Миссия выполнима - Гарфилд Брайан. Страница 77

Она взглянула на остальных. Элвин стоял на страже у дверей, Стурка готовил к работе кассетный магнитофон, Сезар сидел на койке рядом с Фэрли и говорил ему рассудительным тоном:

– Давай побеседуем, господин свинья. Поговори с нами. Расскажи обо всех хороших людях, которых вы казнили. Расскажи о фашистской системе, которую вы устроили у себя дома.

Пустые глаза Фэрли страдальчески уставились на Сезара. Стурка щелкал клавишами на магнитофоне. Сезар спросил:

– Ты можешь читать, свинья?

– Конечно, я могу читать.

– Я имею в виду – вслух? Прочитай вот это.

Сезар держал в руке речь, которую они написали для Фэрли. Глаза Фэрли попытались сосредоточиться на листке, но его голова откинулась назад к стене, и он бессильно открыл рот.

– Я устал, – прошептал он. – Плохо вижу.

Переборщили, подумала Пегги. Слишком большая доза. Она раздраженно повернулась к Стурке.

– Он не может читать, неужели ты не видишь?

– Тогда приведи его в чувство. Вколи ему адреналин или что-нибудь еще.

– У меня ничего нет. По-твоему, что может быть в этом маленьком наборе – целая аптека?

Стурка слегка поднял голову. Она не видела под покрывалом его лица, но его глаза прожигали ее насквозь.

– Леди, твоя забота об этой свинье меня не трогает, потому что она совершенно неуместна. Ты забываешь, кто он такой и что он собой представляет.

Она побледнела:

– Его нельзя сейчас использовать. Вот что я имела в виду. Я сделала то, что вы сказали, но эта доза для него слишком велика. Надо подождать, пока он не придет в себя.

– Сколько времени?

– Не знаю. Происходит кумулятивный эффект – в организме скопилось слишком много наркотика. Понадобится три или четыре дня, чтобы он вышел из него полностью. Может быть, к утру он сможет зачитать вам речь.

Она знала, что у них мало времени. «Но ты сам во всем виноват, – подумала она. – Тебе приходится накачивать химией несчастного ублюдка, потому что у него хватает смелости тебе сопротивляться».

Сезар сказал:

– Может быть, он просто притворяется. Может быть, с головой у него все в порядке и он только прикидывается, что ничего не может.

Он хлопнул Фэрли по щеке, и его красивая голова безвольно перевалилась на другую сторону; веки вяло и болезненно мигнули.

– Он не притворяется, – сказала Пегги. – Господи, в него вкололи столько дряни, что хватило бы слону. Притворяется? Ты посмотри на него. Он полностью заторможен, как он может притворяться?

В уголках разинутого рта Фэрли появились хлопья белой пены. Стурка выключил магнитофон и взял его в руки.

– Хорошо. Подождем до утра.

Они оставили Фэрли на его койке, вышли из камеры и закрыли за собой дверь. Пегги сказала:

– Попозже я дам ему чего-нибудь поесть. Большое количество кофе поможет ему прийти в себя.

– Только смотри, чтобы он не протрезвел слишком сильно. На этот раз он не должен сопротивляться.

– Еще несколько кубиков этой дряни, и он умрет. Тогда он уже точно не будет сопротивляться. Вы этого хотите?

– Поговори с ней, – сухо сказал Стурка Сезару и направился вверх по лестнице.

– Ты говоришь, как уклонист, – промолвил Сезар.

Элвин протиснулся мимо них к лестнице, мельком посмотрел на Пегги и исчез наверху.

Она прислонилась спиной к стене, вполуха слушая голос Сезара. Механически она давала нужные ответы, которые Сезара, видимо, вполне удовлетворяли. Но в глубине души она чувствовала их правоту. Она уклонялась. Она беспокоилась о Фэрли: она была медсестрой, а Фэрли – ее пациентом.

Фэрли был удивительно мягок с ней. Это не значило, что она ему верила. Но его было очень трудно ненавидеть.

16.45, восточное стандартное время.

В здании находилось множество агентов Секретной службы; всюду чувствовалось их молчаливое присутствие, их ненавязчивое, но пристальное внимание. Они наблюдали, как Эндрю Би входил в кабинет президента.

Президент сидел в кресле с серым, изможденным лицом.

– Спасибо, что пришли, Энди.

Формальная вежливость – никто не отказывается от президентских приглашений. Би кивнул, пробормотал: «Господин президент» – и сел на указанное ему место.

Брюстер показал на боковую дверь:

– Только что отсюда ушел Уинстон Дьеркс. Сегодня я провел в этом кабинете несколько встреч подряд. Вероятно, они продлятся до следующей ночи, так что не обессудьте, если то, что я вам скажу, покажется заученным наизусть. – Большое морщинистое лицо президента изобразило слабую улыбку. – Разумеется, я мог бы устроить совместную конференцию и поговорить со всеми сразу, но в данном случае мне это кажется не совсем удобным.

Би терпеливо ждал. Его грустные глаза не сводили взгляда с президента; чувства, которые он к нему испытывал, колебались от упрека до симпатии.

Президент взглянул на работавший в углу телевизор. Би не помнил, чтобы телевизор когда-нибудь стоял здесь со времен Линдона Джонсона; наверно, его принесли только сегодня. Звук был выключен, и картинка показывала рекламу каких-то ванных принадлежностей. Брюстер пояснил:

– Через час в Женеве приземлятся семь заключенных. Хочу на это посмотреть.

– Представляю, как тяжело вам было идти на этот шаг, господин президент.

– Если это вернет Клиффа Фэрли, я буду только рад. – Улыбка президента почти погасла. – Но я хотел поговорить с вами о том, что случится, если мы его не вернем, Энди.

Би понимающе кивнул, и президент добавил:

– Вижу, вы уже думали об этом.

– Так же, как и все остальные. Кажется, сегодня в стране просто нет других тем для разговоров.

– Я хотел бы узнать вашу точку зрения.

– Наверно, вы догадываетесь, что она не совсем совпадает с вашей, господин президент. – Би слегка усмехнулся и прибавил: – Это бывает очень редко.

– Тем не менее я ценю ваши советы, Энди. Кроме того, разница между нашими взглядами может показаться очень незначительной, если сравнивать ее с позицией других людей.

– Например, сенатора Холландера?

– Например, сенатора Холландера.

«Вид у президента унылый, как у мокрого кота», – подумал Би. Брюстер ждал его ответа. С некоторым усилием Би заговорил:

– Боюсь, в данный момент я не могу сказать вам ничего особенно интересного, господин президент. Я думаю, что мы находимся между Сциллой и Харибдой. Если вы сами считаете себя чем-то похожим на либерала, то нам не о чем говорить. Я видел, как сегодня весь день по городу двигались войска. То же самое происходит по всей стране: мы находимся словно во вражеской осаде. Военные хватают всех, кто косо на них смотрит.

– Вы преувеличиваете.

– В том, что касается фактов, – может быть, но не в том, что касается господствующего настроения. Люди в этой стране чувствуют себя так, словно их оккупировали. Многие арестованы или, по крайней мере, находятся под жестким наблюдением.

– А вы хотите встать на защиту их прав?

– Было время, когда я этого хотел. Но теперь не уверен. Я опасаюсь, что если начну их защищать, то в нынешней атмосфере враждебности и нетерпимости это может привести к еще более печальным последствиям. Честно говоря, большая часть радикалов поражает меня своей выдержкой.

– Я бы сказал, не выдержкой, а благоразумием. Они знают, что стоит им поднять голову, как их немедленно раздавят.

– Об этом я и говорю. Когда мы отрицаем их права, то провоцируем деструктивность иного рода: мы покушаемся на права каждого гражданина.

– Вы знаете, Энди, что массовых арестов не было.

– Их было достаточно, чтобы внушить людям тревогу.

– Всего пятнадцать-двадцать радикальных лидеров, не больше. Кроме того, взрывы и похищения вызывают у людей не меньшую тревогу.

– С этим трудно спорить.

Би машинально разминал свое правое колено. Он повредил его четыре года назад и перенес тяжелую операцию. Оно до сих пор болело.

– Господин президент, я должен сказать, что ваше правительство также проявило замечательную выдержку. Я понимаю, как это было трудно, учитывая то давление, которое все время оказывали на вас Холландер и его банда.