Изнанка судьбы - Лис Алина. Страница 79
— Доброй ночи, — длинноухий выродок удобно устроился в его кресле и теперь изучающе пялился на Чарли. Кошачьи глаза отражали свет фонаря: казалось, что они светятся сами по себе.
И главное: расселся, как будто у себя дома, гад. Словно и не должен сейчас валяться в лихорадке и стонать.
— Д-д-доброй, — покривил душой Чарли.
Ночь определенно была недоброй.
— Полторы недели прошли. Я пришел за деньгами и информацией.
Чарли ободрился. Длинноухий не спешит орать и лупить Чарли ногами, а значит, не в курсе о подставе с ядом в бочке.
Пронесло. Выкрутится. За прошедшие недели Чарли успел понять, что ушастый выродок мало что смыслит в человеческих делах, да еще и сентиментален, как старая дева.
Он радушно улыбнулся, изображая дружелюбие, которого не испытывал.
— Понимаешь, приятель…
Фэйри слушал молча, как всегда. Чарли не на шутку бесила эта его манера. Распинаешься тут, душу вкладываешь, а этот молчит. И не поймешь ведь, с какой мыслью молчит.
— Нет, — негромкий голос прервал поток излияний Чарли. — Неинтересно. Только деньги и информация. Я уезжаю через час.
— Денег нет, — разозлился Чарли из-за непробиваемости выродка. — Подождать надо, будут через пару дней. Тогда и заплачу информатору. Если хочешь — уезжай, но тогда уж извини, — он развел руками, показывая, что, мол, уехать ты, парень, конечно, можешь. Но вот своих честно заработанных тогда точно не получишь.
Как только что сидевший в кресле фэйри оказался у него за спиной, Чарли так и не понял.
Полированная столешница впечаталась в щеку. Чарли захрипел, задергался, тщетно пытаясь вырваться из захвата. Каждое движение отдавалось болью в вывернутой за спину руке.
— Думаю, ты лжешь, человек, — прозвучал над ухом холодный голос с еле заметным разеннским акцентом. — Моя ванна сегодня пахла волчьим корнем.
— Не знаю, о чем… — Чарли взвыл от боли в выкручиваемом суставе.
— Я умею не только убивать, но и пытать, — проинформировал фэйри. — Не люблю, но умею.
И Чарли, чувствуя, как на руках затягивается веревка, а живот наполняется сосущим страхом, принялся заверять длинноухого ублюдка, что он здесь ни при чем. Случилась накладка, бывает так, что поделать. И деньги-то Чарли найдет, даже с процентами вернет, пусть только ушастый даст ему возможность позвать кого-то из своих людей. А вот с информацией про рыжую девку…
«Убьет, — ворочалось в голове. — Признаюсь, и крышка мне».
В этот момент мешочек с монетами на поясе Чарли стукнулся о край стола и предательски звякнул.
Фэйри завязал последний узел, отцепил кошель с сегодняшней выручкой и грубо толкнул своего работодателя в кресло.
Чарли разом заткнулся. Втянув голову в плечи, он следил, как фэйри выкладывает на стол золотые солиды. Полсотни и еще девять, не считая серебряной мелочи.
Ушастый аккуратно отсчитал двадцать монет, которые должен был ему Чарли, ссыпал остальное обратно в кошелек и повернулся.
— А теперь ты расскажешь мне, где Элисон.
И Чарли понял, что — да. Расскажет.
Юнона
Он раздевал ее медленно, лаская дыханием и покрывая поцелуями каждый дюйм освобожденного от одежды тела. Поставил ногу себе на плечо и медленно скатал чулок, прижался губами к ямке под коленкой, поднялся выше, чуть царапнув плохо выбритой щекой нежную кожу с внутренней стороны бедра. Юнона выгнулась, запустила пальцы в его волосы и застонала, отдаваясь умелым прикосновениям его языка и своим фантазиям.
Она почти не лгала, когда отвечала на ласки. Лишь представляла на месте Отто другого… других. Своих любовников — всех, сколько их ни было за последние годы. Изменяла Отто прямо здесь, будучи с ним.
Это был миг ее горького торжества. Тайная месть.
Отто так старался загладить вину… Порой ей даже становилось его жаль, и она упивалась этой жалостью, смешанной с легким презрением, не меньше, чем мыслями о мести.
Если бы он только был чуть более безумным.
Она вскрикнула, подалась навстречу его пальцам и услышала в ответ глухой рык.
Заткнулся… хоть бы он заткнулся, сбивает весь настрой!
Ее нога все так же лежала у него на плече, когда он ворвался в ее тело. Юнона крепче зажмурилась, колодой игральных карт в мыслях мелькнули лица прежних любовников. Эрик… пускай это будет Эрик. Он был такой же здоровый и тяжелый. И так же ухал, всякий раз на выдохе, словно крестьянин, который колет дрова. Втайне она потешалась над этой его манерой…
Вызвав из памяти образ Эрика, она двинула бедрами. Да! Да, Эрик, милый! Так хорошо! Эрик!
Удовольствие, которое Юнона получала от визитов Отто, тоже было ее маленькой местью. Если бы еще не чувство гадливости, посещавшее ее всякий раз после его ухода, когда она долго сидела в ванной и почти до крови царапала мочалкой кожу…
Стоило вспомнить об этом, как возбуждение ушло, оставив отвращение и пустоту. Юнона подавила самоубийственное желание простонать «Эрик» и задвигалась быстрее. Пусть уже заканчивает и проваливает!
Какая глупая и бессмысленная вещь секс, если убрать из него наслаждение.
Финальный стон Отто она встретила почти с благодарностью. Дышать, когда он не пыхтел сверху, было гораздо легче. Юнона отложила мечты о ванной, обняла своего тюремщика и любовника, устроив голову у него на плече. Сейчас, когда Отто расслаблен и благодушен после секса, лучшее время.
— Это было чудесно, медвежонок, — она поцеловала его в плечо и заглянула в глаза. Снизу вверх, взглядом покорной удовлетворенной женщины. — Ты такой… настоящий мужчина.
Последние слова Юнона произнесла с легким придыханием.
Довольная улыбка на его лице показала, что Юнона на верном пути.
— Знаешь, — продолжала она осторожно. — Сейчас я действительно понимаю, насколько ты был прав. Сила не к лицу женщине, она внушает гордыню. Мне нравится быть слабой рядом с тобой.
Говорить нужно было ласково и беспечно, ничем не выдавая, как колотится сердце и обмирает все внутри. Она вела к этому разговору уже несколько недель. Мягко, исподволь подталкивала Отто к нужным выводам.
— Наверное, в каждой женщине это есть, — задумчиво продолжала она, рисуя пальчиком узор на его коже. — Желание, чтобы нас покорили, присвоили, укротили. Мы не можем сдаться просто так, без боя. Но я думала, что тень навсегда лишает меня права быть слабой. Если поддаться и самой выбрать себе мужчину — это уже не то. А ни один из окружавших меня слабаков никогда не сумел бы сделать того, что сделал ты…
От самодовольной улыбки на лице Отто ей захотелось впиться когтями в его лицо. Неужели он действительно верит тому бреду, что сейчас несет Юнона?! Жалкое ничтожество!
Верит, и хорошо. Просто прекрасно.
— Я думала, это невозможно, — прошептала она, бросив еще один покорный и восторженный взгляд. — Как ты этого добился?
Он хрипло рассмеялся:
— Это было непросто.
— Но ты сделал это?
— Сделал.
— Но как?! — побольше восхищения и трепета в голосе.
Лишь бы ничего не сорвалось! Приступы помутнения у Отто сменялись просветами, когда он сознавал свою роль тюремщика и насильника. Тогда он то умолял о прощении, то пугал ее бешенством и ревностью.
Порой Юноне казалось, что Отто тоже ненавидит ее. Как ненавидит и любит свое дурманное зелье курильщик опия.
— Я почти год искал того, кто мог бы мне помочь. Нанимал магов. Извел состояние на шарлатанов. А потом мне подсказали выход на этих людей… — он замолчал.
Давай уже! Говори дальше, ты, дубина!
— Людей? — мягко переспросила Юнона, приглашая продолжить.
Ее пальцы медленно скользнули по плечу мужчины, обрисовали бицепс, спустились по предплечью к мощному покрытому короткими светлыми волосами запястью и странному браслету из литых золотых бусин.
Браслет Юнона разглядывала уже не в первый раз. Очень уж любопытные символы были выгравированы на нем.
Отто поморщился, перехватил ее руку и отвел в сторону.