Последний солдат СССР (СИ) - Шу Алекс. Страница 2

  Взрыв сотрясает пространство. Прижавшись к стене, пережидаю секунду. Стандартная схема зачистки помещений от противника. Сначала бросается граната. Потом заходят вооруженные бойцы и добивают, тех, кто выжил после её взрыва.

  Посмотрим еще, кто кого 'зачистит'. Отпускаю рычаг РГДшки. Пружина разворачивает и отбрасывает его. Освобожденный ударник протыкает капсюль. Отсчитываю две секунды и отправляю гранату по направлению к проему входа. Там уже появились две фигуры в темно-зеленом камуфляже и бронированных шлемах PSH-77 'TIG'. Увидев мой бросок, они реагируют моментально. 'Калашниковы' в руках спецназовцев кашляют злыми сухими очередями. Но я уже под укрытием стены. Уйти от гранаты 'чистильщики' не успевают. Она взрывается у них в ногах. В следующее мгновение я выкатываюсь из помещения, стреляя сразу из двух пистолетов. В бронежилет лупить очередями из 'стечкиных' бессмысленно, в каску из титана - тоже. Мощное забрало TIG, оснащенное узким просветом бронированного стекла, похоже на рыцарское. Оно отлично закрывает лицо. Но остается незащищенной узкая полоска шеи.

  Именно туда я и целю, добивая покалеченных бойцов с изорванными осколками ногами. Минус два. Один спецназовец лежит неподвижно, второй дергается в судорогах, стараясь прикрыть рукой бьющий из шеи ярко-алый фонтанчик крови. Точно задета сонная артерия. Ему осталось жить считанные секунды. Это вам не безоружных расстреливать. Я умею воевать. Два с половиной года командовал разведвзводом в Афгане, лично водил ДРГ в рейды. Моджахеды даже за мою голову награду назначили. Двести тысяч долларов. Но она осталась при мне.

  Подхватываю на плечо автомат. Снимаю с одного трупа подсумок с запасными магазинами. К счастью, их осколки не повредили. Бронежилеты не трогаю. Они сильно ограничивают подвижность, и усталость наступает быстрее. А мне нужно перемещаться резво и возможно долго, хотя разумом понимаю, что шансов выжить и отбиться нет.

  Шум канонады нарастает. Похоже, штурм Белого Дома вступает в завершающую стадию. Перебежками ухожу к черному входу. Под ногами мелькают ступеньки лестничного пролета. Через минуту я уже нахожусь на другом этаже. Забегаю в одно из помещений. Аккуратно выглядываю в окно. Прямо перед Верховным Советом стоят Т-72 и 80, несколько БМП и БТР. Из танковых дул и пулеметов вылетает смерть, разнося оконные проемы вдребезги. Вижу, как из Т-72, открывается люк и появляется голова в шлемофоне. Танкист улыбается и позирует зевакам с фотоаппаратами. Стараясь не особо высовываться из проема, быстро прицеливаюсь, и спускаю курок. Голова танкиста дергается, и он заваливается на башню. Сразу же ухожу в сторону под прикрытие стены. На окно обрушивается шквал пуль. Пригнувшись, покидаю помещение. На выходе из этажа сталкиваюсь с очередной группой защитников Белого дома. Они, держа раненых под руки, перемещаются на верхние этажи. Подхватываю пожилую женщину с перебинтованной ногой, пыхтя от натуги, тащу её наверх. Этажом выше её перехватывают у меня два человека в белых халатах. Игнорируя очередные призывы идти наверх, опять спускаюсь на нижние этажи. На лестничной клетке вижу мелькающие фигуры в камуфляже. Судя по экипировке, это штурмовики элитных спецподразделений, возможно даже 'Вымпела' или 'Альфы'. 'Калашников' дергается в моих руках, злобно выплевывая патроны. Движение бойцов прекращается. Раздаются ответные очереди. Отступаю вверх и заскакиваю на этаж. Сталкиваюсь в проеме еще с одним штурмовиком. Стреляем мы одновременно. Нас отбрасывает в разные стороны. Боли не ощущаю, но чувствую неприятный холод в груди. Трогаю её рукой и вижу, как ладонь окрашивается в красный цвет. Рубиновые капли стекают с пальцев.

   Штурмовики уже недалеко от меня. В коридоре стонет и ворочается столкнувшийся со мной боец. Мощный бронежилет 4-класса выдержал очередь 'Калашникова' 5.45 в упор. Но внутренности все равно превратились в кровавую кашу. Долго штурмовик не протянет, а если и выживет, останется инвалидом.

  Все это мелькает в моей голове за какую-то долю секунды. Уже в полубессознательном состоянии, уплывая 'за горизонт', отстраненно замечаю, как один из вбежавших на лестничную клетку бойцов поднимает забрало каски. Вижу перекошенное ненавистью лицо.

  - Сдохни сука, - с ненавистью цедит он, и опускает автомат. Звучит сухая очередь. Напоследок, от души пнув меня ногой, 'спецназовец' убегает за своими товарищами в коридор.

  Проваливаюсь в забытье, руки и ноги немеют, свет медленно гаснет в глазах. В последний миг, возникает родное лицо мамы. Её глаза смотрят на меня с укоризной, а губы шепчут 'Алеша'. Я хочу ответить, но проваливаюсь во тьму.

   * * * *

  8 сентября 1978-ого года. Пятница.

  - Алеша, вставай. Хватит спать! В школу опоздаешь, - раздается сердитый мамин голос.

  Я медленно открываю глаза. Секунду смотрю на подлокотник потертого старого дивана, белый потолок комнаты, советские обои с золотистыми узорами и подскакиваю как ударенный током.

  'Что это, черт подери, такое? Предсмертные галлюцинации? Как я мог оказаться в своей детской квартире? Дьявольщина какая-то', - судорожно мечутся в голове панические мысли.

  - Леша, сколько можно валяться? - в комнату заглядывает статная женщина лет 35-ти. С ужасом узнаю в ней свою маму, скинувшую лет 15 возраста. Жадно смотрю на родные черты лица. Русые длинные волосы, забранные в хвост, белозубая улыбка, маленький задорно вздернутый носик, яркие синие глаза. Папа рассказывал, что в молодости у неё отбоя от женихов не было, а выбрала его, и уехала с молодым лейтенантом в далекий сибирский гарнизон.

  'Мамуль, какая же ты у меня красивая и совсем молодая', - думаю я. Глаза непроизвольно увлажняются, к горлу подступает большой ком.

  - Лешенька с тобой все в порядке? - встревожено спрашивает мама, моментально уловив мое состояние.

  - Конечно, мам, - автоматически отвечаю я.

  - Тогда иди мыть лицо и чистить зубы. Времени совсем нет, в школу опоздаешь.

  - Хорошо, - покорно соглашаюсь я и бреду в ванную. В зеркале вместо моего крепкого тренированного тела, рельефных сухих мышц, перевитых тугими узорами жил, отражается худосочная фигура подростка с тонкими руками-веточками и только начинающей прорисовываться мускулатурой. Детское лицо с зачатками растительности над верхней губой недоуменно смотрит на свое отражение.

  'Обалдеть', - в изумлении трясу головой. Всматриваюсь в зеркало. Те же внимательные голубые глаза, русая челка, высокий лоб, тонкий нос с едва заметной горбинкой. Да, это я. Но только лет моему двойнику, отражающемуся в зеркале, не больше пятнадцати-шестнадцати. Стряхиваю наваждение, быстро чищу зубы, старательно елозя по ним своей 'детской' зубной щеткой и, ополоснув лицо, иду на кухню.

  Холодильник 'Зил', купленный отцом, после командировки в Анголу, притулившийся сбоку раскладной чешский стол, сияющий белизной кухонный гарнитур и советская плитка с голубыми цветочками, усиливают ощущение нереальности происходящего. В этой квартире я провел несколько лет, до своего выпуска из школы.

  - Леш, чего на пороге застыл? - раздается опять мамин голос, - Странный ты сегодня какой-то. Проходи, садись. Я тебе уже завтрак положила.

  Присаживаюсь на табуретку, аромат котлеты по-киевски и горячая картошка пюре, вызывают зверский аппетит.

  Начинаю ожесточенно работать вилкой. Кусочки котлеты и картошка с энтузиазмом перемалываются мною. Ммм, как вкусно. Домашняя советская еда из натуральных продуктов. Как же я по ней соскучился. Еще и мама рядом, молодая, красивая, сидит сбоку, и смотрит на меня, задумчиво подперев ладошкой щеку. От нахлынувших чувств, опускаю вилку и набираю в грудь воздух.

  - Леш, ну что с тобой опять? - голубые мамины глаза озабоченно смотрят на меня, - Ты сегодня какой-то не такой. Может тебе нездоровится?

  Я с шумом выдыхаю, сдерживая себя.

  - Нет мамуль, все в порядке, - после небольшой паузы, отвечаю немного хриплым от волнения голосом, - просто я тебя люблю, очень-очень.