Регина(СИ) - Домогалова Елена. Страница 55

— Герцог, — Регина перевела потеплевший взгляд на Майенна, — через час я буду ждать вас у конюшни.

Филипп не успел возмутиться столь явным пренебрежением его обществом, как рука графини доверительно легла ему на колет:

— А вы, граф, можете остаться и помочь мне выбрать наряд.

Следующие полчаса Регина в панике металась по комнате, швыряясь чем попало в нерасторопных горничных: извечный женский вопрос "Что надеть?" стоял ребром. Любимое тёмно-зелёное платье было безнадежно испорчено по вине бестолковой Марианны. Графиня готова была растерзать эту растяпу, если бы это помогло. Наконец, Регина вылетела к Филиппу в одном корсаже и нижней юбке:

— Филипп, я не еду. Мне совершенно нечего надеть. Красное платье вышло из моды, его не успели отделать по новой, в сером я не смогу усидеть на лошади, остальные либо не подходят для охоты, либо меня в них уже видели. О! Как же я умудрилась так запустить свой гардероб?

Де Лорж, ни слова не понявший из её криков по причине полного невежества в женских тряпках, молчком взял её под локоть, подтащил к зеркалу:

— Взгляни на себя. Женщины, обладающие такой красотой, могут не заботиться о нарядах. Ты будешь ослепительна даже в ливрее дворецкого, так что никто не обратит внимания на красное платье.

Наивный Филипп, рассуждавший с точки зрения влюбленного рыцаря, совершенно не брал в расчет придворные нравы и мстительность луврских хищниц. Послушай его Регина и появись на королевской охоте не в том наряде, и завтра о полном отсутствии вкуса и пустом гардеробе графини знала бы вся Европа. Иметь менее 30 туалетов не могла себе позволить не одна уважающая себя придворная красавица. Даже среди мужчин это считалось первым признаком провинциального воспитания и пустого кошелька. А уж сестре такого блестящего кавалера, как де Бюсси, да ещё обладающей столь неординарной внешностью, появиться два раза в одном и том же платье было смерти подобно. Так что заверения Филиппа нисколько не могли утешить Регину.

Но в его словах она уловила то единственное, что было здравой мыслью. И достаточно оригинальной. На графиню нашёл творческий стих. Испустив какой-то немыслимо-дикий победный визг, она расцеловала опешившего Филиппа и бросилась в комнату Луи. Перед её глазами стояло восхищённое лицо Генриха Наваррского, когда он впервые увидел её в наряде пажа. Горничные перепуганной стайкой метнулись следом, оставив Филиппа среди вороха шелков и кружев.

Когда графиня вернулась, де Лорж едва устоял на ногах: она была в мужском костюме. Безошибочно выбрав лучший из охотничьих туалетов своего брата, она сейчас стояла в позе Артемиды Эфесской и гордо улыбалась. Филипп не мог не согласиться, что мужская одежда изумительно ей шла. Бархатный колет глубокого тёмно-фиолетового цвета, искусно украшенный серебряным шнуром и пуговицами с аметистом, соблазнительно обрисовывал тело, и так непривычно было видеть его свободные изгибы, не скованные вечным корсажем. Чёрные, тоже бархатные штаны плотно облегали её длинные ноги, и когда Регина шагнула к де Лоржу, слегка качнув бедрами, у того перехватило дыхание. Филипп успел трижды проклясть того умника, который изобрел корсажи и кринолины: освободившееся от ненужных оборок, пластин и крючков тело женщины было невероятно гибким и желанным, а тёмный бархат и особый покрой одежды не скрывал, а ещё сильнее это подчёркивал.

— Сапоги, правда, мне велики, — пожаловалась Регина, — придётся опять разувать Мишеля.

— Опять? — переспросил Филипп, которому графиня в мужском платье кого-то сильно напоминала.

Она стрельнула глазами в сторону, потупилась и закусила губу. Все признаки всплывавшей наружу шалости были налицо. И тут де Лоржа осенило.

— "Белый конь"? — не то спросил, не то констатировал он и укоризненно покачал головой.

Регина помолчала, посопела, потом совсем по-детски буркнула:

— Догадался, да? Ну и ладно. Я была в "Белом коне". Это меня Бертран схватил за шиворот. Это я сиганула у тебя под ногами из трактира, — сознаваться, так уж до конца.

— Луи знает?

Она вскинула на него совсем уж перепуганные глаза:

— Только попробуй ему сказать!

— И что ты там делала с Генрихом Наваррским?

— Там ещё, если ты не заметил, Катрин была, — по наивному мнению Регины, присутствие подруги должно было опровергать все подозрения в любовной интрижке с Генрихом.

Филипп был прямо противоположного мнения на этот счет:

— В этом я и не сомневаюсь. Куда ж вы друг без друга. Потому и спрашиваю, что ты делала в компании Генриха Наваррского?

— Господи, ну что такого я могла сделать в трактире?! — возмутилась она, — мы просто весело проводили время. И всё!

— Действительно, веселее некуда. Напились, как подмастерья, спровоцировали драку и позорно сбежали, выставив благородных дворян дураками.

Всем своим видом Регина выражала сейчас, что этих дворян вовсе не составляло труда выставить дураками, гораздо сложнее представить их умными. Но деликатно промолчала. Высказывать такое Филиппу у неё как-то язык не поворачивался. К тому же она прекрасно понимала причины этого допроса.

— Я не изменяла тебе с Генрихом Наваррским. Я невинна. И если уж для тебя это так важно, то могу заверить тебя, что я осталась девственницей, даже поужинав в трактире с Генрихом Наваррским. И, кстати, ты легко можешь при желании в этом убедиться.

И неизвестно, чего больше было в её голосе: оскорблённой невинности, вызова или предложения послать ко всем чертям королевские забавы и остаться здесь, в Париже. В объятиях любимой женщины.

Де Лорж густо покраснел и опустил глаза:

— Прости. Я вовсе не это хотел сказать. Просто я не понимаю, почему ты мне этого сразу не сказала. Ведь всё могло обернуться по-другому. Луи мог даже ударить тебя, если бы не узнал. Ты представляешь, что бы с ним и со мной потом было? Кто бы кого вызывал на дуэль? А Генрих и тот мальчишка-гугенот? И куда сунулась со своей хромотой сама герцогиня Монпасье? Вы вели себя, как ветреные и безответственные мальчишки-пажи. Никогда больше так не поступай ни со мной, ни со своим братом.

Впервые в жизни Регина умирала от стыда. Если бы на неё сейчас гневно обрушился взбешённый Луи или Шарль Майенн устроил сцену ревности, она бы, конечно, возмущалась и скандалила и, в конце концов, обвинила бы во всём их самих. Поступать так с Филиппом она не могла. Слишком сильная любовь и слишком тихая грусть жили в его голосе. Он не злился на неё и почти не ревновал — он за неё тревожился, он печалился из-за неё. В его глубоких синих глазах не отражалось ничего, кроме её лица. И в такие минуты Регина ненавидела себя за то, что не может ответить ему таким же сильным чувством, что всю свою любовь до последней капельки выплёскивала под ноги брата. Выплёскивала в никуда, в бездонную гулкую пропасть, куда сама не падала только потому, что Филипп держал её каждым своим вздохом. Яркий, шумный, непредсказуемый и могучий Майенн тоже ей нравился, и порой искры и брызги его страстей будили в ней тягу окунуться с головой в бурное море Гиза. Но эта волна накатывала и отступала, а нежность к Филиппу и тайное желание его полюбить церковной свечой теплились в её сердце.

Она бесшабашно тряхнула головой:

— Совсем забыла про пажа. Я пойду выкраду у него сапоги, ладно?

Виновато улыбнувшись, она мимолётно коснулась губами подбородка Филиппа, выбежала из комнаты и вернулась через несколько минут уже обутая в новые дорожные сапожки Мишеля, одной рукой нахлобучивая на голову парчовый берет, украшенный тремя золотыми шнурами с жемчужинами на концах, а второй неумело пытаясь застегнуть точно такой же плащ, немногим более короткий, чем требовала мода, но зато удобнее скроенный. Филипп шумно выдохнул и потряс головой. Даже в берете набекрень и криво надетом плаще выглядела она эффектно. Словно читая его мысли, Регина приблизилась к нему, закинула руки ему за шею и её тёплое дыхание коснулось его лица.

Стоило Регине оказаться к Филиппу ближе, чем на пять шагов, как он совершенно переставал соображать. Вот и сейчас его руки сами сомкнулись на ее спине, выгнувшейся навстречу ему так, что он почувствовал упругость девичьих грудей. От такого кто угодно мог потерять голову, а в случае с ним это было последней каплей. Он уже тянулся губами к манящей своей открытостью шее графини, и Регина запрокинула голову в ожидании поцелуя так, что берет свалился на пол, и они оба вот-вот готовы были последовать за ним, как их вспугнул свистящий шепот госпожи Беназет: