Сирийский синдром (СИ) - Кравченко Ольга. Страница 31

- Понял тебя, Сокол.

- И тишина в эфире, пока я сам на связь не выйду. Всем понятно!?

«Принято», – прошипели одна за другой рации пилотов и пассажиров остановившихся в небольшом отдалении еще двух машин. От греха подальше выключив рацию и получив утвердительный ответ на вопрос о телефонах, командир «аллигаторов» уверенно направился вперед. Филатов на всякий случай посматривал за Космосом, но тот сумел взять себя в руки, когда они преодолели забор и выглянули из-за угла одного из домов. Хотя скрип его зубов, казалось, эхом разнесся по опустевшей деревне. Прямо перед ними всего в нескольких шагах виднелся колодец, за которым, неспокойно фырча, перебирала копытами одна из лошадей, а за ней без труда и бинокля можно было разглядеть лежащего на земле Пчелкина.

- Эти суки, – прошептал полковник, осматривая площадку, – усыпали ее битым стеклом. Один наш шаг и…

- А если крышами? – Подняв голову к возвышавшемуся рядом дереву, с которого был свободный доступ на ближайший дом, спросил Белов.

- Этим крышам лет чуть меньше, чем их Аллаху. – Усмехнулся полковник. – Проще стекло руками раскидывать и ползти.

- Значит, так и сделаем. – Снимая лишнюю помеху в виде рубашки, ответил Филатов, примеряясь, с какой стороны лучше начать.

- Вы тогда здесь, а, – подняв голову, знаком указал ребятам из одной из двух остальных машин в сторону качающегося Введенского, – они к нему. Там попроще будет. Но мы не знаем, что за бомба. Доберетесь? – Перевёл взгляд на Филатова.

- Не смотрите на мой 52-ой, – осторожно перелезая через гору колотых дров, сосредоточенно ответил Валера, – я в боксе с двадцати лет. Чем-чем, а гибкостью могу похвастаться без тени стеснения.

- Давай, Филыч, – уже было положил руку на его плечо Кос, как вдруг и он сам, и все присутствующие, включая саперов из второй группы, замерли.

Из-за одного из расположенных напротив них домов вышла девушка лет двадцати-двадцати пяти и неслышно, словно не касаясь земли, медленно направилась к распятому посреди круга Пчелкину.

Шум ветра в окутавшей его тишине то и дело разбавлялся еле слышными звукам упавшей ветки или проносящегося за домами перекати-поле. Пчелкин с трудом удерживался, чтобы не вздрагивать каждый раз, понимая, что может непроизвольно дернуть натянутые между ним и лошадьми веревки. Конец был известен и неминуем, но отчего-то приближать его собственными руками и ногами не хотелось.

- Обли…

От раздавшегося над его головой шепота резко распахнул глаза, сердце все же дрогнуло в груди. «Чччч…» – приложив палец к губам, опустила на него глаза Марьям. Как она здесь оказалась? Не уехала с братом? И тот не хватился ее, не заметил ее отсутствия?

- Обли… – Мягко положив руку на шею одной из лошадей, Марьям осторожно, буквально шагая по битому стеклу, подошла к ней. Медленные, ласкающие движения рукой словно вводили в транс, причем не только лошадь. Наконец, пальцы девушки коснулись веревки, обмотанной вокруг крупа.

- Твою… блядь… – Прошептал Космос, увидев, как одна из лошадей медленно, словно загипнотизированная, отходит от Пчелкина и, пройдя несколько метров, ложится на землю и затихает.

Вторая. Третья. Сапёры уже вовсю возились вокруг Введенского, когда девушка подошла к четвертой лошади. Тут уже все, включая спокойного Филатова, с трудом дождались той секунды, когда веревка упала на песок.

Сама же незнакомка даже не дрогнула и, казалось, совсем не удивилась, когда из-за колодца вдруг выскочили четверо мужчин, трое из которых, обгоняя друг друга, бросились с лежащему на песке русскому, а четвертый, убедившись, что там и сами разберутся, поспешил присоединиться к группе разминирования.

- У нас пять минут и Тегеранская схема. – Поднял на него глаза командир саперов.

Тегеранской схемой называли одну из самых сложных комбинация проводов, распутать которую могли считанные специалисты в саперном деле, которых во всем мире можно было пересчитать по пальцам одной руки. И на первом месте стоял тот, кто сейчас склонился над торчащей между ног Введенского коробкой.

- Вагон времени. – Спокойно ответил командир «аллигаторов» и с полной уверенностью в правильности своих действий, поднес ко рту рацию. – Темновато, мальчики. Дайте-ка огня.

- Да не вопрос, Сокол! – Хохотнули на том конце.

И в ту секунду, когда рухнувший на колени перед Пчелкиным Филатов осторожно поднял его голову, на шокированный взгляд друга лишь сглотнув невесть взявшийся откуда в горле ком, серость над горой вдруг озарилась вспышками рвущихся снарядов. Словно отошедшие от оцепенения, лошади бросились врассыпную.

Приняв помощь в виде протянутой Филом руки, все еще не понимая и пока даже не пытаясь, Пчелкин встал на ноги. Обернувшись, увидел удовлетворенно потирающего руки сапера, Леонидыча уже осторожно положили на песок. Тут же взгляд Вити вернулся к друзьям, и те безошибочно поняли, что, точнее, кого он ищет.

Все это время стоявшая невдалеке, то и дело всматривающаяся в потемневшие горы, Марьям вдруг, не замечая удивленно-вопросительных взглядов окруживших Пчелкина троих мужчин, подошла к нему, закрыв с четвертой, смотрящей в сторону скрывшихся джипов боевиков, стороны.

- Я же говорила, – положив руки ему на плечи, улыбнувшись, тихо и спокойно произнесла она, словно в очередной раз просто смазала его раны, а не освободила от смертельных пут, – пути Аллаха неис…

Что это было, не понял никто. Хруст ветки. Звон приклада. Первый раскат грома. Вдруг осевшую, продолжавшую улыбаться Марьям Пчелкин поймал у самой земли.

====== Глава 16. Домой. ======

Никогда еще она не рисковала так, как в это утро.

- Я в замыкающей машине. В замыкающей. – Глядя прямо в глаза, заставляя черные зрачки замереть, повторяла она остановившемуся около нее подельнику брата.

Она рисковала. Тем, что брат мог не поверить и пойти проверять ее, тем, что мог, отъехав на безопасное расстояние, остановиться, чтобы увидеть финальные кадры своего кинематографического шедевра, тем, что он решит изменить предварительно намеченный сценарий, который она услышала, едва ступила за порог дома, и предпочтет лично и гарантированно расправиться с «этими русскими», что, подобно закаленному железу, бесили его своей несгибаемость. И, как он их ни ломал, как ни пытался опустить до земли, они снова и снова поднимались, словно горы, в которые он собирался уйти вместе со своим отрядом.

Она рисковала. Своей жизнью. Ради его. Потому что только так был шанс. Но без этого риска шанса не было бы вообще. А уйти, не использовав даже призрачную возможность спасти его, робкую попытку пустить сюжет по иному сценарию, она не могла. Дождавшись, пока огни замыкающей машины скроются за барханом, Марьям вышла из-за угла дома. Медленно ступая по битому стеклу, она приближалась к лежащему на земле русскому и окружавшим его лошадям так тихо, что даже воздух вокруг нее не колыхался.

Удивление в его взгляде, смешанное с шоком и уже принятым концом, задержало ее лишь на секунду. Время не терпит, еще непонятно, что со вторым. Но сначала лошади. Она с детства обожала лошадей, они были единственными друзьями, собеседниками и разумными существами посреди окружавшего ее безумия и жестокости. А потому, привыкшие к ней, смиренно стояли, пока она, гипнотизируя их, уверенно, спокойно, но не спеша, распутывала веревки. Когда четвертая лошадь отошла, и она услышала шумный выдох его, все еще не верящего в уже не ожидаемую им свободу, из-за колодца выскочили четверо мужчин.

Обернувшись, Марьям с улыбкой смотрела, как они бегут к ним. Один, в военной форме, отделившись, поспешил к заминированном второму, возле которого тоже, словно из-под земли, выросли люди в камуфляже. А между ними и бегущими к ним тремя Марьям вдруг совершенно четко почувствовала невидимую нить, стойкую связь, выдающую в них не просто знакомых, друзей, а скорее четыре части одного целого.

Когда старший из них рухнул на колени, осторожно приподнимая голову русского, со стороны гор раздался характерный звук разрывающихся снарядов. Обернувшись на него, Марьям вдруг замерла. Серость неба то и дело озарялась вспышками смерти, на фоне кучащихся облаков кажущимися еще более яркими и сочными. Словно художник выронил из своих рук палитру, и та взлетела в небо, окрасив его, словно холст, разбрызгавшимися во все стороны красками. И среди этой какофонии звуков, вспышек и первых робких молний, она скорее почувствовала, чем увидела, уверенно вытянутый в прицеле автомат. И даже знала, чья рука держит его. Сомнения? Не сейчас. И не когда речь о нем. Не замечая удивленных взглядов окруживших его друзей, она подошла к нему.