Аврелион (СИ) - Мусатов Анатолий Васильевич. Страница 20

За то время, что было отпущено для приведения всех дел старшей матери Адель в Аврелионе, Мисса замкнулась в себе и ее отношения с Пэром стали казаться ему какой-то сухой оболочкой, в которой гремят сухие, прошлогодние семена. Он безуспешно пытался пробиться к душе Миссы. Не то, чтобы он не понимал ее состояния, но тот замкнутый наглухо мирок мог навсегда замкнуть ее душу. Она даже отказывалась встречаться с Адель. 

Отчаявшись, Пэр в какой-то момент решился на невообразимый поступок. Никогда до этого он не пользовался своим сверхъестественным даром. В силу своей душевной деликатности Пэр инстинктивно чувствовал недопустимость такого вмешательства в разум кого-бы то ни было. Но сейчас, не в силах вырвать подругу из бездны отчаяния, он решился стать ее, пусть и нежеланным, избавителем от невыносимой муки страданий.  Выбрав время, когда Мисса была одна, он незаметно для нее притаился поблизости. Погрузившись в ментальный канал, Пэр соприкоснулся с разумом Миссы. 

То, что случилось потом, он сразу не смог осознать. На него обрушилось яростное пламя ненависти, горя и бессилия. Эти волны стремительно, без малейшего сбавления своего напора, бились в его мозгу тяжелыми обжигающими душу валами! Жар, пламень, огненные всплески и стон… непрерывный стон душевной ауры! В первый момент Пэр от неожиданности отпрянул в чистое пространство своей ауры. Но придя в себя, он немедленно погрузился назад, в израненное душевной мукой ментальное пространство Миссы. 

Осторожно, едва осязаемой паутинкой мысленного посыла, Пэр коснулся воспалённой чувственной сферы души Миссы: «Тише… тише… Ты не одна… Ты поймешь и успокоишься…Я здесь… рядом… Прошу, не держи горе в себе… Тише… Приходи ко мне… приходи… приходи… Я пойму и буду всегда рядом…». Пэр повторял слова как заклинание. Он не выбирал их. Он возникали как огненные письмена и во тьме едва мерцавшей ауры Миссы горели яркими росчерками букв. Вскоре Мисса подняла голову. Не открывая глаз, она что-то исступленно шептала. Звука ее голоса Пэр не слышал, но мысль Миссы была для него такой же яркой, как и его посыл ментальной энергии: «Я не хочу вас слышать, боги Лакки! Вы жестоки и несправедливы! Вы губители… бессердечные и злые! Мне не нужна ваша притворная жалость! Верните мне Адель! Тогда я поверю, что вы милостивы и благодетельны! Оставьте меня… уйдите...». 

Пэр испугался своего поступка. Он не ожидал, что Мисса сочтет его слова за откровения богов Лакки. На минуту его охватило замешательство. Желание помочь обернулось еще худшими последствиями. Он не мог тайно раскрыться перед Миссой, привести в свое оправдание какие-то слова. Едва она узнает, что он сделал, она расстанется с ним в тот же миг навсегда. 

Что нужно было сделать еще, Пэр не мог сообразить. Но что-то надо было сделать. И он сделал первое, что пришло на ум. Осторожно отступив из своего укрытия, Пэр обошел его и показался Миссе с другого края:

− Мисса, привет. Я едва тебя нашел. Ты отлично спряталась. Можно, я посижу рядом?

Мисса не ответив, едва кивнула головой. Пэр подошел и, усевшись на свободный край скамейки, сказал:

− Ты, наверное, давно сидишь здесь? Может, ты проголодалась. А то пошли в гасторий − пора принимать пищу. Я уже голоден, как лесной кот. 

Мисса, не ответив, только покачала головой. Пэр не знал, что же ему предпринять. Но тут же, по какому-то наитию, произнес слова, будто они были неким паролем, и Пэр знал их магическую силу. Он вдруг понял, что Миссу нужно вырвать из ее самоуничтожительного плена. А потому слова, которые он сказал, даже не обдумав последствий, произвели на нее немедленное воздействие. Она медленно подняла голову и, широко открыв глаза, спросила:

− Что? Что ты сказал? 

− Сказал? Я сказал, «что ты не одна… Ты поймешь и успокоишься…Я ведь рядом. И прошу, не держи горе в себе… Я пойму и буду всегда рядом…». Что-то не так?

− Нет… так… − Мисса сдвинула брови и с минуту что-то осмысляла. Потом она встала. 

− Хорошо, пойдем в гасторий…

Несколько минуть они шли молча. Пэр не решался прервать ее молчание, но что-то подсказывало ему, что Мисса сама задаст вопрос. Она вдруг остановилась и взяла Пэра за руку:  

− Пэр, скажи, ты эти слова… Ты откуда их взял?

− Как взял? – непонимающе улыбнулся Пэр. – Я их сказал и все. А что, нужно было что-то сказать другое?

− Нет, я не о том хотела тебя спросить. Понимаешь, Пэр, за минуту до твоего появления я уже слышала эти слова. Они звучали у меня в голове, как будто их сказали мне боги Лакки. Понимаешь, слово в слово. Ты можешь объяснить это?

− Ну, − замялся Пэр, − в теории психологических феноменов такое встречается сплошь и рядом. Помнишь, мы это изучали несколько семестров назад. Наверно, так получилось и в этот раз. Обыкновенное «дежа вю». 

− Нет, − задумчиво покачала головой Мисса. – Это было что-то другое. Я не понимаю, как ты смог услышать эти слова, но то, что ты их сказал мне почти слово в слово – это неспроста. Что-то тут не так…

Пэр ликовал. Он, сам того не зная, поддавшись инстинктивному желанию, попал в точку. Мисса восприняла этот случай, как проблему, в которой ей необходимо было разобраться. В гастории она, хотя и ела нехотя, но общалась с Пэром охотно. Отвечала, сама спрашивала, рассматривала соседей и даже перекидывалась с некоторыми репликами, но в какой-то момент Пэр, поймав ее взгляд на себе, вдруг почувствовал, что его эксперимент стал для нее почти что решеной задачей. В ее взгляде он ясно увидел, что Мисса связывает услышанные по наитию слова с ним самим. Будто он знает, откуда они взялись в ее мыслях, но почему-то не говорит ей этого…  

                                                           Глава 6

«Комон один… комон один… отойди влево…», «…осталось два импульсника… потери больше трети… не могу сказать точно…», «парни, бей… радиант два, девиация ноль-семь… залп…», «оптику протри, дубина… точн…», «три контейнера в труху… Привет богам Лакки…», −   врывался в командный бункер поток информации приказов и команд, лишенных всякой интонационной окраски голосов командиров, несмотря на бушующий вокруг них смертоносный шквал деструктивной энергии.

Барнсуотт, слушая обрывки фраз гибнущих солдат, не чувствовал что-либо похожее на сострадание. Этот побочный мыслеобертон не был предусмотрен его конфигурацией психосоматики. Но все же что-то похожее на сожаление от бесполезной траты так необходимого сейчас ресурса живой силы он ощущал. Шеф-генерал не подозревал о таком свойстве своей базы реплицированных данных. Такое состояние лишало его привычного равновесия, в котором он мог полностью анализировать ситуацию, ежеминутно меняющуюся в столь скоротечном бою. Эти неконтролируемые флуктуации интеллекта не давали Барнсуотту полностью сосредоточиться. «Кончиться заварушка, срочно надо пройти отладку блока ассоциаций нейросистемы, избавиться от паразитных наводок», − мелькнуло в голове шеф-генерала. 

На сферах видеопластов вся картина боя была как на ладони. Орбитальные трансляторы еще умудрялись как-то работать, хотя охота на них была самой приоритетной задачей противника. «Хорошо еще, что ученые парни отлично упрятали их в подпространство нуль-вакуума. Без них, как без оптики!..», − на хорошем уровне стабильности подумал шеф-генерал. 

Барнсуотт обошел кругом сферу видеопласта с панорамой четвертого редута. Картина была малоутешительна. Зияющие провалы во многих местах красноречиво говорили о неотвратимо-скорой потере этого укрепрайона. Было отчетливо видны вспухающие полупрозрачными сферами разрывы импульсных ударов по его стенам. Кое-где им отвечали длинными сериями залпов из тактических вакуумных установок засевшие за крепкими скарановыми монолитами оставшиеся защитники четвертого редута. 

«Еще три часа продержатся… Если так, то задача будет выполнена», − прикидывал в уме шеф-генерал. – «Этого времени будет достаточно. Как раз в этот промежуток прибудет пятая регулярная дивизия из нового набора, и с китайско-азиатской группировкой после запланированной операции в этом регионе будет покончено… Четвертый редут, конечно, не устоит… Пусть узкоглазые подрастратят свой ресурс, а там я ударю. Только бы на подходе дивизию не смогли обнаружить…».