Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 11

Невозможно забыть, что она, ее естество, вызывало у него отвращение. Однажды он попросил ее вымыться, хотя она только что приняла ванну.

— Все женщины ужасно воняют, — сказал он. — Не только ты. Не замечала? Самки. Мужчины просто не обращают на это внимания, ничего другого им не остается.

Его выводили из себя и другие запахи — невыразимые вторжения материального мира в его сознание, сосредоточенное на словах, красоте, картинах, книгах. Даже тогда он бывал очарован каллиграфией, поэзией, заключенной в словах, и странными формами экзотических алфавитов.

Она так и не рассказала никому об этом стыде и только переживала несколько месяцев. Та просьба вымыться — она ее так и не простила — лежала на душе тяжелым камнем даже теперь. И из-за того, что в ее жизни случился этот эпизод, она всегда чувствовала себя так, как будто на ее прошлом лежит позорное пятно, и между ней и другими женщинами ее возраста, круга и воспитания всегда ощущалась дистанция. Нет, не рождение Виктуар навлекло на нее позор, который жег даже сейчас, а осуждение, которое возвращало ее к Адриану Венну.

И теперь, хотя она никогда не замечала за собой мстительности, она думала про себя: «Вот и хорошо. Если он умрет, то Ви получит какие-то деньги».

Отец Жеральдин служил в Америке по дипломатической части, а она училась там в колледже, и благодаря этому у нее выработались некоторые профессиональные навыки личного организатора и консультанта, которыми пользовались многие американки, приезжавшие в Париж и желавшие поменять обстановку, научиться готовить, поучить разговорный французский или просто познакомиться с французом после неприятного либо выгодного развода дома. Таких было множество, не говоря о веселых вдовах, и поскольку все они желали посещать парижские спортивные клубы, иметь личных тренеров, учителей языка и заниматься в школах кулинарного мастерства, Жеральдин извлекла из всего этого определенную выгоду. Ее хорошо знали как в Америке, так и во Франции, в американской парижской общине, и ей доверяли.

Поначалу она давала советы просто по доброте душевной: у нее было много знакомых, и ей нравилось помогать людям. Поэтому ее американские однокашники стали заезжать к ней или посылали к ней своих знакомых, и так случалось все чаще. Жеральдин всегда была рада помочь; она принимала близко к сердцу личные разочарования, планы и надежды на новую жизнь именно в Париже — надежды, которые ежегодно приводили в Париж американцев, желающих снова найти себя. Потом, когда звонков стало слишком много и ей с ними было уже не справиться, постепенно выстроилась платная система. Поначалу некоторых немного шокировала необходимость платить за дружеский совет, но потом они поняли, что это разумно.

По мере расширения бизнеса Жеральдин привлекла к делу несколько американок, проживающих в Париже. Она знала американцев, уезжавших и оставлявших квартиры, которые можно было снять, знала директоров кулинарных школ, дизайнеров интерьеров обеих национальностей, нуждающихся учителей французского языка и многое другое. К настоящему моменту у нее образовался небольшой коллектив, состоящий из американок, владеющих магазинами, или занимающихся торговлей, или работающих декораторами, или преподающих пилатес^[20] вновь прибывшим, для которых таким облегчением было избежать необходимости говорить по-французски. Такого рода деятельность обеспечивала ей занятие и круг друзей. Сводить одних людей с другими с определенной целью как нельзя более подходило заботливой и по-житейски мудрой натуре Жеральдин. И это приносило ей небольшой доход, хотя Эрик зарабатывал неплохо — он был исполнительным директором в косметической фирме «L’Oréal».

Летом Жеральдин часто отправляла своих клиентов в отель «Круа-Сен-Бернар» учиться кулинарному мастерству у месье Жаффа, а недавно она отправила туда кататься на лыжах одну американку, которой там очень понравилось. Поэтому Жеральдин знала, что это место подойдет Эми. Из слов школьной приятельницы она кое-что поняла о ситуации, в которой оказалась Эми. После телефонного разговора у Жеральдин сложилось впечатление, что приятельница говорила об этой l’Américaine^[21] довольно сдержанно:

— Эта девушка проделала хорошую, очень хорошую работу, и она хотела бы провести примерно полгода там, у вас. По-видимому, она неплохо заработала… Думаю, она считает, что заслужила небольшой отпуск…

Конечно, они не знали, насколько хорошо было это «хорошо» и, что более важно в этом случае, какой вкус у этой девушки.

Еще до встречи с Эми Жеральдин мобилизовала свое войско декораторов и дам, занимающихся недвижимостью, чтобы к приезду Эми начать подготовку квартиры в Париже, поскольку именно в первое время пребывания девушки во Франции Жеральдин надеялась оказать ей наибольшую помощь. Прежде всего она связалась со своей подругой, Тамми де Бретвиль, у которой был собственный бизнес: Тамми консультировала американцев по вопросам недвижимости, в основном через Интернет:

— Подыскивай квартиру de standing^[22], с двумя спальнями, не меньше. Одна моя американская приятельница посылает сюда свою дорогую девочку — по крайней мере, мне показалось, что она дорогая, — и ей понадобится что-нибудь в этом роде. Мне сказали, что она захочет что-нибудь вполне приличное.

— Для аренды или покупки? Если мы найдем что-нибудь прямо сейчас, то в марте господин Альбинони будет свободен и сможет заняться кухней, — сказала Тамми. — Я помечу себе на март.

— Луи^[23] какой? — поинтересовалась насчет общего направления декора квартиры Уэнди Ле Вер, дизайнер интерьеров.

— Я бы сказала, tout les Louis^[24], — ответила Жеральдин, — с акцентом на современность.

Когда Жеральдин наконец познакомилась с Эми — это произошло в аэропорту Шарля де Голля, и знакомство было кратким, так как Эми надо было делать пересадку на самолет до Женевы, — ей понравилась приятная внешность девушки, ямочки на щеках и кремовый цвет кожи. Однако она поняла, что у Эми не было определенного вкуса, и именно для того, чтобы исправить это, она и приехала сюда. Жеральдин заинтересовали простота девушки, ее очевидная интеллигентность и, как бы сказать, ум, открытый для восприятия всего нового, — примечательная tabula rasa. Так называлась по-латыни чистая доска, на которой еще ничего не написано и можно писать все что угодно; древние греки и римляне писали заостренной палочкой на вощеных табличках, с которых написанное легко стиралось, созревшая для европейских впечатлений и, возможно, эмоционального опыта. Клиенты Жеральдин обычно рассчитывали на сентиментальное приключение, но в Эми она не заметила знакомых признаков беспокойного оживления, которые говорили о таком стремлении.

Жеральдин знала, что Адриан Венн издал поваренную книгу шефа Жаффа в своей роскошной серии книг о французской национальной кухне, и легко догадалась о том, что Адриан бывал в отеле Жаффа. И вот под предлогом, что она беспокоится об Эми из-за катастроф и хочет удостовериться, что с ней все в порядке, Жеральдин позвонила Эми. Удивляясь, что все европейцы друг друга знают, Эми рассказала Жеральдин о том, что слышала, и подтвердила, что двое туристов, некие г-н и г-жа Венн, были застигнуты лавиной, что теперь они находятся в больнице, что всю долину охватило ужасное уныние и тому подобное.

— О mon Dieu! — снова и снова повторяла Жеральдин.

Наконец, переключив внимание на свою подопечную, Жеральдин расспросила ее о светских мероприятиях après-ski, поскольку такие вещи всегда интересовали одиноких женщин, желающих изменить свою судьбу. Нет ли там кого-нибудь привлекательного или особенно к ней расположенного? Но Эми твердо отклонила эти вопросы. Да, был прием с коктейлями, по-видимому, есть несколько свободных мужчин, но ей совсем не хочется знакомиться, особенно с мужчинами, это самое последнее, чем ей хотелось бы заняться.

— Сейчас единственный мужчина, с которым я дружу, — это четырнадцатилетний мальчик.