Смерть таится в рукаве - Гарднер Эрл Стенли. Страница 3

Диксон улыбнулся, но не сухой отработанной улыбкой, в которой так и читалось стремление достичь весьма конкретной цели, а, напротив, улыбкой открытой, прямо-таки умиротворяющей — так улыбается человек, который готов любезно уступить собеседнику в споре, но только потому, что в эту минуту ему просто недосуг размениваться на пустяки.

— Вы обратили внимание на букву «Р», вышитую на платочке? — спросил он.

— Да, обратил.

— Скажите, мисс Рентон — художница?

— Насколько мне известно, да.

— Имеет успех?

— Смотря что понимать под словом «успех» — деньги или признание таланта?

— И то, и другое.

— Я не располагаю никакими сведениями относительно ее доходов.

— Этот платок принадлежит ей?

— Уверен, что нет.

— Покинув Рейборнов, вы и мисс Рентон сразу отправились к ней домой?

— Пожалуй, стоило бы уточнить, что значит «сразу»?

— По пути домой вы никуда не заезжали?

— А что?

— Если все-таки заезжали, мне бы хотелось знать, куда.

— Это так важно?

— Полагаю, что важно.

— Ну, мы немножко прокатились.

— Вы случайно не проезжали по Гранд-авеню?

— Да, проезжали.

— Позвольте спросить, с какой целью?

— Мы беседовали о том, какую роль подсознательное, интуитивное начало играет в живописи восточных мастеров, которые совершенно особенным образом выстраивают цветовую гамму. Я решил специально проехать по Чайнатауну, чтобы проиллюстрировать соображения, которые высказывал по этому поводу.

— Странное, однако, время вы для этого выбрали!

— Художник — это не конторский служащий, который работает от звонка до звонка. Человек творческий трудится, знаете ли, и днем и ночью.

— Вам не показалось, что мисс Рентон как-то особенно задумчива?

— Ну, такая молодая, интеллигентная женщина, как мисс Рентон, всегда о чем-то думает. Сами знаете — всякие идеи!

— Да я совсем не об этом! Вы заметили в ней какую-нибудь нервозность, тревогу?

— Да нет.

— Она не говорила вам, что у нее какие-то неприятности?

— Нет.

— Не намекала, что кто-то оказывает на нее давление?

— Нет.

— Рентон — это ее девичья фамилия, которой она подписывает свои картины. На самом же деле у нее другая фамилия, ведь она была замужем, не так ли?

— Да, верно.

— Лет семь назад она вышла замуж за некоего Роберта Хелфорда?

— Да.

— Где были вы, когда умер ее муж?

— В Китае.

— Вы были знакомы с ней до ее замужества?

— Нет. Я познакомился с ней позже.

— Через Хелфорда?

— Да.

— Насколько я понимаю, Хелфорд был вашим близким другом. После того как он женился, вы, естественно, неоднократно посещали его дом, где и познакомились с его женой. Верно?

— Верно.

— Как скоро после женитьбы Хелфорда вы отправились в Китай?

— Приблизительно месяца через полтора.

— Ваш отъезд был довольно внезапным?

— Да.

— Не могли бы вы точно назвать время, когда вы ушли сегодня ночью от мисс Рентон?

— Нет.

— Хотя бы приблизительно?

— Ну если только совсем приблизительно. В конце концов, когда речь идет о женщине, никому не подотчетной в своих поступках, рискуешь допустить бестактность.

— Совершенно с вами согласен, — сказал Диксон. — Однако в моей практике бывали случаи, когда, мистер Клейн, мужчины все-таки считали возможным абсолютно точно обозначить время своего ухода.

— Да, да… — пробормотал Клейн. Казалось, последняя фраза прокурора крайне удивила его.

— Вероятно, это было после часа, — подсказал Диксон.

— Да, вероятно, это было именно так, — согласился Клейн, всем своим видом стараясь показать, как он рад, что хоть в чем-то может согласиться с собеседником.

— Но двух еще не было?

Клейн надул щеки и задумчиво произнес:

Так трудно быть точным в таком деле, мистер Диксон!

— Может статься, что вы ошибаетесь на целый час, — в голосе прокурора прозвучала какая-то зловещая нотка, — мне же нужна максимальная точность. Я считаю, что вправе получить от вас ответ на этот вопрос, более того, я обязан предупредить вас, что от вашего ответа многое зависит, в том числе и для вас.

— И все же я вряд ли могу быть более точным, — сказал Клейн.

— Но это было до трех часов ночи? — продолжал настаивать Диксон.

— Да, пожалуй, вы правы. Действительно, скорее всего это было где-то между часом и двумя.

Прокурор с облегчением вздохнул.

— Вы знакомы с Джорджем Леверингом? — спросил он.

— Да.

— Вы хорошо его знаете?

— Знаю, что он женился на одной из сестер Рентон, на той, что потом умерла.

— Ну а еще что-нибудь?

— Пожалуй, нет. Человек этот для меня особого интереса не представляет.

— Для вас, может, и не представляет, а вот для меня… — Паркер Диксон скептически усмехнулся. — Так, может, все-таки что-нибудь скажете о нем?

— Нет. Думаю, что нет.

— Верно ли, что Синтия Рентон, сестра Альмы, никак не связана с ним, но что на Альму она оказывает давление и выкачивает из нее «существенные вспомоществования»?

— К сожалению, — с достоинством произнес Терри, — мисс Рентон не посвящает меня в свои финансовые дела; как ни странно, она предпочитает вести их исключительно самостоятельно.

— Ладно, ладно, мистер Клейн, — холодно бросил прокурор, — я что-то не вижу оснований для сарказма.

Терри не произнес ни слова. Его молчание, однако, красноречивей всяких слов свидетельствовало о том, что он так не считает.

Прокурор как бы невзначай потянулся к перламутровой кнопке на краю стола и едва заметным движением нажал на нее. Его взгляд по-прежнему был направлен на Клейна. Терри смотрел прокурору прямо в глаза, и все же это почти неуловимое движение Диксона не ускользнуло от него: краешком глаза он заметил, что Диксон четыре раза нажал на кнопку и словно подал кому-то сигнал — два длинных и два коротких звонка.

Прокурор выдвинул ящик письменного стола, в котором лежал отчет, и, бросив туда платочек, задвинул ящик обратно.

— Что ж, я думал, вы проявите больше желания к сотрудничеству, — сказал он.

— Я отвечаю на все ваши вопросы, — возразил Клейн. — Сотрудничество предполагает некую определенную общую цель.

Прокурор чуть замешкался, но спустя мгновение перешел в решительное наступление.

— Вы знаете Джекоба Мандру, посредника в делах, связанных с поручительством? — сухим официальным тоном спросил он.

— Да, знаю.

— Вы знали его еще до своего отъезда в Китай?

Терри постарался использовать этот сухой формальный тон как своего рода барьер, через который прокурор, будучи лицом официальным, прорваться не сможет.

— Нет. Я познакомился с ним после своего возвращения оттуда. Мне хотелось выяснить, насколько этот Мандра соответствует моему представлению о нем, вот мы и встретились.

— Зачем?

— Он написал мне письмо, в котором просил достать ему некий предмет и предлагал за эту услугу весьма существенное вознаграждение.

— Что за предмет?

— Я бы предпочел, чтобы на этот вопрос вам ответил сам мистер Мандра.

— К сожалению, это невозможно.

— «Невозможно» — очень конкретное слово. Прокурор никак не отреагировал на это замечание Терри.

— И все же, мистер Клейн, предмет, о котором вы упомянули, случайно, не «слив-ган»?

Терри помедлил секунд пять, потом сказал:

— Да, «слив-ган».

— Вы могли бы рассказать подробней, что, собственно, это такое — «слив-ган»?

— Это полая бамбуковая трубка с мощной пружиной и собачкой, спускаемой посредством нажатия. В трубку вставляется стальная стрела, пружина отводится до полного сжатия, пока не сработает защелка, удерживающая ее. Длина самой трубки дюймов десять. Ее легко можно спрятать в широком рукаве, который характерен для китайской одежды, независимо от того, кому она принадлежит — мужчине или женщине. Достаточно надавить рукой на стол или какую-либо другую твердую поверхность, как стрела мгновенно высвобождается.