Женщина-кошка - Асприн Роберт Линн. Страница 31
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Связной смотрел на длинный ряд цифровых данных, бегущих по контрольной панели. Датчики не зависели от голограммы и передавали сведения постоянно. Тигр не догадывался об их существовании. Уличный забияка всегда помахивал рукой, стоя в фургоне и ожидая, пока проявится голограмма. Телеметрия не может читать мысли. Это было и, наверное, всегда будет невозможно: человеческие мысли слишком противоречивы, чтобы облечь их в цифры; но эмоции проще и универсальнее. Связной долго работал над физической формулой эмоций, и, если верить телеметрии, его помощник представлял собой сложную смесь страха и надежды.
Он нажал кнопку, которая сохраняла данные для последующего анализа, затем вторую кнопку, которая включала передачу голографического изображения. Один из многочисленных мониторов ожил и заполнился изображением некоего анонимного лица, которое Связной выбрал из толпы несколько недель назад. Рубиновые лучи коснулись лица и рук Связного, устанавливая обратную связь для управления голограммой. Динамики наполнились шумом мотора и уличными звуками, появилась светящаяся фигура Тигра.
Первое, что заметил Связной, — руки Тигра были пусты, хотя он и держал их за спиной. «Ну, дай мне посмотреть на нее», — дружелюбно сказал Связной.
Страх усилился, но, что интересно, и надежда не уменьшилась. Эмоции у человеческих существ не подчиняются закону сохранения.
— Пастухи взбунтовались, босс. Они показали картинку, но не отдали.
— Они отказались отдать тебе ящик? — Связной нажал выключатель ногой.
Рубиновые лучи погасли. Голограмма отныне двигалась без его участия, он же забарабанил пальцами по клавиатуре. — Скажи, что получилось не так, как запланировано? — он активизировал дистанционное управление эмоциями собеседника. Тигр не сможет воспринимать сигналы сознательно, но почувствует кумулятивный эффект в виде стресса и взволнованности.
— Все шло нормально, пока я не пришел туда. Пастухов расстреляли из проезжавшей машины. Ехали на большой скорости с погашенными фарами, выскочили, начали стрелять, потом прыгнули обратно и умчались. Может быть это одна из южных банд — кто знает — я не разобрал их цветов, но они знали, что ищут, и били наверняка. Я был слишком далеко, чтобы вмешаться… — Тигра пробила дрожь, словно он получил легкий удар электричеством. Так на самом деле и было.
— Не хочешь ли ты сказать, что горстка хулиганов завладела моей иконой? — голограмма оставалась невозмутимой и спокойной в то время, как лицо Связного исказила презрительная гримаса. Он согласился на это рискованное, безрассудное дело только ради иконы. Ни один из игроков, особенно безнадежно наивные и непредсказуемые бессарабы, не понимали истинной ценности товара, предлагаемого к обмену на оружие. Капельки пота выступили на верхней губе Тигра, стекали по лицу вдоль шрамов. «Нет, — еще одна судорога. — Нет, не знаю. Я не видел, что произошло с ящиком. Я был слишком далеко».
— Ты сказал, это была проезжающая машина. Бессарабов расстреляли.
Либо ящик остался с ними, и ты его нашел бы, осматривая тела, либо его увезли бандиты.
— А может, бессарабские пастухи накололи нас.
Телеметрия точно взбесилась. В то же время активизировался монитор, соединенный с клавиатурой Связного: ему удалось вломиться в сеть Готамской полиции. Курсор лихорадочно замигал, экран разделился пополам, по обеим половинам в противоположном направлении заструились колонки информации.
— Зачем бессарабам обманывать нас? Что они с этого будут иметь? У них больше нечего предъявить, разве не так? Корабли стоят на якоре в пяти милях от берега. Автоматы и стингеры должны прибыть ночью в благодарность за все хорошее, что сделали для нас наши маленькие друзья. Корабли ведь стоят на якоре?
Кивок Тигра был быстрым и искренним, что подтвердила телеметрия. Эта часть операции — самая легкая: вооружение для поддержки небольшого восстания в течение нескольких недель — находилась под контролем, но вот более важная ее часть, в которой была задействована старинная русская икона, предназначенная для частной галереи одного азиатского коллекционера, от которого Связной надеялся получить два процента в Золотом Треугольнике опиумной торговли, — эта часть явно выходила из-под контроля. Разделенный экран продолжал струить цифры.
— Ты что-то недоговариваешь, Тигр, — Связной заговорил притворно-отеческим тоном; между тем его внимание раздробилось между множеством мониторов. — С чего все началось? Расскажи мне.
— Бессарабы побежали, босс. Они рассыпались как… как бараны, да они и есть бараны. Я не мог бежать за всеми сразу. Один из них мог взять ящик.
А может это была не случайная машина. Скорее, акция была спланирована.
Может у бессарабов есть здесь враги. Кто знает? Из них ни один не говорит по-английски.
Телеметрия показывала, что сказанное являлось правдой, но не всей правдой. Случайное насилие было не в новинку в Готам-сити. В интересах дела Связной или его помощники оказывались в самых гнусных клоаках этого мира. Ему самому приходилось разрушать чьи-то планы подобными методами.
Это входило в ту цену, которую приходится платить за успех. Терпеть поражение, отыгрываться, давить то на одну наркобанду, то на другую, пока они делают за тебя грязную работу и, наконец, доставляют похищенную собственность.
Тигр знал это.
Одна сторона разделенного экрана замерла. Связной очистил и перезагрузил экран. Теперь он наблюдал в режиме реального времени, как запрос начинает свой путь к центральной памяти: Готамский Мемориальный госпиталь. Двадцать минут назад поступил в тяжелом состоянии с пулевыми ранениями в грудь и живот двадцатилетний советский иммигрант. Пострадавший был доставлен в Готамский Мемориальный Бэтмэном, который сообщил, что еще одно тело — тоже бывшего советского гражданина — осталось на месте преступления. Полиция была поставлена в известность и машина отправлена по адресу: Броуд-стрит 208.
Связной протер глаза и переключил все внимание на своего помощника.
Теперь он с большой степенью достоверности мог представить, что произошло, но всегда лучше добиться признания.
— Ящик мог взять один из бессарабов, или гангстеры, или кто-то еще.
Кто еще, Тигр? Кто мог взять ящик с иконой?
Связной набрал код. Посылаемые разряды участились, сделались более интенсивными. Сердце Тигра сразу же забилось чаще, кровяное давление возросло. Вены на лбу и висках набухли.
— Они испытывают меня, босс.
Телеметрический график резко упал вниз. Пришло время подлинной исповеди, Тигр впал в экзальтацию. Но Связному были нужны не слова.
— Путеводные силы оценивают мою пригодность. Я говорил вам, что кто-то побывал в моей квартире, пока я отсутствовал. Внутренняя дверь изуродована — на ней царапины — но замки или сигнализация не тронуты. А когда я вошел, все они повернулись и смотрели на меня. Я позвонил вам, потому что буквально обмочился от страха, я думал, что кто-то побывал в квартире и трогал мои вещи. Мы говорили с вами, и вы сказали: «Что с Розой»? Ну вроде того, не вернулась ли еще эта шлюха. И вы сказали, что я должен делать. И вдруг, когда я выходил из комнаты, на меня набросились яркая вспышка света и кошка. Огромная черная кошка. Она назвала меня по имени. Я не понял, не понял сначала. Я подумал, что-то тут не так, но потом, когда я пришел на Броуд-стрит, в моей голове раздались их голоса, они говорили: Ты ли это? Ты — Черный Тигр? Достоин ли ты?
— Это испытание, босс. Я на пределе. Вокруг меня столько тайных сил, они ждут, когда я стану Черным Тигром. И тут я увидел Бэтмэна. А вот, зачем ему там быть, если не из-за Тигра? Потом я понял: он — часть испытания. Бэтмэн — часть моего испытания. Я уже встречался с ним лицом к лицу. Теперь я сокрушу его…
Связной грубо выругался про себя, досадуя, что не узнал вовремя о предыдущей встрече своего помощника с этим ряженым. Мужчины и женщины, герои и негодяи, ночные хищники и дневные пташки, которые не стеснялись показываться миру в каких-то нелепых одеяниях, были за пределами понимания Связного. Он мог предвидеть их действия в случае необходимости, но понимать их? Никогда. Не стоило даже и пытаться. И хотя кличка и голографическое обличье, которыми он пользовался, давали основание отнести его самого к этим людям, к категории негодяев и ночных хищников, Гарри Маттесон решительно отказывался видеть какую-либо связь с ними.