Смерть таится в рукаве - Гарднер Эрл Стенли. Страница 6

— Ах вот в чем дело, — прервала его Альма.

Терри печально покачал головой.

— Фокусники не должны выдавать свои секреты. Если бы я сделал вид, будто умею читать ваши мысли, вы терпели бы меня из одного лишь благоговейного ужаса перед моей сверхъестественной способностью, а так я просто незваный гость.

— С вами опасно иметь дело, Терри, вы никогда ничего не забываете. Я очень сильно подозреваю, что привычка шутить — это маска, за которой вы скрываете свои истинные намерения.

— Да нет, скорей уж так: попытка притворяться, будто у меня есть некие намерения. Это маска, под которой я скрываю свою беспечную несерьезность. Чем вы сейчас заняты?

Она помедлила мгновение, потом сказала:

— Ничем. Правда, цветы тут поливаю, но разве это занятие?

Однако она почему-то бросила быстрый взгляд в направлении двери, ведущей в рабочую комнату.

Клейн достал из кармана портсигар, открыл его и предложил Альме сигарету.

— Интересно, куда вы отправились после того, как я ушел от вас? — спросил он.

— Никуда не отправилась, в постель легла. Вы, что, не помните, сколько времени было, или, может, думаете, я лунатик и брожу по ночам во сне? — Она взяла сигарету.

Терри покачал головой.

— Послушайте, Альма, по природе своей вы человек серьезный, обстоятельный, с развитым чувством ответственности. Поэтому, когда вы напускаете на себя эдакую ветреность, значит, что-то тут не так.

— Что вы имеете в виду, Терри?

— Всякий раз, когда вы хотите что-то утаить, — объяснил он, — вы невольно стараетесь подражать своей сестре, легкомысленной и ветреной, а это совсем не соответствует вашему характеру.

Она нахмурила брови.

— Ничего я не пытаюсь утаить, Терри, просто время от времени восстаю против того, что волей или неволей являюсь регулирующим центром нашей маленькой семьи. Синтия никогда не утруждает себя тем, чтобы хоть иногда всерьез задуматься о чем-то. Напротив, она то и дело попадает в переделки, и кому-то приходится выручать ее… А почему вы думаете, что я что-то скрываю, Терри?

Она поднесла сигарету к губам. Он чиркнул спичкой и поднес ее к сигарете. Когда Альма подалась вперед, каждая черточка на ее лице осветилась пламенем спички.

— Окружной прокурор сказал мне, что вы не ночевали дома.

Непроизвольно она чуть отпрянула назад, но тут же взяла себя в руки и вновь наклонилась к спичке. Своей рукой она чуть приподняла его руку, чтобы удобней было прикурить, и он заметил, что пальцы ее холодны как лед.

— Вы шутите, Терри, — проговорила она.

Когда он с серьезным видом покачал головой, она торопливо добавила:

— Я очень рано встаю, Терри.

— В пять часов утра?

Ее лицо залилось краской. Прежде чем она успела вымолвить слово, он сказал:

— Не думайте, что я чрезмерно любознателен. Дело в том, что эти вопросы вам наверняка потом зададут в прокуратуре, так что хорошо знать их заранее.

Она уже оправилась от удивления. Если она играет, подумал Терри, то это у нее очень здорово получается.

— Терри Клейн, — язвительно произнесла она, — а не могли бы вы сказать, почему это прокурор округа интересуется, где я провела ночь?

Терри сделал глубокую затяжку и с важным видом сказал:

— Да, забавный парень этот прокурор. У него такая приятная, располагающая улыбка, и, глядя на нее, расслабляешься, чувствуешь себя в полной безопасности. Если он будет допрашивать вас, Альма, помните: чего он не любит, так это официальной холодной сдержанности. Он так полагается на неотразимость своей улыбки, что когда этот прием не срабатывает, то начинает злиться и нервничать.

— Он допрашивал вас, Терри?

— Да, и весьма пристрастным образом.

— О чем он спрашивал?

— О вас и о Мандре.

— О Мандре?

— Да, о Джекобе Мандре. Знакомы с ним?

— Нет, но слышала, — какой-то посредник в страховой компании, вы его имеете в виду?

— Да. Этот Мандра — весьма загадочная личность: одни говорят, что он наполовину китаец, другие — что цыган. Интересный тип, богатый, но ужасный пройдоха. Его убили сегодня ночью — часа в три.

— Убили?! Терри кивнул.

— А вы знали его, Терри?

— Встречался. Он хотел, чтобы я достал ему «слив-ган». Я мог бы отдать ему свой, но решил сначала познакомиться с ним поближе, ну и заглянул к нему как-то на чашку чая.

— И решили не отдавать ему «слив-ган»?

Он улыбнулся:

— В таком духе и действуйте, Альма, у вас это отлично получается. Вы с прокурором задаете одни и те же вопросы.

Она развернулась, сделала несколько шагов по направлению к креслу. Судя по выражению ее лица, она была явно озадачена. Подойдя к креслу, она с такой поспешностью опустилась в него, будто ощутила в ногах невероятную слабость.

— Каким образом его убили? — спросила она.

— Его убили из «слив-гана», — беззаботно-шутливым тоном ответил Терри.

— Терри!

— О, это еще не все, Альма! Прокурор весь из себя такой таинственный, прямо жуть берет. Вопросы задает самые неожиданные, делает какие-то туманные намеки. Да, вот еще, чуть не забыл, — про носовой платочек.

— Какой платочек?

— Обыкновенный платочек, в уголке вышита буква «Р», духами сильно пахнет. Видели бы вы, какой у прокурора был вид, когда он показал мне этот платочек, — прямо как у трагического героя.

Она отвела глаза.

— Вы узнали платочек? — голос у нее был хриплый, напряженный.

— Разумеется, нет. Сами знаете, любой платочек состоит из такого количества элементов, каждый из которых надо опознавать отдельно, — размер, материал, фактура, кайма, отделка…

— Не валяйте дурака, Терри! Это был мой платок?

— Этого я сказать не могу, но вот духи действительно похожи на те, которыми пользуется ваша сестра.

— Синтия не знала Мандру, — уверенно сказала Альма.

Терри взглянул на потолок и как бы между прочим произнес:

— Когда я позвонил, вы были в халате, в котором обычно работаете?

— Вы полагаете, для того, чтобы полить цветы, нужно надевать рабочий халат?

Он кивнул.

— Да хватит вам дурака валять!

— У вас пальцы в краске. Она уставилась на свои руки.

— То есть были в краске, когда я позвонил, но вы, похоже, успели вытереть их тряпкой, следы, однако, все же остались.

Прежде чем до нее дошло, что он имеет в виду, Терри быстро направился к двери в рабочую комнату. Альма схватила его за рукав, пытаясь остановить.

— Нет! Нет! Терри! — вскрикнула она. — Не надо! Пожалуйста, не надо! Не заходите!

Он уже нажимал на ручку двери, когда она повисла на нем. Дверь распахнулась, оба они потеряли равновесие и, перелетев через порог, оказались в рабочей комнате.

Сквозь матовое стекло окна огромных размеров в комнату лились солнечные лучи, наполняя ее ровным, мягким светом. На стенах тут и там висели картины, в центре комнаты стоял мольберт, укрепленный на нем холст был завешен куском черной материи. На столе лежали палитра и кисти. Через спинку стула был перекинут рабочий халат.

Терри, которому первым удалось восстановить равновесие, решительно отстранил от себя Альму, рванулся к холсту и сдернул с него материю.

То, что он увидел, поразило его: с холста размером три на два с половиной фута на него смотрели холодные, насмешливые глаза мужчины.

Лицо у него было из тех, на которые достаточно взглянуть лишь раз, чтобы уже никогда не забыть. Мастерство, с которым был выполнен портрет, подчеркивало эту особенность.

Фон на портрете был темным, почти черным. Из глубины, как бы возникая из мрака, выступало лицо, черты которого были, однако, ярко освещены. Это смуглое лицо странным образом сочетало в себе глумливый цинизм и страстное томление по чему-то ушедшему, навсегда потерянному. Явственно можно было различить длинный с горбинкой нос, тонкие, искривленные в злобной усмешке губы, но главное, на чем невольно задерживался взгляд, — глаза: серебристо-зеленые, горевшие сумрачно, подробно кораллам у берега далекого тропического острова.