Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 52

Руперт катался на лыжах, и поэтому устал, но он остался — отчасти из-за предупредительности по отношению к Поузи, а отчасти из-за того, что не хотел оставаться один. Вполне понятно, что горе Поузи было сильнее, чем горе его самого: оно было пропорционально ее злости на отца, которая оказалась и яростнее, и болезненнее, чем его. Его личное горе было более мягким, личным, его трудно было объяснить даже самому себе. Он ощущал утрату, сожаление о нескольких последних годах, когда они с отцом не были близки. Они, по крайней мере, не отдалились друг от друга настолько, насколько это сделала более импульсивная Поузи, особенно после одной сцены.

Но печаль Поузи, казалось, теперь приобрела вселенский характер. Она, видимо, оплакивала все несовершенство мира, какой-то космический дисбаланс, оказывающий влияние лично на нее.

Был еще один вопрос, вызывавший беспокойство. Они все о нем знали, но никто не хотел поднимать эту ужасную тему — завещание или говорить о том, что теперь, когда отец умер в Лондоне, его состояние, каким бы оно ни оказалось, согласно его завещанию, перейдет к Керри и Гарри, вместо того чтобы отойти им, согласно представлению Наполеона об общественном порядке.

Они заметили, как в столовую, позже, чем обычно, вошла Эми в сопровождении тучного розовощекого мужчины. Пришедшие пообедать казались беззаботными, даже счастливыми, чуждыми их боли.

Сам по себе, решили они, обед в поздний час не привлечет особого внимания. В последнее время Эми стала обедать в девять или даже в девять тридцать, отчасти из-за того, что в это время Гарри уже укладывали, но в основном потому, что американцы, приходившие на свои рабочие места в девять-десять утра в Калифорнии, обычно звонили ей в Альпы в семь вечера. Поэтому иногда до альпийских девяти вечера она говорила по телефону, обсуждая дела своей бывшей компании, которая оставила после себя больше хвостов, чем можно было себе представить, отдавала распоряжения по поводу управления своими личными финансами, беседовала с родителями, прощупывала почву с риелтором, который должен был, предположительно, заниматься продажей ее квартиры, или слушала местные новости.

Когда Эми и барон вошли, почти половина обедавших уже разошлась. Эми не видела Кипа, который по-прежнему ее беспокоил. Может, он приходил на обед раньше? Еще одна странность: Руперт и Поузи, такие дружелюбные в течение всего дня и за ланчем, теперь казались угрюмыми и мрачными и едва кивнули, когда они с бароном вошли.

Хотя Эми и заметила, что на мужчин секс обычно производит обратный эффект, барона он привел в приподнятое настроение; он подал ей улитку на своей вилке с таким налетом интимности, что от смущения и мысли, что все могли это видеть, на ее щеках выступил румянец. Эми уже начала чувствовать, что допустила ужасную ошибку.

Руперт только что вернулся в свой номер после обеда, ужасаясь одиночеству и мыслям об отце, которые уже начинали его одолевать, поэтому он с готовностью вскочил на ноги, услышав стук в дверь. Это оказался Кип, живой и невредимый. Было огромным облегчением увидеть мальчика, хоть Виктуар и говорила, что видела его в больнице.

— Надеюсь, еще не слишком поздно, — сказал Кип. — Я просто хотел вам сказать, что моя сестра сегодня пришла в себя. Я доехал после ланча до больницы, и там все были в волнении. Она открывала глаза, пожимала мне руку и все такое.

— Виктуар рассказала нам, — ответил Руперт. — Конечно, это замечательная новость. А господин Осуорси в курсе?

— Я не знаю.

— Она все понимает?

— Думаю, да. Казалось, все так счастливы, но говорить она пока не может, у нее в горле трубка.

— Вы слышали, что мой отец умер на пути в Лондон?

Кип замер.

— Никто этого не говорил, — сказал он. — В больнице никто не знает.

— Наверное им никто не сообщил, — предположил Руперт.

— Жуть, — сказал Кип, думая о том, как не повезло старине Адриану, а он был отличным. Бедная Керри! Кому-то придется сообщить ей. Как ужасно для нее очнутся для того, чтобы услышать такую новость!

— Завтра я позвоню господину Осуорси и передам ему хорошие новости о вашей сестре.

— Вы нормально доехали назад? Я искал Эми, но ее не было в номере.

— Нам пришлось возвращаться в автобусе, — признался Руперт.

— А Эми знает об Адриане?

— Думаю, нет.

— Может быть, она уже вернулась. Я расскажу ей.

Кип очень надеялся, что Эми не выгонит его. Но весь этот ланч его просто достал: все игнорировали Эми или были с ней грубы, а потом позволили ей за все заплатить, и Поль-Луи, который был хорошим лыжником, но не очень хорошим сопровождающим, насколько Кип мог видеть, и никто почти и не вспоминал о Керри или Адриане.

Эми пожелала Отто спокойной ночи и проводила его. Выражение его лица менялось в мрачную сторону и приобретало черты, как у человека, который намерен придумать невинное объяснение своего позднего возвращения, которое удовлетворило бы его жену. Со своей стороны, Эми старалась распрощаться с ним без осложнений, что означало бы, что она не будет претендовать на его внимание в дальнейшем — дружеское и спокойное прощание, как во французских фильмах. Поскольку в холле они были у всех на виду, они пожали друг другу руки. Добравшись до своего номера, Эми упала в кресло. Откровенно говоря, она устала, что было на нее не похоже, но за это она себя могла простить: ведь она несколько часов каталась на лыжах, потом побывала в автобусной аварии, была свидетельницей семейной ссоры, занималась любовью с бароном и съела сытный обед. Завтра она подумает, могут ли все эти поступки, в основном легкомысленные, составить Жизнь, ведь она всегда считала, что люди должны все делать для себя сами: стелить постель и спать в ней, находить способы быть полезными окружающим и участвовать в событиях, строить значимое и удовлетворяющее их существование из того подручного материала, который им дает судьба. Ее скатерти, впечатляющая куча столового белья, сложенная на полке, тоже приглашали к размышлению.

Но сегодня она хорошенько выспится. Только когда она доползла до кровати — пока она обедала, кровать перестелили и на подушке лежали шоколадные конфетки, — она заметила, что на телефоне настойчиво мигает красная лампочка. Учитывая время суток, это скорее всего звонок из Калифорнии. Мгновенно она вообразила, что это звонила Сигрид, чтобы сообщить, что все рынки рухнули и у Эми больше нет денег — вроде кары за то, что ей так понравился проведенный день. Но, оказывается, звонил господин Осуорси, чтобы сказать, что сегодняшняя героическая операция по спасению господина Венна не имела успеха и что он безвозвратно мертв.

Эми не пустилась в бессмысленное самобичевание, но она на самом деле сожалела о той роли, которую сыграла в этом деле, и даже начала себя спрашивать, не было ли ей это наказанием за ту праздную, полную удовольствий жизнь, которую она здесь ведет, или за то, что вмешалась в дела Веннов. Ей придется научиться обуздывать свою склонность к постоянному ощущению вины за удовольствие и праздность. Ну конечно же, смерть господина Венна не может быть ее наказанием! Она действовала из доверчивости и добросердечия, желая помочь Кипу и его сестре. Как это печально для них, а также для английских брата с сестрой и для французской дочери Венна, которая замужем за этим отвратительным Эмилем. Завтра она выразит им соболезнования.

— Полагаю, этого давно уже ждали, — сказала она господину Осуорси.

— Да, вероятно. Жаль, что его сразу же не отправили в Бромптон.

Не показалось ли Эми, что в его голосе она уловила нотки осуждения? Или только самоосуждения?

— Вы сделали все, что могли, — заверила она его. — В конце концов, этого человека погребло под лавиной.

Когда она, обессиленная, снова погружалась в сон, кто-то постучал в ее дверь, наверное, пришли с полотенцами, или что-то по поводу мини-бара, хотя до сих пор отель «Круа-Сен-Бернар» не опускался до подобных неудобств для клиентов.