Тёмная ночь - Биргер Алексей Борисович. Страница 12
Конечно, и на старуху бывает проруха, иначе бы Повиликин не попался однажды и не отсидел свое. Но, в целом, он действовал очень осмотрительно. И всегда принимал в расчет особенности определенного времени и определенной эпохи.
А какие есть особенности у нашей эпохи? - задался вопросом Высик. На что в наши дни Повиликин мог опираться, чтобы паспорт и другие документы выглядели безупречными при любой милицейской проверке?
Вопрос, при всей его внешней простоте, оказался довольно сложным. Когда оглядываешься на уже прожитое время, его особенности видны сразу, они обнажились, как обнажает песок и ракушки отступившая вода. Когда еще живешь внутри определенного времени, его особенности тебе практически не видны. Живешь и живешь, все нормально, все, как заведено...
Напрягись, посоветовал себе Высик. Вон, сколько всего появилось. Телевизоры. В прошлом году Всемирный фестиваль молодежи и студентов прошел - разве раньше бы позволили собраться в Москве десяткам тысяч людей со всего света, среди которых любые непонятные типы, шпионы и просто капиталистические агитаторы наверняка затесались? А мы теперь этого не боимся. На чемпионат мира по футболу только что съездили - впервые. И неплохо выступили, хотя...
Одно "хотя" потянуло за собой другие.
Аккурат перед чемпионатом грянуло это дело, Эдуарда Стрельцова, а сам судебный приговор был вынесен буквально две недели назад. Многие толкуют, что еще стоило бы поглядеть на бразильцев, если бы против Пеле вышел великий форвард, практически его одногодок, в любом случае борьба двух юных гениев была бы еще та, да если б еще другие торпедовцы сыграли, изгнанные из сборной в связи с тем же скандалом... Но Эдуард Стрельцов сидел по "грязной" статье, за изнасилование... И Высик, смысливший, в силу профессии, как дела делаются, не мог взять в толк многих несуразностей. Прочел он статьи и в "Крокодиле", и в центральных газетах, и, если отбросить обличительный пафос про "зарвавшегося" и "вообразившего, будто ему все дозволено", то на сплошные нарушения логики и жизненной правды нарываешься. Жизненный опыт и нюх, наработанный за многие годы - эта проклятая интуиция, которую теперь положено осуждать - подсказывали Высику, что изнасилованием там и не пахло. Выходит, Стрельцову "пришили" дело, чтобы покарать за что-то другое?.. Но для того, чтобы так расправились с футбольной звездой мирового масштаба, что-то очень серьезное, очень оскорбительное для властей Стрельцов должен был совершить. Что? На кое-какие догадки наводила промелькнувшая где-то фраза, что "не устоял перед ложными ценностями капиталистического запада"... Но ведь не спросишь ни у кого, дело-то политическое в итоге выпекли, Сам лично за ним следил... И это простые болельщики могут открыто выражать сомнения и задавать неудобные вопросы - что и делали миллионы болельщиков по всему СССР - а ему, в его положении начальника милиции, неудобные вопросы заказаны. Во всяком случае, неудобные вопросы, не входящие в прямой круг его обязанностей...
Высик еще потому чувствовал себя так погано, что Стрельцова арестовывали совсем неподалеку. Буквально, будь границы территорий чуть иначе обозначены или какая другая неожиданность случись, и Высику, вполне возможно, пришлось бы лично арестовывать Стрельцова и проводить первые следственные действия. И ведь не отвертишься! А если бы Высик провел все с обычной своей основательностью – и при этом доказал бы невиновность Стрельца?.. Брр, страшно подумать, что бы тогда началось, раз высшие лица государства были заинтересованы в том, чтобы Стрельца посадить… Высика растоптали бы так, что горстки праха не осталось бы. И главное – Высик за собой это твердо знал, дурную черту своего характера – если б он был уверен в своей правоте, ему бы любое начальство было не указ, включая лысого… Попер бы Высик как баран на новые ворота, и голову бы сложил.
У Высика до сих пор было четкое ощущение, что мимо него самого гроза стороной прошла, что какое-то чудо его миловало…
И этот фестиваль прошлого года... Перед самым фестивалем привезли к ним фургон нищих - в основном, безрукие и безногие инвалиды войны, "самовары", уцелевшие после сталинских чисток, собиравшие подаяние на кладбищах, на папертях редких уцелевших церквей и в других подобных местах. Велели отпереть давно закрытые гнилые бараки в конце товарного тупика да и сселить их туда: мол, не должны иностранцы такого видеть, после фестиваля вернуться разрешим. О кормежке и нормальном устройстве этих калек с орденскими планками никто и не думал позаботиться. Коллеги потом еще поздравляли Высика: мол, к тебе еще мало этого человеческого мусора свалили, а ты бы видел, что в других районах делалось и сколько мы горя хлебнули...
Таким и остался фестиваль в памяти Высика: не разноцветным вихрем празднества под голубыми небесами, не смехом и единением народов, а грязным бараком, куда - удалось Высику добиться - раз в день приезжала старая полевая кухня с жидким варевом, от столовки при заводе металлоизделий.
Много позже - по причинам и схожим, и совсем иным - Московская Олимпиада оставит у него такой же темный и мрачный осадок. И будет он по западным "голосам" ловить информацию о смерти Высоцкого, о том, как проходят похороны...
И это яростное наступление на церковь - инвалиды на папертях вспомнить заставили... Высик был воспитан в отрицательном отношении к церкви и к священству относился не без пренебрежения, но понять, зачем надо хватать и сажать людей, которым нравится креститься и делать прочие глупости, никак не мог. Ну, обложите верующих такими налогами, чтоб им неповадно было, и государству польза выйдет, но зачем с такой яростью ногами топтать... Не убивают, не грабят. Больше того, мир и добро проповедуют. Допустим, не наши мир и добро, и делу строительства социализма они, объективно, мешают, потому что на настоящую общественную жизнь плюют, но весь этот народец и сам по себе вымрет, все меньше их становится...
Да, думал Высик, странное время на дворе. Время больших качаний. С одной стороны, иностранцев принимаем, и спортсменов стали на олимпиады и чемпионаты отпускать, и в Москве зарубежные газеты в продаже появились - коммунистические, конечно, "Юманитэ" и прочие, но ведь раньше за любую газету на английском или французском, даже коммунистическую, можно было срок словить, а теперь, открыто покупай и читай... И пишут там, говорят, намного больше, чем в наших газетах, о том, что в мире делается... А с другой стороны, самую малость надо, чтобы тебя чуть ли не в предатели родины записали.
И где она, эта грань?
Раньше-то все ясно было. Тебя брали и сажали, просто потому, что пришел твой срок, по независящим от тебя причинам. Или на лесоповале рабочей силы стало не хватать, или надо другим напомнить, что неприкосновенных нет, чтобы отчаянней крутились и лучше работали, или... Неважно, сколько "или" существовало. Главное, что теперь-то от тебя стало что-то зависеть, можно рыпнуться, теперь не посадят ни за что, но и четких границ, как далеко высовываться позволено, никто не удосужился очертить. Сам должен выяснять, методом собственных проб и ошибок. И так получается, что, пока за пределы дозволенного ты не вылез, все в порядке. А стоит вылезти - поздно голову назад втягивать, с такой скоростью врежут по голове, что каюк...
А главное, когда ты видишь, что можно высунуться чуть дальше, потом еще чуть дальше, потом еще чуть дальше, и ничего не происходит, то практически невозможно преодолеть жгучий соблазн, детский по сути, продолжать испытывать судьбу.
Высику стало неуютно, будто на сквозном ледяном ветру, и он даже поежился.
Или, этих инвалидов взять. Что стоило позаботиться о достойной жизни для таких инвалидов человеку, который во весь голос сказал, что было преступлением против собственного народа считать каждого, попавшего в плен, предателем и потенциальным диверсантом, относиться так даже к людям, прошедшим нацистские концлагеря или угнанным на работу в Германию, считать себя заранее вправе посадить любого, кто успел побывать "под врагом", на оккупированной территории, третировать семьи пропавших без вести: мол, вы еще сами докажите, что ваш отец или муж где-то погиб, а не продался врагу и теперь где-то прячется... Нет, больше такого никогда не будет, сказал он, и у нас люди, перенесшие муки плена и оккупации, должны быть окружены таким же уважением, как во всех странах. И если кто-то виноват, то еще надо доказать, что он виновен.