Волжане (СИ) - Архипов Андрей Михайлович. Страница 28

— Так может и не стоило клич бросать по окрестным землям?

— Стоило! Рабочих рук катастрофически не хватает, особенно на выделке ткани и валенок, а мы новоселов селим в основном рядом с нашими мастерскими и школами! В результате и нам польза и им на жизнь худо-бедно хватает. Кроме того, потом все их детишки с потрохами наши!

— Ладно, что еще?

— Еще? Ткацкие станки. Тут мы более-менее на самоокупаемость вышли, но с новой модификацией еще возиться и возиться. Вооружение… Вот-уж беда, так беда! До конца года нам только дощатых доспехов надо подготовить свыше одной тысячи комплотов. Считай, по шесть в день и это только металл! А бабам его еще вязать на основу! А шлемы, секиры, копья, наконечники для стрел? А поддоспешники стеганые? Это я тебе не перечисляю еще наряды для кожевенных дел мастеров? седельников, щитников, шевцов…

— Не хватает? Вроде наши почти все бронные в поход отправились.

— Все изготовленное уходит, как… как топор в прорубь! Раз и нет его! Даже до конца не знаю, куда!

— Что-то эрзянам и суздальцам достается, но в основном все к воронежцам идет… — негромко пояснила Улина, выходя из-за занавески и подавая знак Ефросиньи, что ребенок уже сладко сопит в люльке. — Как Белую крепость в Дивногоре начали ставить, так поселения вокруг нее стали расти, будто им там медом намазано. А рядом с ними половцы дикие аки пчелы вьются, покоя оратаям не дают. У нас же по сию пору не только укреплений готовых, даже моста рядом с ними через Дон нет, хотя и обещано было! На плотах все в крепость возим! Когда, Николаша?

— Еще одна хулительница основ ветлужской государственности… — скоморошно скривился Николай. — Причем самая главная!

— А то! — тряхнула головой Улина, звякнув монетами, окаймляющими расшитую кромку шарпана [27].

— Весело ей… Тогда и мой черед! Вот как только ресурсы воронежцы выделят, так сразу все и построим! И даже секцию наплавную у моста выдумаем, чтобы суда через нее проходили!

— А что тебя сейчас останавливает?

— То, что возводить этот мост будут сто лет! Два плотника! Вечерами! В свободное от работы время! Сначала остов крепости надо осилить, а уж потом и о чем-либо ином заикаться! — недовольно фыркнул Николай и торопливо перевел разговор на беловежцев. — Слышал я, что Твердята с весны в степи?

Улина лишь улыбнулась нехитрой уловке собеседника.

Пусть увиливает, не сошелся еще на этом мосте белый свет клином. Как сойдется, сразу другой разговор пойдет,

— Да, в степи, вместе с ясской своей, Азой. Совместно караваны водят в сторону таврических земель. Пробуют особо настырные половецкие вежи замирить саблей, а те, что духом не слишком буйны, товарами. Ясов к себе переселяют, благо многие беловежцы те же корни имеют, торков да печенегов смущают новыми землями.

— И как успехи?

— Пока неважно. Половцы считают многих из упомянутых мною своими данниками, Хоть и слаб ныне Сырчан, но боюсь, что рассердится вконец и двинет своих, воев на воронежцев, не поможет ни крепости наша, толком не достроенная, ли рать беловежская, полностью не одоспешенная!

— Беловежская? — вмешалась Ефросинья, зацепившись за оговорку.

— Ну да. Новую крепость по старому месту проживания, многие величают, тем более она тоже из белого камня… — Улина сбилась и вопросительно поглядела на собеседников. — Так о чем это я?

— О Сырчане!

— Ага… Хоть и не отменил он своего наказа нас не трогать, но нападения на караваны все чаще происходят. Иногда вся тысяча в разъездах, лиходеев в степи карая. Видимо котлы чугунные с тканью заморской в качестве подарков уже не вызывают у хана прежнего довольства!

— Заморской?

— Да наша это, одинцовская ткань, но говорим, что из-за Варяжского моря возим, дабы купцы таврические раньше времени не прознали, как мы им цены сбиваем и не отговорили половцев прекратить продавать нам тонкорунных овец.

— Нешто это купцам надо? Да и как они смогут на половцев повлиять?

— Смогут, Фросюшка, не переживай, — подтвердил слова воеводской жены Николай. — Ромейские бестии ради медной монеты отца родного не пожалеют, а уж когда царьградский басилевс пустит в Черное море венецианцев и генуэзцев, то только держись! Думаю, не в последнюю очередь из-за проделок купцов Сырчан на нас волком смотрит. А уж когда наша ткань пойдет лучшей выделки…

— А мы же еще шерсть возами скупаем!

— Про ту говорим, что используем лишь — на зимнюю обувку, точнее на валенки. Грубая, мол, слишком. Шито белыми нитками, но за руку пока никто схватил,

— Теперь понятно, куда все железо уходит, — покачала головой Ефросинья. — Ничего, потерпим, зато будем уверены, что не допустят беловежцы к себе ворога!

— Если бы! Разве ж они сила против степи?! — резко возразила на такое заявление Улина. Пусть сорок тысяч воев во главе с Атраком к грузинскому царю подались, но осталось у его брата людишек никак не меньше! Самые смиренные, быть может, не слишком вооруженные и разобщенные донельзя! Но не меньше!

— Ничего не понимаю… Тогда зачем нам туда оружие слать? Ведь самим не хватает!

— Во-первых, выгодно, — взял слово Николай. — Туда оружие, оттуда зерно и скот. А, во-вторых, без железного наряда они не протянули бы и года! И все прошедшее время мы бы думали лишь о том, как с голода не опухнуть, а не про новые мастерские и товары. Да что там говорить, сама эта тысяча без вооружения нашего и не возникла бы!

— Да где ж они столько народа нашли? — вновь удивилась Ефросинья.

— Много, бывших полоняников половецких, выкупленных либо отбитых среди воронежцев оседает ради мести. Однако, в основном к Твердяте стекаются лихие люди, что зажитьем на краю половецкого поля живут. Их к нему слухи о добыче богатой тянут словно магнитом!

— Э… Чем тянут?

— Ты, Фросюшка, видела стрелку у Трофима, что все время в одну сторону кажет, как ни верти подставку? Вот, это магнит и есть. Люди у Твердяты удалые, да загульные. Во хмелю мелкими монетами да бросовым товаром сорят, что при севе зерном! Вот и тянет разбойничков к ним. Никто же не знает, что богатство сие не столько от наскоков мелких на вежи незамиренные идет, сколь от торговли со степняками же, а через них и с купцами царьградскими, что в Таврике проживают. И про, то никто не ведает, что Твердята своих воев специально по всем кабакам, да шалманам пускает, чтобы те слухи о своей удаче разносили.

— Разбойнички, говоришь… Как же таким иродам железо давать?

— Война дело грязное, кто бы ей ни занимался. Надо лишь в узде крепкой таких воев держать. К примеру, воевода, когда Сурские земли под себя подводил, — Николай взглядом испросил у Улины разрешение продолжить и неосознанно понизил голос, — не только чужих рубил, но и своих, кто не внял его приказу и стал разорять взятые на копье деревни. Прямо перед строем и жителями! Раз! И голова с плеч!

— То наемники были, — возразила Улина. — Свои к тому времени уже крепко уяснили, что живут жалованьем и тем, что в бою добудут, а за разбой всего могут лишиться, и жизни в том числе. А те решили проверить слово воеводское и допроверялись! И не рубил он, а из самострелов расстрелял. Пока разоружишь таких, кровью изойдешь.

— Пусть так, слухи разные ходят, — нехотя согласился тот, — Но деваться нам некуда, Фросюшка! Воронежские земли югом прирастают, войско там необходимо как воздух. Кстати, знаешь, чем Твердята Азу у ее рода племени сосватал? Ага, доспехами бронными!

— И все-таки, не продадут ли нас людишки эти? — не оставила сомнений в конечном исходе дела Ефросинья. — Они же что перекати-поле…

— А что делать? — ответила Улина, заметив, что взгляды собеседников скрестились на ней. — Пока еще ясская да воронежская молодь в школах подрастет, да в поле со своим поконом выйдет… В любом случае доспех выдается лишь тем, у кого детишки, либо младшие братья среди нас обучаются или за чью семью соседи поручились, да и то не сразу! Одиночки не приветствуются, да и разбавляются пришлые между воронежцами весьма. Не более десятой части новичков на поселение, а тех, кто приходит вместе, стараются разбросать по разным весям. Через несколько лет, глядишь, они уже почти свои, а вояки к Твердяте приходят справные, другие рядом со степью не выживают.