Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна. Страница 45

Я припомнил вечер в Зеленом Пеликане: он сидит с нами и пьет. Потом он начал буянить, пускать огонь из пальцев, и Елена увела его за соседний, пустой, столик. Но он не успокоился, и начал обвинять присутствующих в разных смертных грехах… даже Лумумбе досталось, хотя он-то точно был ни при чем. Опять к нему подошла Елена, о чем-то поговорила, выпила с ним на брудершафт… Больше он никого не доставал.

Потом начался концерт, о Живчике все забыли, а потом официантка обнаружила, что он мертв.

Тогда и в голову никому не пришло подумать на хозяйку заведения! Он жил где-то в комнатах над рестораном, а значит, у Елены были и другие возможности с ним покончить, но она ими не воспользовалась. Живчика устранили, только когда он начал болтать.

Я лично думал на Дуриняна. Не знаю, почему… Просто его очень легко было представить, всаживающим тонкий стилет кому-то в почку. Ростопчия, или там, Цаппеля — нет, а его — запросто. Опять же, прямая связь: фальшивый коньяк — магия… Штык обещал заняться расследованием, и мы с Лумумбой как-то выпустили покойного Живчика из поля зрения.

Но вот сейчас… Он был знакомым именно Елены, а не кого-то другого. Приехал к ней в гости. Логично предположить, что про хозяйку Пеликана он и знал больше всего. И, когда грозился всё раскрыть — то имел в виду именно её делишки! А остальных приплел так, для красного словца…

У нее и возможностей было хоть отбавляй — время от времени хозяйка подходила, и, склонившись, осведомлялась, как у него дела. По крайней мере, так думали все остальные.

Что же получается?

Живчика убила мадам Елена.

Цаппеля тоже убила она — ну, или её охранники, что сути не меняет.

Козленок-Кукиш… Если мы обнаружили в книге сережку мадам Елены — сомнения отпадают. А кому еще в городе могла принадлежать столь дорогая и изысканная безделушка? Не женам же мастеровых из Слободки…

Лёню, кстати, мог от её имени прикончить Живчик — чем не версия? Способностей больших в нем не было, этим и объясняется незавершенное превращение в козла.

Как в эту схему укладывается Мать Драконов — пока не знаю. Разве что, связать между собой фальшивое золото, клад Цаппеля и выкуп, который требовала от города Мать.

Всё тело вновь начало зудеть, будто под кожу колючек насыпали. Схватив Машу за руку так, что она вскрикнула, я быстро заговорил:

— Штык сказал: ваш город — место схождения сил. Ключ от севера и ворота на юг… Река, по которой вверх-вниз ходят пароходы, почтовые дилижансы, поезда… И все останавливаются здесь.

— Еще грузовики. — подсказала Маша.

— Какие грузовики?

— Фуры Дуриняна — они развозят спиртное по другим городам, и тягачи Ростопчия… Те — наоборот: свозят всякое барахло на свалку. Он даже хвастался: сломанное и выброшенное на другом конце страны у нас обретает новую жизнь.

Сердце забилось: это меняет всё! Одно дело — передать небольшую посылочку с проводником или сунуть лишнюю коробку в почтовую карету… Совсем другое — собственный транспорт. Среди бутылок и разной сломанной рухляди можно запрятать тонны! Таможни… А у какого предпринимателя не куплены таможенники? Ящик коньячка здесь, старенький, но исправно работающий телевизор — там…

Я еще раз посмотрел на Машу.

— И много таких грузовиков?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Много, наверное. Они постоянно курсируют.

— Предположим — только предположим, что мадам Елена — и есть Баба Яга, дилер. Дуринян с Ростопчием, разумеется, в доле… Понятно, что она запаниковала, когда в город прибыли мы с Лумумбой. Весь её сверхприбыльный бизнес оказался под угрозой. Кукиш явно что-то пронюхал, и, зная его жадную натуру, можно предположить: стал требовать с Елены выкуп за молчание. Она и заставила его молчать, но поздновато: мы уже были здесь. Что сделать проще всего? Устранить нас тоже! В первый же день, когда мы гуляли по набережной, кто-то пульнул в нас файербол…

Потом было дело с Матерью Драконов, и Елена сообразила, что мы — более крепкие орешки, чем она думала, и пригласила к себе — прощупать, на что мы способны. Она не учла, что Живчик, будучи магом, приревнует к Лумумбе, и начнет хвастаться… Убила она его из-за нас, к бабке не ходи. Понимаешь?

— Не понимаю. — честно сказала Маша. — Все знают, что мадам Елена не выносит Пыльцы. Когда Бабуля попал под заклятье… она лично заплатила охотникам за то, чтобы мага убили.

— И что, удалось?

— В пыль разнесли… — и она посмотрела на меня круглыми, как плошки, глазами.

— Вот то-то и оно. — кивнул я. — давно подозревал, что с заклятьем не всё чисто, только ухватить никак не мог. Таракан ведь тоже говорил, что Бабулю накрыло во время рейда, но никто не упоминал, что магу удалось скрыться.

— То есть, он жив и находится где-то рядом?

— А вот мы сегодня и проверим. — схватив вожжи, я огрел лошадь по спине и заорал так, что вороны заметались над головой: — Н-но, залётныя!!!

И мы понеслись.

Глава 21

— Первым делом пойдем к Штыку, — я думал вслух, одновременно пытаясь сдержать не в меру разогнавшуюся лошадку. Под колесами уже громыхали камни мостовой. — Потом надо найти кого-то из персонала гостиницы. Управляющего, например. В то, что наставник спятил — я в жизни не поверю. Узнаем из первых рук, как всё было.

— А почему ты решил, что он нам поможет? — по мостовой телега катила очень тряско, и Маше приходилось хвататься за что попало, чтобы удержаться.

— Полицеймейстер сейчас — главное должностное лицо в городе. И он знает, кто такой Лумумба. Если откажется — значит, тоже замазан, по самые уши.

— Штык — дядька хороший, не обвиняй его напрасно. Я просто хотела сказать, что у него и без нас дел по горло.

— Всё эти события связаны между собой. Что-то он успел раскопать… Расскажем ему, что знаем мы. Я уверен, вместе мы это дело раскроем.

Меня так захватила эта идея, что я перестал смотреть по сторонам, забыв, что нас могут разыскивать. Мысленно я был уже в кабинете полицеймейстера, выстраивая аргументы и доказательства.

Вдруг в голове взорвалась боль — именно так бывает, когда по затылку со всей дури засветят булыжником. От неожиданности дернув вожжи, я кувырнулся через передок телеги, под ноги лошади.

Откуда ни возьмись, вокруг образовалась толпа.

— Попался! — схватив за руки и за ноги, меня потащили из-под колес, на ровное место. Я взбрыкнул, пытаясь вырваться, но держали крепко.

— Руки, руки хватайте. Не давайте ему пальцами шевелить. И пасть заткните. Чтоб не сболтнул чего.

— Спокуха. Вишь, глаза синим не светятся — значит, наркотика в ём нема.

— Береженого бог бережет. Затыкай.

Не успел я опомниться, как в рот мне напихали какую-то вонючую тряпицу.

— А это точно он? Тот, помниться, рыжий был, а этот — цыган-цыганом…

— Сказано было: на ентой улице в енто самое время. А он, или не он — не наше собачье дело.

— Девка — та самая. Парнишкой прикинулась, а шапку сбили — глядь, коса! Я видел, как они из гостиницы с тем черножопым выходили… Ссыкуха рыжая. Нашла с кем связаться.

— Права была Мадам Елена. Точно они.

Сердце глухо забилось.

— Умнейшая женщина, дайбогейздоровьичканамногиегоды… Как первый-то сгинул, про младшого и думать забыли, а она напомнила. Всё предсказала, благодетельница, как в воду глядела.

Я был кругом прав. Это всё она, Елена. А ну… Попытался вызвать в себе хоть слабенькую искру, приоткрыть Завесу. Сосредоточился, и даже что-то почувствовал… Но получил пинок в брюхо и задохся.

— Эй, ты чего? Лежачего-то не бьют. — надо же, кто-то сердобольный выискался.

— А вдруг он колдовать вздумает?

— Сказано же, без Пыльцы не может.

— Хозяйка отдельно предупредила: чтобы без членовредительства. И сразу — к ней.

— Щас до площади дотащим — поглядим…