Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 53

— Не сейчас, — громко и недовольно сказала она.

— Эми?

Это был голос Кипа, поэтому она вылезла из кровати. Взяв из ванной и накинув махровый халат, она открыла дверь и уставилась на Кипа. Когда она его наконец увидела, ей не хватило сил держать себя в руках. Она схватила его за плечи и стала его трясти:

— Где ты был? Попробуй только выкинуть еще раз что-нибудь подобное! — услышала она свой пронзительный крик. — Мы все сходили с ума! Бедный Поль-Луи! О чем, черт возьми, ты только думал, кретин безмозглый!

Пока она не услышала, как выкрикивает все это, она даже не понимала, насколько она переживает из-за исчезновения Кипа после ланча. И сразу же почувствовала себя злобной каргой: бедный мальчик почти плакал, но в то же время он и улыбался.

— Я хотел рассказать вам о Керри, — сказал он. — Она очнулась.

И вот уже она сама просила прощения и говорила ему о том, что он молодчина и что он так много сделал. Слушая ее слова, Кип выглядел польщенным, и ей впервые пришло в голову, что, может быть, он ею увлекся.

Наконец он ушел, и Эми снова легла в кровать. Ей не спалось; ей вдруг захотелось позвонить Сигрид, или Форресту, или родителям. Ей хотелось с кем-нибудь поговорить. Самоусовершенствование — это такое одинокое занятие! Все время, которое она провела здесь, она чувствовала себя как какой-то шпион или переодетый агент: она не могла говорить о себе настоящей, и все ее разговоры ограничивались пустыми вежливыми фразами и одной любовной прелюдией. Ну да, разве это не характерно для всех людей, живущих в отелях? В отеле никто не имеет прошлого, все оказываются вне привычного контекста, все живут только настоящим и, встречаясь с другими, обнажают только ту часть себя, которую хотят показать, не больше, чем это необходимо. Жить в отеле — значит быть одиноким, вот в чем дело.

Среди ночи она проснулась, думая о том, как завтра скажет Веннам, что сожалеет о том, что их отец умер, и о том, какую роль сыграла она в этом деле. Но разбудило ее не только это: в голове зашевелились мысли о том, что она переспала с бароном — что за идиотский поступок! О чем она только думала? Она заставила себя снова заснуть и перестать вспоминать об этом до завтрашнего утра.

Глава 28

Хотя Эми и показалось, что в ту ночь она так больше и не уснула, тем не менее после пробуждения первой ее мыслью было ощущение, что ее сон прервала какая-то странная фантазия. Она чувствовала, что ей что-то давит на грудь, тяжелое, ехидное, ухмыляющееся. Она сразу же поняла, что это было такое: она переспала с немецким агентом по недвижимости, которого едва знала, и у нее появилось глубочайшее убеждение, что теперь она хлопот не оберется. Во-первых, его бедная жена — он, наверное, неисправимый донжуан.

Она поплелась в ванную, стараясь понять, что же заставило ее это сделать прошлым вечером, и нашла объяснение, показавшееся ей вполне правдоподобным и даже извинительным. За ланчем чувства ее были потревожены этой телезвездой, красавцем Эмилем: ее к нему тянуло, очевидно, она немного влюбилась в него еще до того, наверное в тот момент, когда он отказался убить омара. Если говорить откровенно, он ее завел, ей хотелось с ним в постель, и она нашла выход своим беспокойным эротическим ощущениям, перенеся их на барона. И конечно, ей было жаль этого беднягу, у которого такая жена. Она будет с собой честна. Если слабость обнаружена, ее можно победить. Другими словами, прекрасный вчерашний день, Альпы, открывшиеся перед ними, — недосягаемая красота, компания европейцев, таинственная и все-таки знакомая.

За завтраком она сразу подошла к столу Руперта и Поузи, чтобы сказать им, как она сожалеет об их отце. Они сидели в молчании: Руперт — в лыжном костюме, Поузи — взъерошенная и хмурая, сестра из Франции — собранная и любезная. В них явно было заметно семейное сходство: очень похожее выражение уверенности на красивых лицах. А его — Эмиля — с ними не было, и Эми не могла проверить свою теорию о том, что переспала с Отто из-за того, что ее тянуло к французу.

— Да, очень печально, — сказал Руперт, поднявшийся при ее приближении. — Не хотите присесть?

Эми немного поколебалась и села, пододвинув свою чашку официанту, который подошел к ним с кофейником.

— Мы знали, что это, в общем, было неизбежно, — добавил Руперт. Поузи подняла глаза от тарелки, на которую все время смотрела, думая о чем-то мрачном, и слегка кивнула. Виктуар приветливо улыбнулась. — Доктора не давали оптимистичных прогнозов.

— Может быть, его не следовало трогать с места, — заставила себя произнести Эми. — Я просто хочу сказать, что сожалею о своей роли в этом деле. — Ей было нелегко извиниться за то, что она сделала, движимая благими побуждениями, и она сомневалась в том, что именно это вызвало смерть господина Венна. Но кто может это знать наверняка? Она была благодарна за их британскую сдержанную вежливость в то время, когда можно было ожидать упреков.

— Помогать — это так по-американски, — сказала Виктуар дружески. — У вас давняя традиция по спасению европейцев!

И все же у Эми возникло отчетливое ощущение, что они считали, будто их отца убило то, что его стронули с места: встряска или отключение аппаратуры на какое-то время вызвали толчки или другие проблемы, и что именно она была виновата в этом, поскольку, если бы не ее вмешательство, то его бы не увезли. К тому же, они не просили ее о помощи.

Эми посидела с ними еще несколько минут, а потом поднялась, не желая быть назойливой, когда у людей горе. Когда она шла через холл к себе в номер, чтобы надеть лыжный костюм, у стойки администратора появился человек с огромным букетом. Розы и лилии, последние — как намек на время года, а розы, вероятно, — на весну, которая обязательно наступит, или, может, как намек на сердце. Собственное ее сердце упало. Дочь Жаффа за стойкой приняла цветы с соответствующими выражениями, свидетельствующими об одобрении того, что одна из гостей отеля получала такое заметное и дорогое подношение, что у нее роман. Страхи Эми оказались оправданными: прочитав карточку, девушка взглянула на нее с многозначительной улыбкой. Появилась горничная, они обе снова прочли карточку, и девушка унесла букет.

Пока Эми переодевалась, в дверь постучали, и вошла эта горничная с цветами, поставленными в вазу, которую нашла для нее мисс Жафф. В цветах была карточка — от Отто. Эми посмотрела, что могли увидеть Жаффы: на конверте красовались баронский геральдический знак, или что-то подобное, маленький золотой круг со звездой внутри и инициалы О. Ш. Для того, кто с ними знаком, сомнений не оставалось. Горничная тепло улыбнулась Эми. Не то чтобы Эми на самом деле это беспокоило: может быть, они подумали, что она покупает шале. И все же она чувствовала, что лицу становится жарко от смущения и дурных предчувствий. Ох боже мой, и зачем только она это сделала? Конечно, в то время это не казалось такой уж плохой идеей.

Утром медсестры помогли Керри сесть в кровати.

— Так-то лучше. У вас из горла вынули трубки, бедная мадам Венн.

Керри не помнила, когда ей вынули трубки — должно быть, это сделали ночью или пока она была под воздействием успокоительного. Сейчас в ее голове значительно прояснилось, как будто ее включили с помощью переключателя «Вкл./Выкл.». Однако все, что произошло непосредственно до этого момента, казалось ей сплошным черным пятном, но, отматывая воспоминания назад, она смогла вспомнить Вальмери, отель, Гарри и Кипа, Адриана в лыжном костюме цвета хаки и темно-синих лыжных ботинках. Отель, потом темнота, и в этот промежуток, вероятно, что-то произошло, потом эта больница. Где Адриан и Гарри? Ей показалось странным, что здесь не было никого, кроме сияющих медсестер, которые говорили ей, что с ней все будет хорошо и что они на несколько дней переведут ее в обычную палату.

— Где мой ребенок? Мой муж? — закричала она. Это были именно те слова, которых и можно было ожидать от матери и жены, — закивали удовлетворенные медсестры.