Регина(СИ) - Домогалова Елена. Страница 13

Кормилица стояла, подбоченившись и с выражением лица, обещавшим, что на бедовую голову графа должны вот-вот обрушиться все грозы и бури мира.

Луи не успел издать ни звука в своё оправдание, как Франсуаза разразилась гневной тирадой:

— Ну, наконец-то, пожаловал хозяин! Долгонько ж вы отсутствовали, господин граф. И как же следует понимать мне всё это? Вы хоть помните, что у вас сестра должна была вернуться домой? Мало того, что сами вечно в разъездах, вечно то на войне, то у любовниц, так вместо родного брата бедное дитя увидела в своём доме пьяную компанию каких-то прощелыг! Девочку едва не прогнали из собственного дома! Почему вы хотя бы меня не известили, чтобы я к её приезду всё устроила? Почему не послушали меня, не уволили этого мерзавца и вора Себастьяна, который в ваше отсутствие превратил дом семьи де Клермон в дешёвый трактир?

— Франсуаза, клянусь, я ничего не знал! В конце концов, да что я такого сделал? Это ты меня теперь всегда так встречать будешь? — Луи попытался смягчить нрав кормилицы одной из самых своих неотразимых улыбок.

Номер не прошел. Суровая госпожа Беназет хмуро покачала головой:

— Всё вы знали, Ваше сиятельство. Девочка сама говорила мне, что молодая королева Наваррская лично писала к вам о своём решении взять её из монастыря. Вы знали, что ваша сестра со дня на день должна была приехать домой. Но вас же никогда не интересовала эта бедная сиротка! Нет в вас ни капли жалости.

— Франсуаза, ну что ты несёшь? Какие прощелыги в моём доме? Что здесь вообще происходит? В конце-то концов, меня кто-нибудь впустит в собственный дом!

— Конечно, где же вам знать, что происходит в доме! Вы сами уже скоро забудете, где этот самый дом находится. Видано ли, так распустить слуг, чтобы те сдавали дом в наём, как какой-нибудь придорожный трактир. И кто ещё может похвастаться, что не видел единственную сестру пятнадцать лет? Да выйди она сейчас к дверям, вы ведь её даже не узнаете. Господи, вы даже не удосужились не то что навестить дитя в монастыре — вы забыли о ней.

— Ничего себе! Я подарил ей целый маркизат!

Взгляд Франсуазы явственно говорил о том, что ей всё прекрасно известно об этой скандальной истории с наследством убиенного Антуана Клермона.

— Стыдно, господин граф. Где же это видано, чтобы Регину де Клермон забирала из монастыря любовница её брата, эта развратница, о похождениях которой только ленивый не знает. И вы позволяете женщине с такой репутацией опекать невинную девочку!

— Франсуаза!

— Я знаю, как меня зовут, Ваше сиятельство. Вы можете прямо сейчас уволить меня. Вы можете тысячу раз напоминать мне, что я не хозяйка этого дома и иву здесь с вашего разрешения. Но я всё равно скажу: вы поступаете сейчас недостойно. Вы ведёте себя, как избалованный, самовлюблённый мальчишка. Если вам нет никакого дела до родной сестры, сказали бы мне и я сама забрала бы сиротку из обители. Или попросили бы графа де Лоржа. Этот достойный дворянин менее скомпрометировал бы доброе имя девушки, нежели компания распутной королевы Наваррской и её наперсниц.

— Всё! Довольно. Я всё понял и осознал свою вину. Завтра же поженю Регину с Филиппом де Лоржем и пусть этот твой любимчик нянчится с ней всю оставшуюся жизнь и слушает твои нравоучения, открыв рот, только, Бога ради, оставьте вы меня все в покое! — сорвался граф и проскочил мимо загораживавшей вход монументальной Франсуазы.

С горящими щеками, под возмущенные возгласы кормилицы Луи пулей влетел в дом. Так стыдно ему в жизни не было. Конечно, Франсуаза вела себя в высшей степени непочтительно по отношению к хозяину, только какой же он ей господин, если она его с пеленок вынянчила и никого роднее и ближе у него в жизни не было! К тому же, сегодня она была абсолютно права. Вина за графом действительно была немалая. Конечно, у него была масса неотложных дел, но всё же Регина была всей его семьей и в ней тоже текла кровь Клермонов. И ответственность за неё целиком и полностью лежала на Луи с того дня, когда они оба осиротели. Но именно эта ответственность его и пугала. Одно дело — тащить на себе воз государственных дел, балансировать на грани войны и мира, плахи и трона, играть судьбами народов и государств, ввязываться в интриги и с легкостью пресекать заговоры, манипулировать неглупым, но трусливым и нерешительным герцогом. И совсем другое — отвечать за судьбу беспомощного ребёнка, девочки, наследницы гордого имени Бюсси. Кроме того, его, баловня судьбы и любимца женщин, гораздо больше интересовала собственная персона, чем смутные воспоминания о маленькой девочке.

Пожалуй, не напиши ему Маргарита о своей заинтересованности в судьбе юной графини, Бюсси ещё бы лет десять не задумывался о своих обязательствах. Но, что ни говори, а подобное отношение королевы Наваррской к Регине ему льстило. Это было и очередным доказательством её любви, и подтверждением того, что позиция Клермонов при дворе усилится.

Луи бросил мимолетный взгляд на часы: времени оставалось катастрофически мало. Маргарита, судя по всему, уже утащила Регину в Лувр. Никогда в жизни Луи не собирался на бал так небрежно, нарушая все общепринятые правила и махнув рукой на моду. Кое-как переодевшись и наскоро приведя себя в порядок под непрекращающееся ворчание кормилицы, чертыхаясь от того, что слуги до сих пор тянулись неизвестно по какой дороге, а тех, кто оставался в Париже, Регина в его отсутствие уволила, граф помчался в Лувр в сопровождении перепуганного всей этой суматохой Мишеля.

Он спешил, очень спешил. Впервые в жизни торопился на очередное "сборище", как он сам называл все приёмы, балы, празднества и аудиенции. "Одно хорошо: сестра у меня, как оказалось, редкая красавица. И что я, действительно, так переживаю? Отдам девицу замуж за Филиппа. Он же у нас вечно с кем-нибудь носится, то с проигравшимся пажом, то с больной проституткой, то с захромавшим конем. Он-то точно никогда не забудет и не обидит свою жену. Он ей даже изменять не станет, ангел наш. И вообще, самая подходящая партия для графини де Ренель из рода Клермон: богат, знатен, с хорошей репутацией, состояние в карты не проматывает, и в отличие от меня, в придворных интригах не участвует, ревнивых любовниц не заводит. Пожалуй, ему можно доверить младшую сестру с закрытыми глазами. И Франсуаза будет довольна", — думал он, входя в раскрытые двери Большого зала, не дожидаясь, пока объявят его имя, слишком громкое и известное, чтобы его могли не узнать. Бал был в самом разгаре. Только что начали очередную модную новинку — целый танцевальный роман "Жестокая участь", манерный, медлительный, полный завуалированных намёков. Бюсси презрительно скривил губы: "Чёрт, как жаль, что в Лувре до сих пор не решаются танцевать вольту, как при дворе рыжей англичанки! Стройные щиколотки, мелькающие из-под взвивающихся вверх юбок, мужская рука, смело обнимающая тонкую талию, женская рука, смело опирающаяся на мужское плечо! Вот это танец! Помнится, года два назад меня чуть от церкви не отлучили за то, что я осмелился станцевать вольту с Дианой де Грамон. Не то что эти бесконечные романы с музыкальным сопровождением, где в лучшем случае можно коснуться пальцами запястья партнёрши. При том, что все прекрасно знают, что происходит после окончания очередной пляски в тёмных галереях и узких коридорах Лувра…".

В соседнем зале шла увлечённая игра в карты, в кости, в бирюльки. Машинально Луи кивнул знакомым, отвесил несколько дежурных поклонов и комплиментов дамам, перебросился парой фраз с немногими друзьями, не переставая искать глазами сестру, точнее, Маргариту, поскольку сестру он всё равно не узнал бы, даже столкнись он с ней нос к носу. Он знал только, что если рядом с его возлюбленной окажется незнакомая девушка лет восемнадцати, значит, это и есть его сестра.

Шум голосов, свистящий змеиный шепот "летучего эскадрона" Екатерины Медичи — этого вечного осиного гнезда, единственное достоинство которого было в незаурядной красоте, тихий звон шпаг придворных хлыщей, мерцание свечей, и душный запах смеси духов и пота немытых тел. Знакомые лица-маски, пустые глаза без какого-либо намека на душу и ум, приветственные улыбки, скрывающие зависть, похоть, ненависть — что угодно, но только не радость. Откровенные, манящие взгляды женщин и миньонов, казалось, оставляют на коже липкие следы и тошнота порой подкатывает к горлу. О, Господи милосердный, как он устал от всего этого! Скорее бы уж найти Маргариту, отбыть положенное для приличия время, сдать Регину с рук на руки Филиппу и закатиться вместе с Бертраном и Робером в какой-нибудь шумный и легкомысленный кабак, где мужчины откровенны, а девушки доступны и непосредственны, а если уж совсем повезёт, незаметно шепнуть Марго о маленькой уютной квартирке на улице Медников — их тайном приюте. В этом позолоченном аду, куда ни глянь, везде — только лицемерие, ложь и зависть. Здесь все — рабы своих пороков и своих господ. Он легко мог предсказать, чьей любовницей станет хорошенькая блондинка, стоящая рядом с Гизом, кому перешёл дорогу дерзкий капитан Комиланд, потому что всю эту придворную возню он в совершенстве познал и изучил ещё в ранней юности. Но где же, черт побери, эта Марго!