Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 13

Жеральдин иногда жалела о том, что ее дочь, Виктуар (она также называла ее «Ви», по созвучию со словом «vie», т. е. «жизнь», или «виктория», что значит «победа»), единственная из детей всех ее знакомых решила заключить юридический, а не гражданский брак По большей части среди французской молодежи регистрация браков была не в моде. Некоторые на собственном опыте изучали преимущества суррогатного брака. Даже в специальном законе, принятом во Франции, закреплялось теперь это понятие — «временный брак». Но нет — Ви захотела свадьбу, белое платье, множество приглашенных. Возможно, что ее жених, Эмиль, тоже хотел этого: ему нравилось, что он будет связан с солидной буржуазной французской семьей. Его собственная семья приехала во Францию всего за месяц или два до его рождения. Родители Эмиля были тунисскими врачами, христианами. Они жили в Южном Сенегале, когда война местных племен заставила их бежать от угрозы резни. Эмилю часто приходилось излагать свою родословную, чтобы избежать заблуждений в отношении религии, которую он исповедовал.

Жеральдин постоянно беспокоилась о Виктуар; сама же Виктуар считала себя удачливой. Ну, например, она недавно получила квартиру в одном из тех домов, которые являлись частью социального эксперимента при Миттеране и были спроектированы известным архитектором для того, чтобы доказать: муниципальное жилье не должно выглядеть мрачно. Зелень во внутренних двориках и в горшках на подоконниках, аккуратно подстриженные ивы, большие окна на солнечную сторону, парадные с охранной системой и с кодовым набором. У Ви, Эмиля и их двоих дочерей, Саломеи и Ник, были три удобные комнаты, плюс кухня, ванная комната, вернее душ, так как там не было ванны. Квартира располагалась в хорошем месте, недалеко от бульвара Генерала Брюнэ рядом со станцией метро «Бозари». Конечно, это было муниципальное здание, но у многих, если не у большинства, университетских друзей Ви и Эмиля условия были еще хуже. Во внутреннем дворе этого дома всегда можно было видеть студентов архитектурного факультета: они делали зарисовки и фотографировали это восхитительное место.

Только золотой характер Ви и ее темперамент позволяли ей чувствовать себя счастливой и благодарить судьбу, даже когда все говорило об обратном. Но бывали моменты, когда она сомневалась в своей удаче, но, несомненно, ей повезло — с квартирой и с детьми, конечно, — если не считать постоянной боли в спине, которая, по словам доктора, со временем пройдет. Большинство проблем касались Эмиля. Вообще говоря, Ви была слишком занята, чтобы чувствовать себя угнетенной. Она говорила на двух языках и поэтому вела игровую группу для крох и малышей постарше, которые были либо из двуязычных семей, либо из семей, которые хотели научить ребенка говорить по-английски. Кроме того, она играла в ансамбле на флейте и вела активную работу в родительском совете в учебном заведении, которое посещала Саломея, école maternelle^[29].

Любовь к детям и страсть к мужу являлись сознательным выбором в жизни Ви. Нет, она не была обманутой, постоянно жертвующей собой молодой женщиной, говорила она себе, совсем нет. Вы свободно выбираете те ценности, которые будут служить мотивацией вашей жизни, и, поскольку вы выбираете сами, вы свободны. Она ценила свободу как в силу темперамента, так и интеллектуально. Она вела группу по собственному желанию, и это позволяло ее семье держаться на плаву; кроме того, она дополнительно получала от государства социальное пособие, и еще ей иногда платили за выступления, поэтому даже самые красноречивые вздохи ее родителей не вызывали у нее желания пожалеть себя. Она на самом деле никогда не унывала, и в ее облике сквозили грация и красота, как у танцовщиц в рекламе балета.

Шустрый Эмиль, можно сказать, бросил жену и детей, хотя официального разрыва не произошло. Домой он заскакивал редко. Чересчур увлеченный карьерой часто появляющегося на публике телегеничного интеллектуала — карьерой, которая, однако, не приносила много денег, — он увлеченно исследовал ислам, несмотря на свое христианское воспитание (он и Виктуар венчались в церкви Сен-Роше). Недавно стало известно, что он говорил о том, что подумывает, не завести ли ему четырех жен. Как ей рассказывали, он сделал это заявление на телеканале «TF 1», улыбаясь своей очаровательной улыбкой, которая означала, что он вовсе не это имеет в виду. Иногда, когда он бывал дома, он становился раздражительным и все время напоминал Виктуар, что ей очень везет, что он пока не произнес слов «я с тобой развожусь». Мужчине, исповедующему ислам, для развода с женой достаточно трижды произнести фразу «я с тобой развожусь». Все это было серьезным испытанием для неунывающей натуры Ви, но не выбивало ее из колеи. Она знала, что он не мог не говорить ярких, скандальных фраз, его ум порхал над колокольней и минаретом, не снисходя до связных объяснений. Большинство людей были очарованы его рассуждениями и темными кудрями. Когда она думала об Эмиле, ее сердце стремилось к нему, когда она вспоминала их занятия любовью, кровь закипала, как будто сквозь нее пропускали ток.

Иногда случалось так, что он приходил домой днем, когда дети были в школе, и хотел быстро трахнуться. После этого час или два она бывала счастлива, порхала по дому и пела. Так случилось и сегодня.

Ви отправилась за детьми в школу, а Эмиль еще оставался дома. Он был одет и пил чай, когда позвонила Жеральдин и сообщила удивительные новости. Отец Виктуар попал в альпийскую катастрофу и сейчас находится при смерти. Имелся в виду, очевидно, не Эрик Шастэн, а совсем другой человек, кто-то, о ком Эмиль никогда раньше не слышал. Эмиль дождался, когда Виктуар вернется вместе с детьми, чтобы рассказать ей эту новость: биологический отец его жены, о котором он ничего не знал, при смерти.

Виктуар, по-видимому, не слишком заинтересовалась или расстроилась.

— Ты никогда не говорила мне, что твоя мать жила «во грехе» до того, как вышла замуж, — сказал Эмиль, и ирония, прозвучавшая в его голосе, поразила ее.

Ви никогда не могла понять, верит ли он на самом деле или высмеивает какие-то религиозные идеи.

— Вероятно, они состояли в браке, — ответила она, удивляясь неожиданному возникновению в ее жизни отца, о котором они едва ли когда говорили раньше. — О таких вещах я не могу спрашивать.

— Твоя мать считает, что ты должна поехать туда, пока еще он жив, чтобы попрощаться, — произнес Эмиль. Казалось, что все свои фразы он ставит в кавычки, чтобы продемонстрировать свое презрение, несогласие или насмешливое пренебрежение, — сказать «adieu»^[30].

— Я никогда его не видела, к чему делать это теперь? — заметила Ви. — Если мама хотела меня с ним познакомить, почему она не сказала об этом несколько лет назад?

— Он твой отец, по-видимому.

— Мне совершенно все равно, хотя, конечно, жаль его, — добавила она. — Лавина, как ужасно! Но я не лицемерка, чтобы вдруг появиться у его смертного ложа, если до сих пор я к нему не ездила.

— А сделать матери одолжение? Вероятно, именно ей хочется видеть, как все завершится, придет к своему финалу. Будет думать, что ее дочь «видела своего отца», что он «видел свое прекрасное дитя» и что некая «печаль воспоминаний»…

— О, s’il vous plâit^[31], Эмиль, — засмеялась Ви. Эмиль всегда умел ее рассмешить. — А ты, конечно, посидишь с детьми, пока я смотаюсь на лыжный курорт?

Эмиль нахмурился, размышляя над практической стороной дела.

— С ними посидит твоя мать.

В телефонном разговоре Жеральдин предложила Эмилю, чтобы Ви поехала сказать последнее прости своему отцу. Позднее, когда Ви привезла детей к бабушке — обычно они навещали ее по вторникам днем — и Жеральдин обняла своих любимиц, ее мысли все еще были сосредоточены на той новости, которую она передала Эмилю по телефону, — что Венн при смерти. Жеральдин снова завела речь о том, что Ви следует познакомиться со своим отцом, пока еще есть время.