Боевые будни штаба - Савельев Василий Павлович. Страница 7

Он не стал ждать моего ответа, будто забыл о войне, заговорил о мирных делах. Ему девяносто лет, вырастил 12 детей. Четверо сыновей сражались на разных фронтах…

Первой вступила в бой 10-я стрелковая бригада. В горах стоял непрерывный гул от взрывов снарядов, лязга и грохота танков. Тяжелое положение создалось в обороне 4-го батальона. Контратаку возглавил начальник штаба бригады майор Е. И. Семибратов. Противник был отброшен, но в ходе этого боя тяжелое ранение получил Ефим Иванович. Вместо него штаб бригады возглавил один из лучших командиров батальонов — майор П. П. Климентьев.

Так уж вышло, что большую часть времени я занимался 10-й бригадой. Направленцы в штабе корпуса в то время не выделялись, но если появлялась возможность выбора, то я просил направить меня именно в эту часть. И начальник штаба приветствовал это. Такое закрепление оператора за определенной бригадой, безусловно, себя оправдывало. Я всегда был в курсе дел, знал детально положение, состояние и характер боевых действий каждого подразделения, изучил деловые качества многих командиров подразделений и работников штаба, безошибочно определял по голосу, кто говорил со мной по телефону или радио, в короткие сроки мог уточнить вопросы, не называя при этом ни нумерацию батальонов, ни действительных наименований местных предметов, ни истинных цифр и значений.

Климентьев вступил в должность в трудный период. Танковая группировка противника настойчиво продвигалась вдоль шоссе на Орджоникидзе. Бригада вместе с другими частями корпуса встала на ее пути. Я отвечал за постоянную и непрерывную связь с ней.

А штаб корпуса между тем развернулся на новом месте, в Гизели. Уже оттуда я дважды выезжал на передний край, чтобы выяснить состояние и положение отходящих войск. Обстановка продолжала оставаться сложной, и меня не покидало чувство вины в случившемся. Я понимал, что именно мы, работники штабов, обязаны своевременно обнаружить приготовления противника к наступательным действиям на новом направлении. И вот проглядели выдвижение его сильной танковой группировки, по вскрыли время и направление удара, а это не позволило создать на возможных участках прорыва необходимые плотности сил и средств. За промахи в работе штабов приходилось тяжело расплачиваться.

По всем данным, танки врага могли скоро появиться около Гизели. К вечеру я выехал с группой командиров, чтобы отыскать и оборудовать новое место для командного пункта. Совсем стемнело, когда в небольшом ущелье, в стороне от направления удара противника, мы нашли наконец удобную площадку.

К рассвету штаб перебрался на новое место. Спать не пришлось: майор Дроздов требовал уточнить последние данные об обстановке в трех штабах бригад, подполковник Глонти приказал срочно сообщить в штаб армии и соседям место командного пункта. А генерал Рослый уже вызвал Дроздова и приказал через час выехать на НП. Я уже привык к такому ритму работы. Что делать!

Буквально на глазах обстановка изменялась. Противник наносил удар между Ардоном и Алагиром. 34-я бригада оказалась разрезанной на две части: 1-й и 3-й батальоны были оттеснены на север, в район Фиагдона и Нарт, где под командованием начальника штаба майора Г. М. Каравана перешли к обороне, остатки 2-го и 4-го батальонов отошли на юг, в горы. В районе Майрамадага оставалось командование бригады с батальоном автоматчиков.

С НП корпуса были отчетливо видны танки противника. Они ползли через огонь и дым. Резервы были выдвинуты навстречу танковому клину. Весь день шел тяжелый бой. Вражеская авиация бомбила Гизель, где оборонялись отдельные корпусные части.

Связной 54-го отдельного пулеметного батальона доставил донесение, в котором сообщалось, что пулеметчики отбили атаки врага и удержали занимаемые позиции. Из 10 танков, которые атаковали их, два они подбили бутылками с зажигательной смесью. Около 60 трупов оставил противник перед рубежом батальона.

Связной повторил как клятву слова комбата: «Будем стоять насмерть, с места не сдвинемся». Он передал изъятую из кармана убитого захватчика памятку, отпечатанную в типографии. В ней были страшные слова:

«Помни и выполняй:…у тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай. Этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишь себя навеки».

В карманах гимнастерок наших погибших воинов также лежали записки, но написанные от руки, карандашом, и нередко обесцвеченные от попавшей на них крови. В них было одно: «Иду в бой за Родину. Если погибну, считайте меня коммунистом».

Соединения 1-й танковой армии фашистов ползли к окраине города. В бой вступили 12-я дивизия НКВД и отдельные части Орджоникидзевского гарнизона. Наступил решающий момент. Все силы и средства были уже задействованы, все возможные меры приняты, командиру и штабу осталось ждать исхода боя, рассчитывая теперь на стойкость, сообразительность и инициативу воинов.

Разговаривая с командирами частей, командир корпуса требовал удерживать занимаемые позиции во что бы то ни стало.

Из штаба армии настойчиво спрашивали: почему противник продолжает продвигаться? Какие меры приняты, чтобы остановить его танки?

Звонил по телефону командарм. Разговор с ним у командира корпуса был коротким:

— Вы должны удержать рубеж любой ценой.

— Удержим, — твердо заверил генерал И. П. Рослый.

Сказано смело. Взвесив все детали обстановки, комкор понимал, что есть основания для такого вывода. Подойдя к нам, присел, спросил наше мнение о дальнейших планах.

— Аппендикс, — уверенно поставил диагноз майор Дроздов, показывая на карте мешок, в котором оказался противник. — Остается отсечь его — и мышеловка закрыта.

— Согласен. Бить надо на Майрамадаг, — комкор провел карандашом направление удара. — Тут самая узкая, не более пяти километров, горловина, ее легче всего перерезать.

Но в каком положении находились части 34-й бригады, оборонявшие вход в Суарское ущелье, в штабе корпуса было неизвестно. Меня направили на установление связи с этой бригадой. Сразу возник вопрос — как ехать: через Орджоникидзе, а дальше по ущелью до Майрамадага или же по короткому пути, вдоль отрогов гор? Выбрал второй маршрут.

На полпути взрывом снаряда разворотило передок машины и выбросило нас с водителем на обочину дороги. Видимо, родились под счастливой звездой. Меня встряхнуло сильнее: онемели шея и спина. Шофер помог встать, поддержал меня за плечи. Шли медленно. Спина вроде «оттаивала», боль отступала.

Командир корпуса, увидев нас без машины, удивился. Я рассказал, что произошло.

— Разве ты обстановку не знаешь? Куда тебя понесло? — И уже мягче добавил: — Не покалечились? Связь с Ворожищевым установлена по радио…

К исходу 4 ноября танковый клин врага, плотно зажатый с флангов нашими частями, вытянулся на два десятка километров вдоль орджоникидзевского шоссе. Острие его, где находились ударные силы, уткнулось в непробиваемую стену огня защитников города. Страх перед окружением заставил фашистское командование отказаться от лобовых атак на город и бить в обход.

В боевом донесении корпуса об одном таком броске штаб написал: «25 танков и батальон пехоты противника атаковали подразделения 62-й бригады вдоль шоссе Гизель — Архонская и шоссе Орджоникидзе — Архонская. Танки, пройдя через боевые порядки, достигли р. Черной. Огнем артиллерии 4 танка подбиты, остальные рассеяны по полю» [4].

Нас, сотрудников оперативного отдела, направляли туда, где осложнялась обстановка, чтобы мы могли на месте оценить события. Всегда ли нужны были такие проверки? Штаб 62-й бригады, к примеру, отличался исключительной добросовестностью в докладах обстановки. Он не допускал передачи непроверенных и необъективных данных — в этом мы уже не раз убеждались. Но командир корпуса увереннее чувствовал себя, когда получал те же самые данные и от офицеров своего штаба. Такие параллельные доклады заставляли подчиненные штабы с большей тщательностью вникать в обстановку и сообщать сведения, которые не вызывали сомнения.