Штурмовики идут на цель - Гареев Муса Гайсинович. Страница 5
Родник назывался Таш Чимша. В переводе это значит — Каменный ключ. Этим звонким именем стала называться и наша новая деревня.
К осени 1929 года мы окончательно перебрались на новое место. К этому времени я уже умел читать. Научился сам, без посторонней помощи, к немалому удивлению всех домашних. А помог мне в этом деле старый букварь, попавшийся на глаза при переезде. А там все так интересно! Рядом с буквами — красочные картинки. Если А, то арбуз; если Е, то ель; если Я, то яблоко… Поймешь это и сразу научишься читать!
Однажды из старой деревни к нам приехала погостить моя тетя. Поговорив с отцом и матерью, она подсела ко мне. А я в это время как раз новый рассказ в букваре читать начал.
— О Муса! Да ты, я вижу, уже и буквы знаешь! — удивилась тетя.
— Знаю, — сказал я не без гордости. — И даже читать умею. Еще немного — и всю эту большую книгу дочитаю до конца.
— Ах ты, грамотей какой!-всплеснула она руками. — Кем же ты готовишься стать? Наверное, муллой?
— Муллой? — удивился я. — Нет, муллой я никогда не стану…
— Тогда кем же?
И в самом деле-кем я хочу стать? Хорошо бы наездником, чтобы день и ночь скакать на конях. Но такой работы, наверное, нет. Или кататься на качелях — на таких, какие соорудил нам отец. До самого неба взлетаешь!.. Но и такой работы, пожалуй, тоже нет, ведь взрослые совсем не катаются на качелях. Разве только…
— И я выпалил, уже не раздумывая;
— Уполномоченным!
— Кем, кем? — улыбается тетя.
— Ну, этим… уполномоченным, — повторяю я, но на этот р93 уже не так твердо. — У него такая хорошая работа ездит из деревни в деревню на блестящем велосипеде и раздает людям землю. Я, наверное, обязательно стану уполномоченным…
Вместо ответа тетя крепко прижимает мою голову к своей груди, но я не знаю, нравится ей мой выбор или нет. Наконец, решил я, что такая работа и велосипед, который бегает быстрее нашего Чулпана, любому понравятся. Поэтому я непременно стану уполномоченным!
Осенью я пошел в школу. Но в нашей новой деревне школу еще не построили, и мне пришлось вернуться в Илякшиде. Первое время жил у тети, а потом вместе со старшими ребятами стал ходить домой. Так и проходил все четыре года. А потом в соседнем Бишкурае на средства колхоза и колхозников построили школу-семилетку, и я стал посещать ее.
— Учись, сынок, учись, — подбадривал меня отец. — Уполномоченный должен очень много знать и уметь. Четырех классов для него мало.
И лукаво улыбался.
Колхоз в нашей деревне образовался в одно время с другими и очень быстро пошел в гору. Дело в том, что кулаков у нас не было, стариков было очень мало, и молодые крестьяне сразу же, без колебаний и долгих раздумий, вступали в колхоз. Работали здорово, с вдохновением, раз и навсегда распахав постылые межевые полосы. И это приносило добрые плоды. Колхозная жизнь открыла перед крестьянином новые горизонты, круто изменила его жизнь к лучшему, и он принял ее всей душой. Принял и готов был дать отпор любому врагу, который бы посягнул на эту жизнь.
Я сказал, что кулаков в нашей деревне не было, однако это вовсе не значит, что трудности периода коллективизации прошли мимо нас стороной. Нет. В нашем районе классовая борьба с кулачеством, как и во многих других районах страны, проходила тоже очень остро. Так, в деревне Верхний Манчар от рук кулаков погибла молодая активистка Минниса Гиндуллина. Звериной ненавистью ненавидели эту смелую комсомолку кулаки. Когда на заседании комитета бедноты, членом которого была и Минниса, решался вопрос о раскулачивании и высылке двенадцати кулаков, она назвала фамилию еще одного, и товарищи ее поддержали. Узнав об этом, кулак затаил злобу и, бежав из мест высылки, тайно вернулся в Верхний Манчар. Ночью он выследил Миннусу и с дикой злобой стал избивать девушку. Утром ее нашли мертвой. На ее теле насчитали более десяти ножевых ран.
Случаев, когда озверевшее кулачье убивало коммунистов, комсомольцев, сельских активистов, в те годы было много. Но жизнь шла своим чередом. И никакие жестокости кулаков не могли остановить ее победной поступи.
В эти годы во многие семьи нашей деревни впервые пришел достаток. Люди повеселели, стали увереннее, смелее, дружнее. А когда на помощь колченогой колхозной лошаденке пришли тракторы и машины, жизнь в деревне стала еще лучше.
Вспоминаю, как впервые в жизни я увидел настоящий трактор.
Это было теплым весенним утром. Мы с отцом готовились выйти в поле и зашли зачем-то в правление. Там, как всегда, было полно народу. Колхозники курили, осаждали председателя различными вопросами и ожесточенно спорили — время или не время начинать пахоту.
Я сидел на крыльце, слушал свист скворца, сидевшего на высокой жердине, и грелся на солнце. И вдруг до меня дошли какие-то новые звуки, каких прежде я никогда не слышал. Они быстро приближались и вскоре, превратившись в сплошной металлический грохот, заполнили улицу.
Я сорвался с крыльца и вихрем вылетел за ворота.
Там уже было полно народу. Все жались к плетням, к воротам и с удивлением поглядывали в дальний конец улицы. Там что-то гремело и лязгало. Но что это?
Через несколько минут к нам подкатило что-то гремящее, сверкающее, пахнущее керосином. Молодой парень потрогал какой-то рычажок в кабине, и сразу наступила тишина. Спрыгнув с высокого сиденья на землю, он деловито спросил:
— Председатель тут?
Ему ответили и почтительно расступились, указывая на дом с новеньким крыльцом. Парень вытер о штаны замасленные руки и направился в дом. Но председатель вышел ему навстречу.
— Прибыл! Наконец-то!.. — воскликнул он, обнимая незнакомого нам парня. — Мне давно сообщили, я уж думал, случилось что.
— Ничего не случилось, агай. Машина в исправности, хоть сейчас в поле!
— Это хорошо. Очень хорошо!.. Председатель нетерпеливо потянулся вперед и увлек за собой всех, кто их, окружал.
— Ну, давай, друг, показывай своего коня. Растолкуй народу, что это за штука такая — трактор. Да и мне интересно — не видал еще.
— Трактор, трактор! — прошло по толпе.
— А что это такое? Для чего такая железная арба? — слышалось отовсюду.
— Дрова из лесу таскать, — засмеялся кто-то. — Или баб на базар возить. Видал, как бегает!..
Молодой тракторист забрался на сиденье и с улыбкой подхватил:
— Верно: и лес таскать может, и людей возить. Но главное назначение этой машины — пахать, сеять, обрабатывать землю.
— Пахать?!
И только тут все обратили внимание на прицепленный к трактору трехлемешный плуг.
— И верно! Сразу три борозды ведет. Гляди, какая сила у стального коня!
— И сколько лошадей одна такая арба заменяет? — полюбопытствовал кто-то. Тракторист засмеялся:
— Не арба, агай, не арба! Трактор! Запомните хорошо это слово. Скоро их у нас будет много, привыкнете. А лошадей он, как видите, заменяет много. И главное, не устает и овса не просит. Хорошая, в общем, эта штука — трактор. И тракторист ласково похлопал машину по капоту. Люди подходили и подходили. Осторожно трогали большущие колеса с острыми блестящими шипами, сиденье, фары, лемеха.
— Сила в твоей машине, видать, есть, — сказал кто-то несмело, — а вот как пахать будет?
— Да, да, — поддержал его и председатель, — как он в деле-то? Пробовал? Показал бы для начала, дорогой.
— Это можно, — согласился тракторист. — С чьего огорода начнем?
Огороды у всех не паханы, но люди молчат. Недоверчиво смотрят на железного пахаря.
— Нам не к спеху. Пусть земля сперва прогреется…
— Ясно. А где колхозное поле?
— Да тут, за огородами!..
Трактор взревел, люди отпрянули в стороны и, когда он тронулся, бегом пустились за ним следом.
Первыми бежали мы с Моталлапом, моим дружком.
— Ух ты, вот это машина! — кричит он. — Вот такого бы коня оседлать, Муса!
— Да, конь что надо, — отвечаю. — Скорее бы семилетку закончить!
О нашем старом Чулпане и о чудесном велосипеде уполномоченного я как-то сразу забыл.