Изнанка судьбы - Лис Алина. Страница 38

Маг склоняется и обдает меня гадким запахом изо рта. Он дышит тяжело, со свистом. И я понимаю, что он очень болен.

— Вы делаете огромную ошибку, Дориан. Разве прошлый опыт вас ничему не научил? — говорю я, как только он вынимает кляп у меня изо рта.

…превратиться в кошку… сбежать…

— Не вздумайте, леди! — отзывается Дориан так, словно подслушал мои мысли. — Да-да, не смейте. Вам не скрыться, мы поставили полог. Лучше дайте мне то, что я хочу. И я отпущу вас.

Он говорит «дайте», словно у меня есть возможность отказаться.

При звуках его голоса сами собой всплывают, казалось, давно забытые ощущения. Унизительная беспомощность и обжигающий поток чужой силы, прошивающий тело, как разряд молнии.

Он вытягивал силу через поцелуй. Это было гадко. Не хочу повторения!

Толпа культистов чуть расступается. Я вижу алтарь и обмираю от ужасающего предчувствия.

— Что вы собираетесь делать с этими детьми, Дориан?

Девочка. Совсем маленькая — лет девять или десять. По-детски округлое лицо, пухлые губы, вздернутый носик.

И два мальчика чуть постарше. Похожие почти как близнецы, они различаются только мастью. Один темненький, другой светло-русый. Оба с одинаковыми прическами: короткие волосы, тонкая косичка у правого виска. В мальчишеских лицах ощущается какая-то трудноуловимая неправильность. Лишь со второго взгляда я понимаю, что оба — чистокровные фэйри.

— Так надо, леди.

Приносить в жертву детей? Какими бы выродками ни были культисты, не станут же они…

Достаточно одного взгляда на сосредоточенное лицо Дориана Тафа, чтобы понять: еще как станут.

Он ставит рядом курильницу, и дым окутывает меня, заволакивая мысли темным пологом. Мир плывет перед глазами, по телу разливается тяжкая усталость. Безмолвным зрителем я слежу за тем, как с одного из мальчишек срывают одежду, чтобы швырнуть на алтарь.

…Все как в тумане, и нет возможности прервать затянувшийся кошмар. Согласное пение на неизвестном языке, тоненькие всхлипы девочки рядом, ее голос «Пожалуйста, не трогайте Терри» и полные ужаса глаза второго мальчишки.

— В этот раз все будет долго, леди. Готовьтесь, — с этими словами Дориан опускается рядом. Я знаю, что последует дальше, поэтому, содрогаясь от отвращения, пытаюсь отвернуться, но руки связаны, и тело едва слушается приказов. Узловатые пальцы больно хватают за подбородок. Вторая его рука с силой вцепляется в волосы — не вырвешься. Запах изъеденного болезнью старческого тела, прикосновение слюнявых губ.

…Это длится и длится. Сила Элвина — обжигающая, яркая — проходит сквозь мое тело.

В этот раз поток не такой мощный, а может, я притерпелась, свыклась с ее присутствием рядом за годы в ошейнике. Сила не оглушает, она даже почти не ранит. Ее присутствие изгоняет тяжкий дурман, подобно порыву яростного ветра. Мои глаза широко раскрыты, я в сознании и вижу, как культист у алтаря рисует кровавые узоры по телу мальчишки-фэйри. Воздух рядом полыхает всеми оттенками шафрана и бирюзы, удерживая девочку в сияющем куполе.

Хвала богам, Дориан не пытается засунуть мне в рот язык. И без того мерзко. Чужие пальцы все так же безжалостно и больно стискивают волосы. Тщетно я пытаюсь вырваться или отвернуться.

Связанные руки случайно касаются рукояти кинжала на поясе мага. Безмолвная сила, заключенная в обтянутой кожей стали, враз успокаивает. Я больше не дергаюсь, замираю. Противно, но надо потерпеть. Совсем немного…

Дориан чуть ослабляет хватку, не замечая, как мои ладони сжимаются на рукояти. Короткий рывок назад, и, прежде чем маг успевает что-то понять, я вонзаю кинжал ему в живот.

Он всхлипывает, в широко раскрытых выпуклых глазах — удивление и обида. Купол рядом лопается, обдавая волной жара.

Крик «Терри-и-и!» еще звенит в воздухе, когда смерть спускается в долину на огненных крыльях.

Джованни

— Начинают, — отметила Адаль и потянулась к луку.

— Погоди! — он приник к зрительной трубке, снова пытаясь рассмотреть, что происходит на вершине соседнего холма. — Что за обряд? Никогда раньше такого не встречал.

— Я тоже.

В исцарапанном мутном стекле отобразилось детское личико: распущенные рыжие волосы, курносый нос в россыпи конопушек.

— Дети… откуда там дети?

— Какая разница, — Адаль пожала плечами. — Жертвы. Или новички. Я сниму вон ту, в синем платье.

Джованни проследил за ее пальцем. Сидящая женская фигура на острие главного луча невольно притягивала взгляд. Он снова взялся за зрительную трубку.

Дорогое и изысканное платье из бархата, каштановые волосы волной укрывают спину. Почему она сидит, если остальные культисты стоят?

Сидит на земле в таком платье?

Как раз в этот момент женщина обернулась, и он увидел ее лицо так ясно, как если бы она стояла совсем близко… Увидел и похолодел.

Это не могло быть.

Но было.

Адаль резким движением натянула лук — еще мгновение, и хищная стрела сорвется вниз, навстречу невозможному мороку из прошлого. Стрелы Адаль не знают промаха, и эта пронзит спину, войдет в сердце…

— Нет! — он в последний момент успел толкнуть ее под локоть. Лук дернулся, стрела ушла вверх по высокой дуге и воткнулась в землю всего в десятке шагов от них.

— Ты что творишь?! Совсем сдурел?!

— Прости! Подожди! Не надо, не стреляй! — он вцепился в лук, не давая ей натянуть тетиву повторно. — Там моя сестра!

— У дознавателя нет иной семьи, кроме Храма, — отчеканила Адаль одно из положений кодекса.

— Знаю. Но давай сначала разберемся…

— Если твоя правая рука соблазняет тебя, отруби руку.

— Да погоди ты! Адаль, пожалуйста, не надо, — лихорадочно шептал он, наблюдая, как ее глаза затягивает знакомая пленка безумия, как застывает лицо в неподвижной и одержимой гримасе.

Когда-то эта одержимая ненависть к Хаосу казалась Джованни даже привлекательной.

Он все же вырвал, выломал лук из сжатых пальцев. Отшвырнул оружие в сторону, схватил напарницу за плечи, потряс, влепил пощечину. От души влепил, в полную силу.

— Адаль! Слушай! Я знаю Франческу, она не могла на такое согласиться по доброй воле. — Он повторял это снова и снова — громким шепотом, кричать так близко от культистов было опасно. — Пожалуйста! Ради меня! Дай ей шанс.

Почти сработало. Почти. На лице Гончей храма мелькнула тень сомнения, почти ушла гримаса одержимости, уступив место живому человеческому лицу. Но в тот момент, как назло, порыв ветра донес обрывки гимна и ненавистный с детства запах.

— Твоя рука соблазняет тебя, мой брат. Я отрублю ее.

То, что было дальше, Джованни запомнил урывками. Удары. Боль. Сияющие восторгом и яростью боя синие глаза.

…Он не хотел делать больно своей Адаль. Поначалу пытался лишь блокировать и сдерживать удары, надеялся поймать ее в захват или оглушить. Все изменилось, когда она достала кинжал…

…Время растянулось. Стало липким и тягучим, как смола. Ушли мысли, ушли страсти. Мир сузился до блестящего на солнце лезвия. Оно порхало в воздухе серебристой рыбкой, прекрасной и смертоносной. И нужно было отступать, уворачиваться и снова отступать…

Казалось, прошло несколько часов игры в салки со смертью, когда Адаль чуть замешкалась, когда сделала первую ошибку. И он ухватил напарницу за запястье, вывернул, принуждая бросить кинжал, а она пнула его в колено.

Он не знал, что все так закончится, когда дернул ее на себя, когда они покатились, сцепившись, по склону вниз. Судьба занесла свой меч, а Джованни — глупец — еще думал, что все можно исправить. Только сперва надо остановить Адаль и объяснить ей…

Мертвецам бесполезно объяснять. У мертвецов бесполезно просить прощения.

Адаль остановилась, налетев виском на камень. Гримаса безумия сползла с ее лица, враз ставшего удивленным и немного обиженным.

— Джанни? — шевельнулись губы. И замерли.

Он сразу понял, что случилось, но не смог поверить. Тряс, звал ее прерывающимся от слез шепотом, осматривал рану, чувствуя, как по лицу течет и течет вода. Адаль молчала.