Я - ведьма! - Лузина Лада (Кучерова Владислава). Страница 33

— Ну-у, — расстроилась я. — На сорок гривен мы тоже долго не протянем.

— А зачем нам жить на сорок гривен? Сходи в свой мир и обменяй эти деньги на другие купюры. А когда вернешься, я отзеркалю тебе еще сорок.

Лера самодовольно усмехнулась. А я снова с пристальным восхищением следила за ее чертами, поражаясь: какая живая и непосредственная у меня мимика. Усмешка на ее лице мимикрировала в озорную, затейливую гримаску. И я поняла: это уже отражение моей собственной мордашки, во лбу которой сейчас проклюнулась авантюрная идея.

— Мы что-то придумали? — хихикнула Лера.

— А то!

Включив телефон, я целеустремленно набрала номер Таньки.

— Привет, дорогая, это я.

— Куда ты пропала?! — завизжала она с ходу. — Твой Валерка мне уже телефон оборвал!

— Пусть рвет. Я с ним тоже порвала.

— Правда? — честно обрадовалась за меня подруга. (Даже странно, какой ненужной казалась мне сейчас ее искренняя дружба!) — Значит, мужчинам бой!

— Уж лучше на убой. Но, чтоб не бить, — даю отбой, — прокомментировала я и, без перехода, свернула на интересующую меня тему: — Слушай, ты у нас девушка зажиточная, при деньгах…

Я точно знала: вот уже пять лет Таня скрупулезно копит доллары на отдельную квартиру.

— Допустим, — насторожилась Танька.

— Сколько у тебя сейчас на руках?

Таню явно смутил мой вопрос, но лгать или увиливать от ответа она считала недостойным наших высоких отношений.

— Ну… примерно тысяч двадцать. А что?

— Ты могла бы одолжить их мне до завтра?

— А ты сможешь вернуть?

— Я даже не собираюсь их тратить.

— Тогда зачем?

— Прости, не могу ничего объяснить. Но обещаю, что верну тебе все завтра в целости и сохранности.

— Ну, если завтра… — сдала позиции Танька. — А то в понедельник я собираюсь прикупить чудную норку.

— Норку в смысле квартирку или в смысле шубку?

— Шубу, — похвасталась подруга. — Сейчас в «Меха Украины» такие чудеса завезли.

— И сколько стоит чудо?

Таня замялась, как всегда, когда я спрашивала ее о чем-то, чего не могла себе позволить, и она боялась, назвав сумму, лишний раз подчеркнуть социальную разницу между нами.

— Там разные есть, — произнесла она обтекаемо. — От трехсот и до… Ладно, это все ерунда, подъезжай за деньгами, я сейчас дома.

Выдернув телефон из розетки, я посмотрела на Леру в поисках одобрения. Ее лицо мгновенно впитало мою радость.

— Сейчас быстро мотнусь к Таньке и привезу деньги, — горделиво проворковала я.

— Зачем такая морока? — хитро прищурилась Лера. — У твоей подруги есть дома зеркало?

— Конечно. В комнате, в ванной…

— Зайдешь с деньгами в ванную. Я выйду к тебе оттуда.

— А как ты доберешься туда? — чуть было не спросила я.

Но она предвосхитила мой вопрос.

— Я есть везде, где есть ты и есть зеркала.

Нервничая и мучительно комплексуя, я зашла в магазин «Меха Украины».

— Что у вас в сумке? — сурово поинтересовалась продавщица, мигом приценившись к моим сапогам и плащу, купленным на Троещинском рынке.

— Деньги, — как можно небрежнее ответила я, дернув замок.

Двадцать тысяч отраженных долларов лежали вперемешку с другим дамским барахлом. Продавщица удивленно клацнула тяжелыми от обилия туши ресницами и тут же меня зауважала.

Выбрав себе нежную, удивительно легкую, почти невесомую шубку из белой норки, я зашла в примерочную кабину. Одновременно со мной туда зашла Лера. И сразу стало легко, уютно, весело. Мы накинули на плечи ласковые шкурки и довольно обозрели друг друга.

Шубка шла нам удивительно. Каждая из нас влюбленно созерцала другую — хрупкую красавицу в снежном мехе, обворожительную, как зимний ангел.

Лера в зеркале умиленно улыбнулась, сняла шубу и протянула ее мне сквозь стекло. Быстро свернув шубку-отражение в тугой валик, я засунула ее в сумку, закамуфлировав сверху другими вещами. Затем горделиво вышла из кабинки. Продавщица подобострастно растянула губы, принимая у меня мех.

— Что, не понравилась?

— Вообще-то очень мило, — высокомерно процедила я. — Но не подошла по размеру.

А дальше пошло-поехало!

Я, всегда сиротливо обходившая стороной сверкающие богатые магазины, жалобно отворачивающая взгляд от соблазняющих витрин, пустилась во все тяжкие шопинг-мании.

Всюду, где были примерочные с зеркалами, мир принадлежал мне. За месяц у меня появилось пять новых шуб: норковая белая, песцовая голубая, рыжая рысья, пятнистая ягуаровая и чернобурка. Четыре дубленки. Три пальто. Пять плащей. Дом пенился от вороха устрашающе дорогого белья, трепетных шелковых блузок, веселых платьев, изысканных костюмов, расшитых бисером и кружевами сверкающих золотыми блестками маечек и топиков, «лодочек», босоножек, шлепанцев, сапог из замши, из белой, черной и крокодиловой кожи, из облегающей ногу «чулочной» ткани. Крохотные ридикюльчики, элегантные сумочки, кошельки, перчатки…

— Можно я возьму это в примерочную, нужно посмотреть, как все смотрится в комплекте?

— Да, конечно…

Конечно, был один печальный минус. Принеся обновки домой, рассмотреть в них себя, такую красивую, роскошную, соблазнительную, можно было лишь отчаянно вертя шеей и притом весьма фрагментарно. Что человек способен увидеть без зеркала? Руки, ноги, грудь в проекции сверху…

— Какая ты иногда смешная, — удивилась Лера, услышав о моей проблеме. — Сейчас я примерю все это, и ты посмотришь на себя со стороны во всех ракурсах, даже в тех, которые ты никогда не углядела бы в своем трюмо.

Двадцать тысяч отраженных Танькиных долларов я поменяла в банке на гривны. Сто десять тысяч гривен превратились в двести двадцать благодаря двум Лериным прыжкам — в зеркало и обратно. Гривны были обменены на сорок тысяч долларов и благополучно удвоены. Дальше, боясь иметь дело с такими крупными суммами, я мухлевала туда-сюда по мелочам до тех пор, пока полученная мной цифра отраженных денег не стала слишком головокружительной для того, чтобы произносить ее вслух.

Мы купили машину — двухместный «мерседес-купе». (Хотя Лера, смеясь, предлагала мне выехать на нем прямо из витрины, в которой отражался кабриолет). Продали мою старую квартиру и, умножив деньги от продажи на два, переехали в новую, трехкомнатную, с евроремонтом и видом на Днепр. Она стоила не так уж дорого, поскольку располагалась далеко от центра, но это нас волновало мало — центр нашей жизни находился там, где были мы.

Свой новый телефон я не дала никому.

— Послушай, а что там, за зеркалом?

— Ты же видишь — отражение комнаты.

— А что за дверью?

— Открой ее и увидишь коридор.

— А куда он ведет?

— Сама знаешь — в спальню и кухню.

— Это здесь, а там, в Зазеркалье?

— Зачем тебе это знать?

— Ты — я. Значит, тот мир мой.

— Нет, он не твой, — поджала губы Лера.

— Ну скажи, куда ведет коридор?

— В смерть.

— В смерть? — недоверчиво переспросила я.

— Давай не будем говорить об этом…

Но я постоянно возвращалась к закрытой теме. Как и до рождения Леры, меня упрямо тянуло к зеркалу. Интриговали привычные, понятные и такие недостижимые для меня вещи за стеклом: двуспальная кровать с двумя тумбочками по бокам, люстра, кактус на подоконнике… Хотя, пожалуй, недостижимыми были не сами вещи: не знаю, как кровать, а тумбочку и кактус Лера могла бы достать мне оттуда, стоило лишь попросить. Но, несмотря на то что уже четыре месяца я жила с собственным отражением, Зазеркалье так и осталось загадкой. И я стояла, уткнувшись носом в стекло, вглядываясь в такой очевидный и загадочный, близкий и непознанный, закрытый для меня Лерин мир, в то время как Лера наслаждалась миром моим.

Она радостно гремела кастрюлями на кухне, опробовала новые рецепты, обставляла квартиру и обряжала елку к Новому году, читала книги и запоем смотрела телевизор.

— В твоей гостиной не было зеркала, и я раньше никогда не видела кино, — извинялась она, прежде чем погрузиться с головой в тот или иной фильм.