Феникс обретает крылья (СИ) - Гуркало Татьяна Николаевна. Страница 9

Что такое двадцать четыре года? Цифра, не больше. Тэдэр в десятилетнем возрасте был старше двадцатилетних студентов. Никто о нем не заботился, так что выбора не было. Сейчас выбора тоже нет.

Тэдэр понял, чем отличаются преступники Крылатого Королевства от преступников остального человечества. Во всех человеческих мирах преступники — взрослые люди, отвечающие за свои взрослые поступки. В Крылатом Королевстве — дети, наделавшие обычных для детей глупостей, нуждающиеся в воспитании и наставлении на путь истинный. Преступников, которых признали взрослыми людьми, перевоспитывать не берутся, их расстреливают, во избежание возвращения к излюбленному занятию.

Перевоспитатель Тэдэра ожидал его сидя на подоконнике. Смотрел в окно на птиц, скачущих по веткам дерева, болтал ногой, как мальчишка. На солнце щурился. Странный человек без возраста.

— Что у нас сегодня? — спросил, заметив, что воспитанник все-таки явился, хоть и с опозданием.

Роман Фатея. Целитель в каком-то там поколении. Этот дар, оказывается, детям по наследству передается в двух случаях из трех. Правда, становится целителями едва ли половина, многие считают, что есть занятия гораздо интереснее и зарывают свой талант в землю. А ловить малейшие изменения в настроении какого-то неуравновешенного потерпевшего? Да кому оно вообще нужно?

Роман смотрел с любопытством, не зная, что на этот раз выкинет подопечный. Мысли Тэдэра имели дурную привычку перескакивать с одного на другое без всякой системы и логики, поэтому следить за ними и пытаться найти хоть какую-то взаимосвязь было довольно интересно. В том числе и Тэдэру, не говоря уже о любителе головоломок Романе.

— Я понял, что меня больше всего пугало, —решительно заявил Тэдэр.

Готовность слушать и никаких вопросов. Роман никогда не подгонял. Никуда не спешил. Он просто задавал вопросы и давал время подумать над ответами. Как оказалось, отличная тактика.

Глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и рассказать, честно и решительно, рассказать то, что всегда казалось глупостью и заставляло злиться на самого себя.

— Я очень боялся забыть маму, — сказал Тэдэр.

Вот так просто.

Тоненькая темноволосая женщина была своеобразным якорем, не позволявшим ему наплевать на собственное существование, заставлявшим придерживаться каких-то правил поведения и критериев в выборе как друзей, так и места для жизни. Жалко, что даже этот якорь не помогал в выборе занятий.

— Мне ведь было только семь лет. Я успел прочесть книгу о девочке, которая сама себе придумала родителей и до самой смерти верила в их существование. Дети все забывают очень быстро. Поэтому, все, что смог вспомнить, я надиктовал на салимский кристалл. Знаешь, такая круглая полупрозрачная штуковина на цепочке. И старался почаще его прослушивать. Еще и рисовать учился, чтобы у меня был портрет. Не знаю, может, я тоже что-то выдумал. Надеюсь, что не очень много. Я чуть не убил воспитателя, который кристалл разбил. Представляешь, десятилетнего ребенка не могли оттащить трое взрослых мужчин. Но меня тогда оправдали. А воспитателя уволили. Воспитатель слишком часто злоупотреблял властью, просто никто до меня не пытался сопротивляться. А я напал без раздумий. Это вторая вещь, которая меня некоторое время сильно пугала. Я никогда не боялся убивать и не боялся, что убьют меня. Странно, правда?

— Много человек ты убил? — спросил Роман. Спокойно так спросил, словно ничего плохого в убийстве не видел.

— Не знаю, может и много. Я с полгода подрабатывал в качестве наемника и участвовал в подавлении какого-то бунта черт знает где, еле оттуда сбежал. А так, если глядя в лицо противнику, то шесть. Первого за то, что он убил мою маму. Четверых после того, как они чуть не убили меня. А последнему просто увеличил дозу его лекарства. Иначе я не мог. Не умею жить рядом с садистами. Только не думай, что я пытался спасти связавшихся с ним дур. На дур мне было плевать, мне не нравились его методы воспитания. Мне было неконфортно. А девчонки все равно дали свое согласие на работу в борделе. Им эта работа показалась достаточно легкой. Кретинки.

— Ты хочешь чтобы я тебя возненавидел?

— Я подумаю над этим, — пообещал Тэдэр.

Роман никогда не задает вопросы просто так. Если спросил, лучше попытаться найти ответ.

— Подумай.

И улыбка. Такая же светлая, как у Мартина. Целители, они все такие, где бы не работали. Да и не слишком велика разница между планетой, почти двести лет раздираемой разнообразными революциями и в итоге отданной одним из правительств на попечение ангелам, и планетой, большая часть населения которой — бывшие преступники, слабо представляющие, как можно жить тихо и мирно. Жители Гловер нуждаются в помощи для осознания себя, не меньше, чем запутавшиеся в жизни личности, от безысходности решившие поправить свое финансовое состояние казавшимся им простым способом.

Роман — он ничего. Он умеет и любит слушать. Ему можно сказать все, не опасаясь ярко выраженного понимания и готовности простить все, что угодно. Он просто дает возможность подумать о том, способен ли ты простить себя сам. Если окажется, что не способен, он уговорит попробовать. Уговорит странно, как-то незаметно. А потом будет долго допытываться, что из этой попытки получилось и почему получилось именно это. Временами Тэдэр начинал себя ненавидеть. Временами хотел на все плюнуть. Но он наконец начинал понимать, за что он сам себе мстил, и кошмары становились осмысленными. Умея, можно толковать сны.

Да, Роман, как река, тихая и целеустремленная, увлекающая за собой разных, не сумевших самостоятельно выбрать направление, водоплавающих. А в воде отражаются то звезды, то яркое солнечное небо, то серые тучи. Река, она всегда разная и всегда одинаковая.

Яцуоми был полной противоположностью Романа. Азат. Желтоглазый, обтрепанный и изумительно грациозный, как бродячий кот. От далеких предков ему, помимо имени, достались разрез глаз, нос-картофелина, чернющая жесткая шевелюра и старинный меч. Меч был очень хорош собой, даже на взгляд не разбирающегося в мечах Тэдэра. Узкий, длинный, слегка изогнутый, он гордо стоял в зажимах специальной подставки возле стены, готовый в любой момент броситься в бой. Тэдэру казалось, что меч улыбается, улыбается насмешливо, так же, как и его хозяин. Тэдэр так и не решился подойти к мечу близко, чувствовал, что не понравится ему и не хотел тревожить.

Меч был самой историей, поэтому у него были и память, и воля, и собственные мысли по любому поводу.

Хозяин был похож на свой меч.

Яцуоми не считал нужным изображать уважение к собеседнику или делать вид, что не знает, где этот собеседник провел несколько предыдущих лет. Нет, он никого не осуждал, просто давал понять, что на данном этапе уважать Тэдэра не способен, а равными себе он считает только тех людей, которых уважает. Все остальные должны быть благодарны уже за то, что он тратит на них свое время.

Тэдэра, как ни странно, такое отношение не задевало. Возможно потому, что он знал, насколько этот человек сильнее, лучше и достойнее его. Это был не несгибаемый Малик, воин от рождения. Уверенный и стойкий. Яцуоми родился кем угодно, только не воином. Его броня была наносной, очень гибкой и снимаемой. Что было под ней, Тэдэр рассмотреть не смог, даже в тот раз, когда задержался на волне на целых две минуты, только глаза полыхнули насмешливо, приглашающе, отчего Тэдэра сразу же выбросило в реальность.

Первое, что сделал учитель-видящий после ухода представившего их друг другу Романа, внимательно осмотрел фигуру ученика, немного пофыркал и заявил, что тому стоит вернуться к тренировкам, даже если он по каким-то причинам стал считать их пустой тратой времени. Тэдэр мгновенно покраснел, точно, как давно забытый юнец, переминавшийся с ноги на ногу перед первым в жизни учителем по самообороне, и пообещал вернуться. И вернулся тем же вечером, выпросив у Романа ключи от местного спортзала.