Изнанка судьбы - Лис Алина. Страница 48

Элвин отводит взгляд. Удивительное дело, но он не торопится ударить меня словом в ответ, забросать ворохом насмешек и издевок, как всегда делал раньше.

И еще удивительнее: я вдруг понимаю, что мои слова задели его.

Ему действительно важно, что я скажу или подумаю?! Для того он и придумал эту дикую ложь — в надежде смягчить мою ненависть?!

Пьянящее ощущение власти над тем, кто вправе распоряжаться моей жизнью, накрывает и захватывает полностью. Я жмурюсь, мотаю головой. Снова раскрываю глаза и смотрю на мужчину рядом.

Если это правда. Если мне не кажется…

Месть сладка на вкус.

Внезапная мысль уводит от упоительных мечтаний о возмездии. Я озираюсь и дергаю одеяло, подтягиваю его выше, под горло.

— Что я делаю в твоей постели?

Он криво улыбается:

— Это наша постель. И наша комната, Фран.

— Не называй меня так! Подай пеньюар.

Почему я здесь? И почему на мне сорочка из тончайшего шелка, отделанная кружевом?

Она восхитительна. Почти невесомая прохладная ткань обнимает тело. Полупрозрачная, вызывающая, совершенно неприличная.

Помню, как засыпала, облачившись в простую льняную рубаху, купленную в лавке готового платья. Кто переодел меня?

В мыслях путаница, каша. Мне надо побыть одной! Все понять и осмыслить!

— Франческа…

— Подай пеньюар, — шиплю я сквозь зубы, еле удерживаясь, чтобы не завизжать.

Он пожимает плечами, отходит и возвращается с шелковой тряпочкой под стать сорочке. Текучая ткань, тончайшее кружево. Даже на вид эта вещь выглядит дорогой, по-королевски роскошной.

И не скрывающей почти ничего.

— Поскромнее нет? — сварливо спрашиваю я, не в силах оторвать взгляда от этой красоты.

Он мягко улыбается:

— У сеньориты дюжина пеньюаров. Один нескромнее другого.

Издевается!

Подавив глупое желание потереться о гладкую ткань щекой, я запахиваю пеньюар. Встаю с кровати, проигнорировав поданную руку.

Его комната как-то очень изменилась по сравнению со вчерашним днем, но я не могу, не в силах сейчас об этом думать. К себе, спрятаться, скрыться, запереться в том небольшом закуточке, который я уже привыкла в мыслях называть своим!

Почти бегом пересекаю часовую комнату, стараясь не думать об изменениях в обстановке и о том, что еще вчера механизм покрывала паутина, а сегодня он блестит, как начищенная медяшка.

Влетаю в свои покои.

И еле удерживаюсь, чтобы не закричать.

Шкафы с книгами — темные кожаные переплеты за стеклом. Бюро с изящными резными ножками в виде увитых виноградом колонн. Вместо кровати — софа, обитая жемчужно-серым бархатом.

Кажется, единственное, что осталось неизменным, — витраж на окне и стойки в виде сидящих кошек у камина.

— Я же говорил, Фран.

Я оборачиваюсь:

— Что… что ты сделал с моей комнатой?! Где мои вещи?!

— Это твой кабинет, — его голос звучит грустно. — Мы решили — глупо держать две спальни, если спим все время в одной.

Глава 2. Метель

Элисон

— Мой брат заслуживал того, чтобы я с ним попрощалась, — упрямо повторила я.

— Заслуживал, — тихо согласился фэйри. Он держал коня почти вровень с моей лошадью, поэтому не было нужды повышать голос.

— Он вам поверил. Пошел вытаскивать меня от Блудсворда.

Рэндольф кивнул, признавая очевидное.

— А я вместо этого… трусливо, записочками. Как он матери в глаза смотреть будет?

И снова кивок. Насколько все было легче, когда нас было трое. А тогда мне казалось, что они все время ругаются.

— Почему ты такой молчун? Представить не могу, как ты убеждал Саймона.

— С ним разговаривал Терранс.

— И он сразу вам поверил?

— Почти сразу.

Конечно. Терри умеет так говорить, что ему нельзя не верить.

Умел.

— Надеюсь, с Саймоном все хорошо, — мне действительно было стыдно за поспешное бегство из Рондомиона. За записку, приложенную к завещанию. За то, что так и не сказала брату «спасибо» и «прости». Наверное, после Терри Саймон — самый близкий для меня человек. — Жаль, что я не увижу лицо дяди, когда Бакерсон будет давать показания. Знаешь, ради этого стоило бы спрятаться в Гринберри Манор и подождать пару недель.

Последнее было сказано нарочно, чтобы позлить моего спутника. Я хотела, чтобы фэйри ответил хоть что-то. Поделился сомнениями или страхами. Выслушал мои. Обнадежил. Сказал, что мы будем делать дальше.

Бесполезно. С таким же результатом можно пытаться разговорить ближайший дубок.

С полчаса мы ехали молча.

— Рэндольф, скажи что-нибудь!

— Что тебе хочется от меня услышать?

— Что-нибудь! Скажи, что все будет хорошо. Что у тебя все под контролем. Что ты знаешь, что делаешь!

Он вздохнул:

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, Элисон. Все, чем я владею, принадлежит тебе.

Мне захотелось взвыть. Такие прекрасные слова, любая была бы счастлива их услышать. И ведь правда, чистая правда. Не знаю, способен ли Рэндольф вообще лгать, но сейчас он пугающе искренен.

И не то. Совсем не то.

Как же ты мне нужен, Терри!

Коней мы купили на постоялом дворе. Не за всякие глупости вроде «услуг». За нормальное, человеческое золото. Рэндольфу, с его кошачьими глазами и острыми ушами, не стоило лишний раз мелькать среди людей, но появляться на Изнанке было стократ опаснее. Поэтому он надвинул поглубже шляпу и держался в тени, пока я торговалась за выбранных им лошадей. Хозяин заломил несусветную цену и ни в какую не хотел сбивать. По гадким усмешкам и намекам я догадалась, что он счел нас парой любовников, сбежавших, чтобы обвенчаться. Почему не мужем и женой? Неужели у меня недостаточно благопристойный вид?

Уходили мы тоже по человеческому тракту. У меня оставалось еще немного денег, должно было хватить на пару дней. Что делать дальше, я не знала. Оставалось надеяться, что у фэйри есть план.

Сейчас моя лошадь, пегая кобылка с умными глазами и человеческим именем Нелли, неспешно трусила за злым одноухим жеребцом Рэндольфа. Каждый шаг уносил нас дальше от столицы Дал Риады, Сэнтшема и Гринберри Манора. От Саймона, матушки, проблем с наследством и хищных лап Блудсворда.

— Я хочу мести! — я сама удивилась, что сказала это. Даже поводья натянула от неожиданности. Нелли послушно остановилась, удивленно всхрапнула — мол, чего ты, хозяйка?

— Мести? — Рэндольф тоже осадил коня.

— Блудсворд должен заплатить за смерть Терри! И за все, что он со мной сделал. Почему я должна бежать из родного дома? Я хочу мести!

— Сейчас это невозможно.

— Спасибо, а то я не знала, — фыркнула я. — Но потом, когда мы приедем в Церу. Что дальше? Так и прятаться всю жизнь по углам от горбатой мрази?

Он тронул поводья.

— Это зависит от тебя.

— Почему от меня-то?!

Фэйри не ответил.

Заметать начало еще в обед. Мы глянули на бегущую вдоль тракта поземку и, не сговариваясь, решили все же ехать. Близость столицы подстегивала. Чем больше миль будет между нами и возможной погоней к началу непогоды, тем лучше. Выиграть даже полдня в таких условиях — выиграть гонку.

Мы ошиблись. Через пару часов разыгралась настоящая метель. Ветер сбивал с ног, снег залеплял глаза, укладывал под ноги белые липкие барханы. На Изнанке снега было меньше, но ветер свистел пронзительнее и злее, забирался под одежду, а колючие снежинки впивались в кожу.

Моя лошадь совершенно выбилась из сил. Я и сама так вымоталась, что могла только направлять Нелли за черневшим впереди силуэтом. От снега слезились глаза, мокрые дорожки стекали по щекам и замерзали на ветру. Я давно не чувствовала пальцев, словно их отрубили, оставив безобразные культяпки, как у Кьяры. Усталость была такая, что невозможно ни думать, ни донимать Рэндольфа вопросами, куда и зачем мы идем. Не будь впереди фэйри, я бы просто слезла и тихо замерзла насмерть.

Когда воин свернул с тракта в лес, я даже не возмутилась. Последние жалкие остатки сил уходили на то, чтобы не выпасть из седла. Нелли жалобно заржала, сетуя на злую хозяйку. Впереди отозвался ржанием жеребец Рэндольфа. Я покачнулась и поняла, что теряю равновесие.