Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... (СИ) - Тимофеев Сергей Николаевич. Страница 61

И тут как раз корыто хлопнуло. Какая-то неловкая задела за щепу, и дергать не пришлось. Те, которые снаружи остались, врассыпную бросились. Те же, которые под корытом, - шалишь!..

Соскочил Алешка с печи, ухватил туесок, - и к корыту. Сколько их там, интересно, попалось? И которая именно пятая?

Приподнял уголок слегка, руку запустить, - ни одной не ухватил, а две сразу и сбежали. Поймать, оказывается, мало, еще и добыть надобно. Тут своя хитрость объявилась. Потому как рука у Алешки толще оказалась, чем мышь. Вот и выходит: коли приподнять, сколько надобно, чтоб рука пролезла, - все разбегутся, глазом моргнуть не успеешь. А коли не приподнимать, так и не достанешь. Про то, какую достать, Алешка уж и не помышляет, лишь бы достать. С филином как-нибудь поладим, было бы подношение...

А подношение уже и поверх корыта разбегается. В трещину пробирается - и наутек. Алешка, не будь дурак, трещину-то, где лезли, туеском накрыл, ухом приник и слушает, не вылезла ли. Так ведь и они затихли. Ну как все удрали?..

Посидел Алешка, посидел, да и решил все-таки глянуть. Убрал осторожно туесок, взял осторожно за донышко, чтоб сразу какую накрыть, коли побегут, нацелился, и корыто разом в сторону отвалил.

Так и есть, что ни одной нету. Все разбежались. Вот оно, счастье молодецкое, в мышах разбежавшихся!.. Хотя нет... Одна, самая отъевшаяся, видать, в трещине застряла. Лапами задними дрыгает, а ни туда, ни сюда. Рано, рано ты, Алешенька, счастье свое попрекнул.

Достал осторожненько, и в туесок запихнул. Крышкой накрыл, вздохнул с облегчением. Ну вот, теперь и к птице чудной подаваться можно. Чего ж и не податься? Время до полуночи есть, подарок - вот он, бересту когтями скребет, самый ни на есть пятый.

Запихнул туесок в сумку, сумку - к седлу приладил, и подался к месту, что бабка указала. Темно уже, видать плохо, ан конь у Алешки - ему что день, что ночь, без разницы. А вот молодцу - наоборот. Он дорогу к березе разведать не подумал, приметы заметить, так что идти только по словам ведуньи и приходится. Коня снаружи леса оставил, сумку через плечо перекинул, пошел.

То ли туда, то ли нет, непонятно, но уж коли решил, нечего на попятную идти. Главное - не сбиться и не заплутать. А еще, чтоб филин где надо оказался и подарок как надо принял. Больно уж неохота, чтобы "...коли же обмануть попробуешь, захохочет чудо-птицв человеческим голосом, сорвется и улетит, из-под земли же, из кустов и деревьев, полезет сила неведомая, и не будет от нее никакого спасения. Пропасть тогда молодцу ни за резану..."

Идет Алешка с опаскою. Чуть пройдет, остановится, послушает. Спохватился, что ночью в лес приперся, и у хозяина не попросился. Ну да лучше поздно, чем никогда. Попросился, и тут же - словно огонек впереди полыхнул. Будто лучинку кто зажег. Путь кажет, али заманивает?.. Хватанулся Алешка на всякий случай за меч, попробовал, не держит ли что, за нож, за сумку - не потерял ли. И чувствует, неладно как-то. Рукой пощупал - дыра в сумке. Спохватился, достал туесок, ан и там тоже. Мышь-то, не промах оказался. Пока Алешка мыкался да сумлевался, выгрыз дыру, - голова пролезет, - и был таков.

А огонек светит...

Эх, была не была. Пойду к филину, скажу ему все, как было, может, не осердится, смилуется. Это он привычный, мышей ловить... В ножки поклонюсь, мне, мол, птица дивная, всего-то одно перышко и надобно. Самое махонькое. А подарок, завтра принесу. Сколько скажешь, столько и словлю. Захочешь, целый год ловить буду и приносить. Нет, год, оно, конечно, это я хватил, но пару-тройку точно принесу. Не может такого быть, чтоб умный - и без понятия оказался. Ну, а ежели без понятия, так и за хвост дернуть. Перышко это его махонькое, оно целый город от оборотня избавить способно, а он еще кочевряжится, без подарка, мол, заявился... Ему честь оказана, богатырь киевский в лапы кляняется, а он - мышей ему подавай... Так что за хвост - и все дела.

Ободрился Алешка, плечи расправил, и прямо к огоньку двинулся. Только шагнул, тот и угас. Остановился - снова вспыхнул, только уже чуть в стороне. Куда надо ведет, али куда не надо заманивает? Ну, коли пришел, так обратной дороги нету. Топай теперь, Алешенька, до самого филина. И за хвост его - раз!..

Это он так сам себя уговаривает, чтоб не страшно было. Так ему и впрямь - не страшно. Жутковато, это да. Но ведь он же не иной кто-нибудь, а богатырь киевский. Причем - первый. Если после Ильи считать. Он любую жуть лицом к лицу встретить готов. Пусть она его боится.

Храбрится, конечно, ан не без головы за огоньком следует. По сторонам поглядывает, приметы высматривает, как обратно выбираться. Далеко ли еще?..

Недалеко. Вспыхнул огонек в последний раз, и пропал. Вышел Алешка на полянку махонькую, на ту похожую, какую ведунья описывала. Вон елка высокая с одной стороны, вон пень торчит, а прямо напротив - береза согнутая. Дуга упряжная, да и только. И вроде даже на ней птица дивная сидит. То есть, не разобрать в темноте, что там такое, но коли все остальное - как сказано было, значит, непременно филин. И так, главное, сидит, что хватать удобно.

Достал молодец туесок, держит перед собой, чтоб видела птица дивная, - не с пустыми руками он, - не спохватилась и не слетела.

- Я... это... - начал было, потом спохватился, что издалека.

Шаг шагнул, остановился на всякий случай. Сидит. Он другой. Сидит. Осмелел тогда Алешка. Так встал, чтоб в один прыжок добраться.

- Кланяюсь тебе, дидко филин, подарочком дорогим, - говорит. - Только ты уж не взыщи строго, не вели казнить, вели миловать. Потерял я его по дороге. То есть, убежал он. Дыру выгрыз, и убежал... Сам посмотри... - Он уже протянул было туесок филину, как вдруг спохватился. - А поклон привез. Целым. То есть, при мне он...

Согнулся была поясно, и тут случилось то, чего Алешка с самого начала и боялся. Не стала его слушать птица дивная. Шум какой-то раздался, шваркнуло что-то по земле рядом с ногами Алешкиными, ровно змея. Крикнул что-то филин, - показалось, знакомое очень, - распрямилась береза, прежде чем молодец успел выпрямиться за хвост цапнуть, - и улетел, завывая. Перья посыпались - всю дружину киевскую вывалять хватит... Смолы - не хватит, а перьев - в избытке.

И тут же, как старуха и предупреждала, сила неведомая со всех сторон полезла. Из-под земли, из кустов и деревьев. Не будь ведуньи, подумал бы, ремесленники, сильно выпимшие... Ежели по говору судить...

С людьми еще можно было бы посоперничать, а тут... Развернулся Алешка, и дунул что есть мочи к тому месту, где коня оставил, подобрав перья...

Вернулся в город, там через стену перемахнув, где стража меньше всего врага ожидала. Клык еще не вернулся, так что было время, перья к стрелам привязать. Странные вот только оказались. Оно, понятно, у птицы дивной - и перья дивные, ан больше на куриные смахивают. Будто кто курицу-пеструшку ощипал, да над Алешкой надсмеялся. Ладно, посмотрим, как оно с оборотнем выйдет. Может, филин этот - тоже из оборотней. Может, у них так принято, перекидываться. Человек - волком, а филин - курицей...

Спал до тех пор, пока воевода не поднял. Глядит на Алешку, ухмыляется. Хорошо, небось, погулял намедни парень, коли солнце уж и припекать начало, а он дрыхнет без задних ног. Расспрашивать, однако, не стал. Только как Алешка на него ни глянет, все рот до ушей.

Алешка тоже распинаться не стал. Того хватанул, другого, уже и сыт. Сказался, что к ведунье собирается, кое-чего расспросить забыл, - и за порог. Стрелы посмотрел, - все ли перья на месте, и подался дорожкой знакомой, где супротивника своего найти, спрашивать.

До избы добрался, только было с коня слезть собрался, да позамешкался. Будто сердце что подсказало. Вроде все, как вчера было, а что-то неладно. По сторонам осмотрелся, избушку и так оглядел, и так, - ничего не поменялось, ан тревожно как-то. Только было руку ко рту поднес, покликать ведунью собрался, - дверь скрипнула.

Насторожился Алешка. Вместо рта, к стрелкам руку кинул.