Батальоны вступают в бой - Свиридов Александр. Страница 5
Когда огонь утих, Миша Круглов прижал дымящий конец цигарки к подошве сапога и скороговоркой рассказал мне, что тут произошло.
— Мы с братом, — он кивнул на Павла, — спали в окопе. Нас разбудил Курдюков. Сунул нам гранаты и шепнул: «За мной». Мы скатились к реке. Сам — в куст, а нас — в другой. И только притихли — слышим: шлеп, шлеп по воде весло. Осторожно. Кругом туман — ничего не видно. Вдруг, как в сказке, из-за белой завесы мокрый разбойник с ножом в зубах. И только босой ногой на сушу — Курдюков его гранатой по черепу. Тот и рылом в песок. Мы с Павлом за шиворот его — и в лозняк. А лодки уже близко. Курдюков первым бросил гранату, а мы за ним. А тут сверху и наш пулемет…
Михаил глазами показал на Иванова и, словно после тяжелой работы, вздохнул:
— Вот и все, товарищ комбат!
— А где Курдюков?
— «Языка» поволок. — Младший Круглов кивнул в сторону старого командного пункта.
Я поблагодарил Иванова, Кругловых и пошел в указанном направлении. На КП застал не совсем обычную картину. Коновод промывал окровавленную голову румына. Увидев меня, Андрей, как бы оправдываясь, заметил:
— Боюсь, не дотянет до штаба…
Он в самом деле не дотянул. Все же кое-что мы успели выудить. Очнувшись, раненый заявил, что знает русский язык. Знал он, правда, лишь отдельные слова. Все же главное мы поняли.
Курдюков оказался прав. Противник пошел на хитрость. И шум танков, и артподготовка против нашего «пятачка» — все это лишь демонстрация. Маскируясь туманом, немецкий десант рассчитывал быстро преодолеть на надувных лодках плес и захватить на нашем берегу плацдарм…
Правда, как потом стало известно, основной удар гитлеровцы планировали левее нашей дивизии, на участке соседней армии. Но и частный успех германское командование, конечно, не преминуло бы использовать.
В ту ночь я по-новому глядел на Курдюкова. Обычно коновод не страдал скромностью. Шустрый, энергичный, отличный наездник, он особенно любил блеснуть мастерством джигита перед девушками. А тут на мой вопрос, кто потопил десантников, ответил;
— Братья Кругловы и Николай Иванов.
— А разве ты не участвовал?
— Гранаты поднес…
Он скромничал, чтобы выделить своих товарищей. Я убедился, что Андрей умел дружить и что он не случайно вовлек новичков в ночную засаду. Они будут его друзьями.
Его смекалка, хитрость послужили для меня полезным уроком.
Глава вторая
ОТХОД
— Товарищ капитан, комдив идет! Полковник Червинский приехал к нам в батальон без предварительного звонка. Так он поступал только при особых обстоятельствах.
Я выскочил на площадку, белесую от росы, и приготовился доложить о положении в своей части, но командир дивизии приподнял руку:
— Знаю, товарищ Свиридов, у вас все в порядке. Речь о другом…
Он вошел в землянку и попросил меня плотнее закрыть дверь:
— Я только что из корпуса…
И по тому, как он сбавил голос, я почувствовал, что Червинский привез тревожные вести…
— Обстановка чрезвычайно усложнилась. Севернее нас прорвались румыны и венгры, а южнее — немцы. Будем отходить, — его рука легла мне на плечо. — Мы свое дело сделали: противника не пропустили. Теперь надо скрытно уйти отсюда. Твоя задача — прикрыть главные силы.
Он изложил план действий батальона, пожелал успеха. Направляясь к выходу, улыбнулся:
— До скорой встречи в Каменец-Подольске…
Как только стемнело, первыми тронулись в путь тыловые части нашей 164-й дивизии. Затем штаб. За ним потянулись артиллерия и пехота. С позиций они снимались тихо, незаметно.
Следует отметить, что Южный фронт отличался своей организованностью, боеспособностью. Если почти на всех участках западной границы первый удар на себя приняли незначительные отряды пограничников, а полевые войска только выдвигались в приграничную зону, то на юге до начала войны границу охраняли соединения и части 18-й и 9-й армий. И здесь врагу долго не удавалось добиться успеха. Отход наших войск проходил спокойно, от одного рубежа к другому. Неприятель, хотя и имел тут значительный перевес в силах, все же продвигался гораздо медленнее, чем на центральном и северном направлениях.
На всем участке, где раньше оборону держали три наших полка, теперь остались всего три роты. Они пускали противнику пыль в глаза довольно-таки ловко.
Лишь утром 6 июля в двадцати километрах от Прута мы увидели румынские тапки. Они ползли осторожно, присматриваясь к каждому кустику, холмику.
Батальон оседлал развилку дорог, где три шоссе, идущих из Черновиц, Новоселиц и поселка Боян, сливались в одно — Хотинское. По какой бы дороге ни шел противник, ему не миновать нас.
Мы встретили его губительным огнем. Тогда гитлеровцы начали обходить нас с флангов. Пришлось отвести подразделение на западную окраину Хотина и, учитывая тактику врага, по-иному организовать заслон на подступах к городу. Вскоре к нам прибыл начальник оперативного отдела дивизии капитан Матвеев и передал приказ комдива; «Любыми средствами прикрыть переправу до 23.00». Другими словами, мы должны не допустить противника к Днестру, задержать его продвижение на три часа.
Матвеев сообщил, что мост через реку уже разбит, действуют пока лишь два понтонных моста: по одному переправляется 96-я горнострелковая дивизия, а по другому — наша 164-я.
Северную окраину Хотина оборонял арьергард горнострелковой дивизии, а западную часть города и его южную окраину — 144-й отдельный разведбатальон. Ближайший путь к переправе со стороны неприятеля лежал через южную окраину Хотина. Здесь-то я и расположил танковую роту и кавэскадрон.
Командиру мотострелковой роты лейтенанту Романенко было приказано стоять насмерть в районе старинной крепости. Недалеко от этого места была его квартира. Конечно, ему хотелось забежать домой, узнать что-нибудь о семье. Возможно, она тоже застряла на берегу, возле переправы. Но обстановка не позволяла сделать это. Бросив взгляд на древнюю постройку, Романенко не без грусти заметил:
— Смотрите, мечеть-то разбомбили!
Уничтожена была не только мечеть в Хотинской крепости, разрушен весь старый город с его архитектурными памятниками. А сколько разбито жилых домов, больниц, школ! Я понимал душевное состояние Романенко: мои жена и сын тоже находились в центре города.
Самая сложная задача выпала на долю лейтенанта В. Кухаря. Его машины с пушками должны были поддержать любое подразделение, если оно окажется в тяжелом положении. На помощь Кухарю я направил своего заместителя капитана Сосина.
Мой КП — почта. Это один из немногих пока уцелевших домов, ближе всех расположенный к боевым порядкам подразделения. В оперативном зале все разбросано: письма, марки, почтовая бумага. На проводе висит телефонная трубка. Я тревожно перевел взгляд на стенные часы: «Продержимся ли?..»
Шуршание бумаг заставило меня оглянуться. Начальник штаба батальона старший лейтенант Дмитрий Мартыненко, не терпевший непорядка, подбирал с пола неотправленные корреспонденции. Он был спокоен и по- хозяйски озабочен.
А я, признаться, испытывал волнение. Меня неотвязно преследовала все та же мысль: «Устоим ли?»
Дело в том, что вся моя военная учеба проходила в основном под девизом: только наступать! Отход считался позором, и этому нас не учили. Теперь, когда довелось отступать, опыта-то никакого и не было. Пришлось постигать эту премудрость под жестокими ударами врага.
Романенко и Коробко донесли, что уже заняли рубежи прикрытия. Тихонов пока молчал. Все ли у него ладно? Неужели бензин не подвезли?
Оставив начальника штаба на КП, я помчался на броневике на юго-западную окраину города. Не проехал и квартала, как заглох мотор.
— Догонишь меня, — указал я маршрут водителю и пошел пешком.
Проходя мимо своего дома, не утерпел и на минутку заскочил в открытую дверь.