Я - ведьма! - Лузина Лада (Кучерова Владислава). Страница 4

Капитан…

Да, прав был Грин, который жил и умер тут, в Крыму. Глядя на море, невозможно не выдумать Ассоль и «Бегущую по волнам». Живя у моря, невозможно не ждать алые паруса. И лишь тот, кто посвятил свою жизнь морю, мог, не задумываясь, подарить их своей любимой. Ибо море, мгновенно смывая с нас ложь цивилизации, делает всех беззаветными романтиками!

Только вот где он? Мой личный капитан Грэй…

Впрочем, я была бы согласна и на пирата…

Песня оборвалась.

— Слушай, Маша, а чего ты решила вчера прыгнуть со скалы? — неожиданно пробасил Шурик.

— Я не решала. Мне просто вдруг страшно захотелось сделать это, — объяснила я машинально, продолжая купаться в своих голубых фантазиях.

— Знаешь, я тебя понимаю, — задумчиво протянул он. — Я сам прыгал с нее не раз. Знал, что нельзя, опасно, и прыгал все равно. Феолент — такое удивительное языческое место. Тут все «нельзя», «не стоит», «неправильно», «неудобно» становятся хлипкими и глупыми. А правила приличия вообще кажутся абсурдом.

— Правила приличия, — усмехнулась я, — это наука о том, как максимально облегчить жизнь окружающим, тем самым испоганив ее себе. А главное, они находятся в коренном противоречии со всеми природными инстинктами. Правила приличия отличают нас от животных, но еще никем не доказано, что это отличие в лучшую сторону.

— Вот это да! — обрадовался Шурик. — Классно сказала. А ты любишь море?

Неизвестно отчего, но сегодня этот вопрос совсем не показался мне дурацким.

— Когда я смотрю на него, — искренне призналась я, — то постоянно вспоминаю, что когда-то вода покрывала весь земной шар и наши далекие прапрапредки вышли на землю из моря. А как иначе объяснить, что все мы влюблены в него генетически, априори, без всяких оснований? Ведь не море кормит нас, его водой нельзя даже напиться, а мы все равно рвемся к нему и в него. А потом, это же известный факт: новорожденные младенцы, которые ни сидеть, ни ходить не умеют, уже умеют плавать. Вот доказательство — тысячу веков назад мы все рождались в воде!

— А я и сейчас родился в воде.

— Да ну! — Я впервые обернулась, чтобы посмотреть на новоявленного дельфина. И незамедлительно пожалела об этом. Беседа, складывающаяся столь уютно и интересно, тут же показалась мне неуместной. Вид противоестественной человеческой махины сразу вызвал отторжение, тревогу, желание ретироваться и заткнуться. Я поспешно отвернулась. Лучше уж, как в «Аленьком цветочке», разговаривать с голосом невидимого чудовища.

— Я ведь родился в Севастополе, — продолжал Шурик. — И моя мама была страшной авангардисткой, ходила в специальный кружок беременных дамочек, которые рожали не в больнице, а в море.

При мысли, сколь болезненно должно быть производить на свет такую махину, я невольно содрогнулась и поморщилась. Нет, Шурик, в общем, неплохой парень, но ничего не могу с собой поделать — он вызывает физическое отвращение, как любое отклонение от нормы. И как только бедная Линда с ее узкими бедрами намеревается рожать ребенка от такого титана…

— И кстати, — окончил он, — родила меня без проблем. Я выскочил, словно пробка из бутылки шампанского. И сразу же поплыл!

— Я бы тоже хотела рожать в море… — мечтательно произнесла я, вглядываясь в горизонт и пытаясь представить себе того единственного в мире человека, который когда-нибудь станет отцом моего ребенка. Но образ упрямо отказывался материализоваться.

— Молодец!

Здоровенная грабля панибратски похлопала меня по плечу. Показалось мне или нет — его пальцы задержались на полмгновения и погладили мою кожу. Я сжалась и напряглась.

— Родишь такого же богатыря, как я!

Только этого мне не хватало!

— Жаль, Линда не хочет детей, — пожаловался Шурик, и, судя по интонациям, данный пассаж сильно его озадачивал.

— Почему?

— Говорит, при абсолютной любви дети лишние. Они нужны лишь как затычка, если корабль дает течь.

Я пожала плечами. Что ж, заявление вполне в Линдином духе.

— Слушай, ты прости меня за вчерашнее… ну, за то, что я не подал тебе руку на вокзале.

— Проехали, — поспешно отмахнулась я. — Мы ведь договорились: правила приличия на Феоленте…

— Да какие, к черту, правила! — почти рассерженно прервал он меня. И от удивления я снова обернулась. — Без всяких правил, обе мои руки в твоем распоряжении. Просто потому, что ты мне нравишься.

Пораженная, я смотрела на него. Мы были в двух шагах друг от друга. Его скривленное резкой гримасой лицо выражало что угодно, но только не дружеские чувства. И это было неприятно. Он сверлил меня глазами, как изголодавшийся — бутерброд.

— А вот и оладушки…

Линда вплыла на террасу с подносом в руках. Я сразу почувствовала облегчение.

— Саша, ты верно сильно проголодался?

— Да, по-моему, он очень голодный, — виновато согласилась я, будто задержавшийся завтрак и впрямь мог объяснить его всплеск эмоций в мой адрес.

Шурик уселся к столу с видом пай-мальчика. Я смотрела, как невеста, грациозно держа в руках прозрачный кувшин, наливает жениху ярко-желтый апельсиновый сок из свежевыжатых фруктов. До чего же она хороша! Тонкая, словно соломинка в коктейле, с хрупкими запястьями, льняными волосами и лицом суровой готической мадонны. Сегодня на Линде был новый купальник: бирюзовый в нежных цветах, подвязанный легкой шифоновой юбкой той же расцветки (я видела их в Киеве в витрине магазина). И я с радостью заметила, что при одном взгляде на нее, наставницу, идеал, принцессу крови, взгляд жениха вновь обрел рабскую покорность.

Линда взыскательно поглядела на меня.

— Маша, ты совершенно безалаберно питаешься.

Я извинительно улыбнулась — слава богу, они снова заняты друг другом! — и, привычно застеснявшись сравнения с Леди Совершенство, пошла ощипывать свои несовершенные ноги.

— Машенька, давай ручку, — засуетился Шурик. — И ты, Линда, тоже…

Нет, не нравится мне все это!

В тот день мы провалялись на пляже до обеда. Хотя, пожалуй, определение «валяться» не подходило ни к кому из нас. Я мгновенно нырнула в море и понеслась к горизонту. Ноги, искусанные щипками пинцета, сразу стали легкими, гибкими, невесомыми. Проплыв сквозь Скалу-кольцо, я видела перед собой только безмерное синее пространство и ощущала себя им — сильной, независимой, свободной. А развернувшись к берегу — обреченной. Меня всегда поражало: почему плыть туда так легко, а обратно — трудно? И это совершенно не зависит от расстояния, на которое ты заплываешь.

К тому же, дав обратный ход, я заметила, что мне навстречу опять гребет неугомонный Шурик.

— Ты точно не тонешь? — задал он свой любимый вопрос.

У него просто какой-то комплекс спасателя, как у собаки-водолаза!

К Линде слово «валяться» и подавно не подходило. Аккуратно подкрашенная, чистая, строгая, она сидела под зонтом в белой широкополой шляпе. Не девушка — обложка журнала, рекламирующего модели летнего сезона. Только там манекенщицы никогда не забывают втягивать живот, безупречно держат спину и так изысканно расставляют ноги. Их прически не съезжают набок, а грим не плывет от жары. Понятно — на то они и картинки! Но Линда была такой на самом деле…

Сегодня она захватила с собой маленький золотистый фотоаппарат и непрерывно отщелкивала нас с Шуриком. И это смущало меня. Она фотографировала нас совсем не так, как обычно снимают веселые компании на пляже — со смехом, улюлюканьем, требованием принять потешные позы, забраться друг другу на плечи… Так сосредоточенно и неумолимо можно было запечатлевать разве что казнь, с намерением сохранить для потомков свидетельство этого страшного преступления. И я чувствовала себя преступницей без всяких на то оснований.