Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна. Страница 47

— Этого не может быть.

— Когда умирает сильный маг… — проговорила она, ковыряя дырочку на моем рукаве, — Колдовство рассеивается не сразу. Бывает, проходит несколько дней.

Рванув ворот, я попытался нашарить крестик, и не смог. Стащил рубаху, обсмотрел всё своё туловище… Пошарил в карманах, даже трусы обхлопал! Потом упал обратно на лавку и слепо уставился в стену.

Стена была серая, бугристая, в трещинах и потеках. В углу, под ней, скопилась горстка мусора. Травинки, сухие соломинки, пара дохлых пауков и окурков. А еще — мертвые мотыльки с истлевшими, похожими на пепел, крылышками…

Лумумба. Мой друг, наставник, мамка и нянька. Он был уверен, что безвыходных ситуаций не бывает. И еще в том, что бороться нужно до конца.

Как-то он спросил:

— Знаешь такую поговорку? Когда бог закрывает дверь, он открывает окно.

— Ну…

— Гвозди гну. Нафига, скажи на милость, нужно это окно? Свежего воздуха перед смертью глотнуть? Боги буша никогда не оставляют открытых окон. Они дают топор, чтобы ты сам вырубил новую дверь…

Попытавшись вскочить, я вновь жестко ткнулся в потолок макушкой. Боль отрезвила и придала сил.

— Ты чего?

— Я не собираюсь здесь сидеть и покорно ожидать какой-то там казни. Я оперативник, а не сопля зеленая.

Маша красноречиво кивнула на запертую железную дверь.

— И куда ты, с подводной лодки, денешься?

Пошарив безумным взглядом по стенам, потолку, забранному толстыми прутьями окошку, я вновь уставился на Машу.

— Кричи. Изо всех сил кричи. — она несколько раз удивленно моргнула.

— Ты что, окончательно с катушек съехал?

— Наоборот. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

— И… Что кричать-то?

— Что насилуют.

— Очешуеть… Ты серьезно?

— На все сто.

— И это весь твой план?

— Время планов прошло. Пора рубить дверь.

Маша была прирожденной актрисой. Она так орала, что даже я поверил, и засмущался: вдруг на меня подумают…

Когда в замке загремел ключ, мы были готовы. Первый охранник влетел в камеру сам — даже ничего делать не пришлось, только протянуть руку и несильно стукнуть его о стену. Второго я огрел дверью. Третий успел сдернуть древний калаш и уставить мне в брюхо, но Маша, подскочив, рванула ствол на себя, охранник потерял равновесие, а я дал ему по ушам, втащил в камеру и выскочил в коридор.

— Налево и вверх по лестнице. — подсказала Маша.

Несколько раз глубоко и быстро вздохнув, я почувствовал, как кровь побежала быстрее. Сердце, дав несколько сбоев, ускорилось, и наконец застучало в ровном, ускоренном, ритме. Воздух сгустился.

— Держись позади меня и не отставай. — сказал я и побежал.

Это не был бег в прямом смысле. На самом деле, я двигался будто сквозь мутный вязкий кисель. Им можно было дышать — если прилагать усилия. Когда на пути попадались серые, слегка размытые тени, я хватал их, стукал о стену и укладывал на пол вдоль плинтуса. Оставалось только надеятся, что никого до смерти не убил…

Раздалось несколько негромких хлопков — по нам стреляли. Мне пули были не страшны, а если Маша выполняет мои указания, ей — тоже.

Комната, в которую мы попали, миновав коридор, колыхалась, будто я сидел в аквариуме с зеленоватой водой. Значит, времени осталось мало. Вихрем пролетев через нее — столы и стулья разлетались веером, как обычные щепки, я вырвался на волю. Маша была рядом, но из участка по нам продолжали стрелять.

Навалившись, мы синхронно захлопнули створки тяжелых дверей. Маша уже тащила какой-то железный прут, и я, просунув его в ручки, завязал узлом. Теперь точно не выберутся. Разве что двери с петель снять…

Праздношатающаяся публика начала с интересом прислушиваться к воплям, доносившимся из полицейского участка.

— Пленный маг вырвался на свободу и громит полицию! Граждане! Помогите совладать с супостатом… — закричала Маша, встав на высоком крыльце, как на трибуне.

Народ как ветром сдуло.

Мы быстро пошли по улице.

— Цела? — спросил я на ходу.

— Вроде бы…

Возле обочины заметили чей-то шарабан. Не церемонясь, я рванул ручку и усадил Машу на водительское место. Упал на сиденье с другой стороны, вырвал из-под панели провода и соединил их накоротко. Мотор взревел, запахло жареной картошкой.

— Я же не умею. — запротестовала Маша.

— Заодно и научишься. Рули к Пеликану!

Толчками шарабан выехал на середину улицы и покатил с горки. На крыльце Агентства, которое, как я припомнил, находилось ровно напротив полицейского управления, сидел громадный пес с черным пятном на ухе и пристально глядел нам вслед.

— Что это было? — спросила Маша. Она сидела, напряженно выпрямив спину и вцепившись в баранку обеими руками.

— Сцепление отпусти. — посоветовал я. — А теперь газу…

Шарабан поехал ровнее.

— От тебя пули отскакивали. — она напряженно ворочала руль, из-под колес в панике разлетались куры. — Тебя должны были в решето превратить. Как ты это сделал? Без Пыльцы…

— Это не магия. — наконец сердце замедлилось до привычного ритма. Предметы обрели четкость, а воздух стал легким и прозрачным.

— А что тогда?

— Умение.

— Умение?

— Ну, вроде как боевое искусство. Наш тренер по футболу, Сан-Саныч, называл это именно так. Он в Советском спецназе служил…

— А причем здесь футбол?

— Ну, официально Академия — гуманитарный вуз. Я, например, на историческом учился. Мифотворчество кочевых народов… Военной кафедры у нас не было, только спортивная секция.

— Ага. Понятно. — она бросила на меня короткий взгляд, но тут же с новой силой вцепилась в руль. — А меня бы в вашу академию взяли?

— Тебя? Запросто. — хотел добавить: — Хочешь, я с Лумумбой поговорю? — и осекся. В груди заболело.

— Приехали! — вдруг сказала Маша и нажала на тормоз. Я едва успел выставить руку, чтобы не разбить нос. — Что теперь? Снова это своё умение включишь?

— Не могу. Второй раз такой нагрузки сердце не выдержит.

— О…

— Попробуем по-хитрому. — она молча выгнула бровь. — Подожжем, к свиням собачьим, этот курятник и посмотрим, какие птички из него вылетят.

— Ты с ума сошел? Нас же как раз за поджоги вешать собираются!

— Вешать нас собираются за шеи. А поджог… Лумумба как-то сказал: если тебя обвиняют незаслуженно, нужно вернуться и заслужить. — я развернулся к Маше всем телом. — Понимаешь, нужно доказать, что мадам Елена — магичка. Если все это увидят…

— Ты точно с ума сошел. Спятил. С глузду двинулся. Она не может быть магичкой.

— Почему?

— Она не переносит Пыльцы, я тебе уже говорила. Если б она могла колдовать, она бы освободила Бабулю от заклятия!

— Ты уверена? А может, именно она его и заколдовала? Может, он узнал про нее что-то нехорошее, и таким образом Елена заставила Бабулю молчать?

Маша какое-то время беззвучно открывала и закрывала рот, очень походя на удивленную золотую рыбку.

— Она ведь его любила. — беспомощно повторила она. — Это правда. Даже после… После того, как он начал превращаться в Зверя, она продолжала к нему ходить. Я знаю, я видела. Я видела, как она плачет.

— Маша… — сзади раздался нетерпеливый гудок. — У нас один-единственный шанс всё проверить. Мы должны её спровоцировать. Или пан, или пропал.

Она глубоко вздохнула, а потом кивнула.

— Ты прав. Я должна знать. Если это она… Если Бабуля погибнет…

— Еще не всё потеряно. Убьем Бабу-Ягу, и заклятье спадет! — меня охватил безумный кураж. — А Бабуля вновь станет самим собой…

Сзади сигналили всё истеричнее, но у Маши уже горели глаза.

— Что будем делать?

Глава 22

Маша