Ниоткуда с любовью - Полукарова Даша. Страница 86

Твоя Маша».

Что за ерунда? Неужели он не был с ней откровенным? — Олег скомкал письмо и швырнул на стол. Работа совершенно не шла сегодня. После обеда он уехал проверять строящиеся объекты, а когда вернулся, оказалось, что в офисе просто невозможно находиться. Его раздражало все — тишина пустого кабинета и вместе с тем смех секретарши за дверью; гора дел, которая наваливалась на него, сколько бы он не пытался с ней разобраться, и у него совершенно не было желания брать эту крепость измором; а еще это письмо, как будто оно висело перед его глазами со светящимися на табло словами. В конце концов, Красовский устало откинулся на спинку вертящегося стула и закрыл глаза.

На часах — пять вечера. По сути, можно работать и работать. Но Лена и так косилась на него — с того самого момента, как он снова раньше времени вернулся из отпуска, и явно не решалась задавать вопросы про Машу. Но это мало что меняло — в курилках они постоянно муссировали эту тему и ее обрывки не могли до Олега не долетать. Нет, Красовскому совершенно не хотелось торчать одному в пятничный вечер в офисе. Смотреть на город, раскинувшийся перед ним, и завидовать легкомысленным туристам, оккупировавшим пляж…

Не то, чтобы его это волновало… Да о чем он вообще думает? Раньше ему бы даже в голову не пришло вот такой праздный отдых причислять к предметам зависти.

Впрочем, к чему эти мысли о том, как все было раньше? Думать об этом было бессмысленно, ведь он очень давно знал, что все уже не так, как прежде. Только вот хорошо это или нет, понять невозможно. Каждый раз Красовский давал себе разные ответы. И ни один день не был похож на предыдущие.

Так… если он поспешит, сможет посидеть там подольше. Главное, чтобы она не спала, как в прошлый раз…

Красовский решительно встал, покидал все бумаги и документы в рабочий портфель, надел солнечные очки и вышел из своего кабинета, наткнувшись на изумленную секретаршу. Лида сидела, развалившись в своем кресле, накручивая пальцем телефонный провод, и болтала с кем-то из своих подружек. Ногу она закинула на ногу, и одна туфля валялась под столом. Работа для Лиды явно уже закончилась.

— Вы уходите, Олег Александрович? — несколько испуганно вопросила девушка.

— Да. Если что — я на мобильном, но каждому встречному номер тоже лучше не давать.

— За кого вы меня принимаете, Олег Александрович? — Лида посмотрела на него с неподдельным ужасом.

— За человека, которому надоело работать, — Красовский красноречиво опустил взгляд на ее ноги, — и он хочет поскорее свалить домой.

— Но мой мозг никуда не свалил, — поспешила заверить его секретарша, подстраиваясь под его стиль общения. — И я сама в состоянии оценить, кому давать номер, а кому нет.

— Потрясающе, — прокомментировал Олег. — Ладно, я пошел.

Он старался не возвращаться домой как можно дольше и сам это прекрасно знал. Что ему делать одному в большом пустом доме?

«А о чем ты думал, когда строил этот большой дом для себя одного?» — тут же возникал вопрос, на который Красовский не пытался найти ответа. Он строил потому, что так было положено, потому что старая квартира уже никуда не годилась, и туда тоже все меньше хотелось возвращаться.

«Неужели ты думал, что дело в квартире, и как только ты сменишь ее на дом, ты будешь торчать там круглыми сутками?» — ехидно продолжал этот голос в голове. Ни о чем таком он, конечно, не думал. Но сейчас в пустом доме было действительно тоскливо. Его друзья уехали полторы недели назад — их ждала Болгария, куда Красовский должен был поехать вместе с Машей.

Но Маша ушла, а в одиночестве Красовский вполне мог бы там повеситься. Он не умел отдыхать.

Друзьям это его решение, конечно, не понравилось. Ника и Настя вообще обругали его последним дураком и отчитали за то, что он умудрился упустить Сурмину.

— Да она сама сбежала! — сорвался он, пытаясь отступить от них подальше — они оккупировали его вдвоем на кухне. — Я не знаю, почему. Я никуда ее не отпускал. И мы с ней не ссорились. Понятия не имею, что произошло.

— А мне кажется, имеешь! — отрезала Ника. — Ты что, не доверяешь ей? Почему ты не рассказал ей про Аню?

— Да это было сто лет назад!

— Какая разница? Я вообще не понимаю, зачем юлить и уходить от ответов! Как будто вас насильно поставили друг к другу в пару.

— Ника, что ты несешь? — устало произнес Олег. — В любом случае, это наше дело.

— Да, так и есть. Только ты что, не видишь, что наступаешь на одни и те же грабли постоянно?

— Ник… — тихо позвала ее Настя, видимо, не желавшая развивать эту тему.

— Нет, пусть ответит. Почему он раз за разом так косячит?

— О чем речь? — сухо поинтересовался Олег.

— Ты никому не доверяешь. Как будто все вокруг только и делают, что предают друг друга.

— А разве не так, Ника? — улыбнулся он. Конечно, он спрашивал с долей шутки в голосе, но совершенно ясно было, что он не шутил.

— Я знаю, Олег, — грустно сказала Ника. — Твоя мать, твоя сестра, твоя первая жена… все это не внушает оптимизма. Но Маша — она же совсем другая, ты же это видишь, чувствуешь. И ей страшно.

Красовский отдернулся от ее слов так, как будто она ударила его. Но он быстро взял себя в руки. Он умел держать себя под контролем.

— Ника, тебя и Насти в этом списке нет, — с широчайшей улыбкой произнес он. — Так что видишь, вам я доверяю.

Стало совершенно ясно, что он не будет рассуждать на эту тему. Подруги переглянулись. Красовский как всегда спрятался за маску, прочнее которой не было ничего.

Больше они о Маше не разговаривали, хотя он видел, что они порывались сделать это еще пару раз. Но все время натыкались на стену. А потом они все вместе уехали, еще разок обругав его предателем их отпуска, и он остался один.

…Олег вышел из лифта и пошел по больничному коридору, в этот час заполненному посетителями. Дверь двухместной палаты была раскрыта и, дважды постучав, Красовский переступил через порог, входя внутрь.

— Родственничков ждали? — ехидным голосом протянул он.

— Олег! — Худенькая четырнадцатилетняя девочка подпрыгнула на месте, отложив книжку. Кроме Женьки в палате никого не было. У ее соседки всегда была много посетителей и в двухместной палате они все не помещались. — Ты же сказал, что не придешь сегодня.

Он пожал плечами и начал выкладывать свои гостинцы на тумбочку.

— Это я специально, чтобы ты меня не ждала. А то вдруг что-то сорвалось бы.

— Машка тоже так всегда говорит, — сообщила ему девочка. — Кстати, Машка тебе не звонила?

— Нет, — сердце у Олега вдруг сжалось. — А тебе?

— И мне, — вздохнула Женя. Но на ее личике тут же расцвела улыбка. — А ты карты принес?

Ее голос был таким заговорщицким, что Красовский против воли расхохотался. Сестра Маши, дожив до 14 лет, никогда не играла в обычные карты и, услышав об этом, Олег тут же пообещал ей принести колоду.

— Как можно было никогда не играть в карты? — удивился он, когда только узнал об этом.

— Ну маме было вечно некогда со мной играть, а Машка карточные игры терпеть не может, говорит, что осталось только взять по пиву и семкам и усесться в скверик в Затерянной Бухте.

— Твоя сестра обожает Бухту, — иронично сказал Красовский. Женька без труда уловила в его голосе сарказм. — Обычно в карты учат играть бабушки.

— Да, но у нас никогда и не было бабушек, — вздохнула Женька.

— Ладно, не переживай, в следующий раз я принесу колоду и побуду твоей бабушкой, — пообещал Олег, и Женька повалилась от хохота на кровать, видимо, представив Красовского в платочке на голове.

— Ну конечно принес, — подхватил интонацию Жени Олег. — Сейчас научу раскладывать пасьянс. С этого начинается карточное обучение всех бабушек.

Впервые с Женькой Олега познакомила Маша. К ней тогда только начали пускать после операции, и Красовский не знал, как себя вести и что говорить. Но Женька оказалась обычной девочкой, не думающей о том, что она находится в больнице и зачем она здесь находится. Они очень быстро нашли общий язык, чему Маша очень удивилась. Но ей было невдомек, что после того, как на его попечении полгода находилась четырнадцатилетняя племянница в самый бунтарский период своей жизни, Олег мог найти общий язык с любыми детьми.