга, — Не веришь мне, а, Семён?

— Ну, что ты, — лейтенант протестующее поднял руку.

— Знаю, что не винишь! Таким, как мы верить не положено. Как же! На оккупированной территории побывали, завербовали нас там фашисты, шпионами сделали, — Антон отёр пот со лба. — А ты, Семён, фрицев-то видал? Ты, Семён, все по тылам сидишь? Когда это ты офицером стать успел?

— Фашистов живых я видал не меньше твоего, — завёлся Бородин. — Я не в заград отрядах пехотинцам по спинам стрелял. Диверсантов ловить приходилось, и в атаку ходил, и в окопах сидел. А офицером я стал потому, что спецвыпуск был в первые дни войны. Вот так вот!

— Прости, Семён, меня, дурака, — Антон смотрел виновато. — Сорвался я! Теперь нам с Мигуном веры нет, одна для нас дорога — в штрафные роты.

— Не говори глупости! — Бородин хлопнул рукой по столу. — Люди, кто в обозе был, о вас очень хорошо говорят. Я сам, Антон, за тебя вступлюсь. Поручусь, если надо будет, самому товарищу Сталину напишу.

— Правда? — Зубарев обрадовался. — Уж ты, Семён, постарайся. А уж я в долгу не останусь. Если на службе восстановят, непременно тебя к себе перетащу. Там ты, Семён, за диверсантами бегать не будешь, и в окопе сидеть не придется.

— Ладно, разберемся, — Семен встал и пожал Антону руку. — Жди, скоро всё решиться.

В кабинет, где Мигун корпел, описывая свои похождения, Семён зашел улыбаясь.

— Ну, как идет работа? — лейтенант заглянул через плечо Василия. — Много уже написали, это хорошо.

Ушлый Мигун сразу почувствовал, что отношение лейтенанта к нему сильно изменилось, причем в лучшую сторону.

— Наверное, Зубарев ему про наши мытарства рассказал уже, — подумал Мигун, а вслух запричитал. — Вот, товарищ лейтенант, веры нам с Зубаревым теперь нету. Шпионами нас, видать, признают да отправят в штрафбат.

— Да вы что, сговорились что ли? — лейтенант усмехнулся. — Про шрафбат мысли оставьте. Органы у нас компетентные, во все разберутся.

— Да уж! — Василий глубоко вздохнул. — Про органы мы всё знаем, сами там служили.

— Бог даст, еще послужите, — обнадежил Семён. — А пока проверка будет идти, придется у нас в кутузке посидеть. Ничего не могу сделать, правила такие. Условия, что у тебя, что у Зубарева будут лучше, чем у других. Я об этом позабочусь.

— Ясно, товарищ лейтенант, — вздохнул Мигун.

Проверка затянулась. Все три месяца, что она шла, Антон и Василий пребывали в разных камерах. Еще несколько раз каждого из них допрашивали незнакомые офицеры. Один раз Антон был вызван на допрос, но вместо дознавателя за столом сидел Вахтанг Дадуа, который подробнейшим образом расспросил Зубарева обо всем, что с ним приключилось. Выслушав рассказ Антона о его злоключениях, Дадуа обещал содействовать восстановлению Зубарева на прежнем месте службы.

Однажды, в один солнечный летный день 1942 года Зубарев и Мигун были вызваны в кабинет Бородина, где сияющий лейтенант возвестил арестантам, что они оба освобождены. Старшему лейтенанту Зубареву предписано явиться по прежнему месту службы, а ефрейтор МГБ Мигун направляется на краткосрочные курсы обучения младшего офицерского состава. Через несколько месяцев новоиспеченный лейтенант Василий Мигун был направлен для дальнейшего прохождения службы в особое секретное подразделение МГБ, которым руководил Вахтанг Георгиевич Дадуа. Еще через пару месяцев в штат секретного подразделения Дадуа влился новый сотрудник — старший лейтенант Семен Бородин. Антон Зубарев сдержал слово, данное другу, устроив того к своему шефу.

Семен Бородин перед этим тоже сдержал слово, помог Зубареву и Мигуну пройти страшное сито чекистских проверок. В результате, в группу, занимающуюся уникальными научными исследованиями, попали два агента абверовского майора Отто фон Шлёсса, которые выполняли все порученные им задания и никак себя не проявляли. Пока, не проявляли!