Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 65

— Вы читали Макса Вебера? — улучила она минутку, чтобы спросить у него. — Он говорит, что религия — это изобретение бессознательного, которое воплощает наши волнения и страхи. Но какой страх может воплощать Жанна д’Арк?

— Страх иностранного вторжения, — ответил Эмиль.

Ей пришло в голову, что перед отъездом из Вальмери ей надо сделать еще одну вещь. Укладывая вещи тем вечером, она скатала в рулон свой серебряный лыжный костюм фирмы «Боугнер», запихнула его в мешок для белья и положила в корзину для бумаг, в которую он не хотел помещаться. Чувствуя себя преступницей, она снова его вытащила, спустилась вниз и вышла на улицу, чтобы оставить его в одном из огромных мусорных контейнеров, которые ставили для многочисленных гостей, живущих в шале: они готовили сами и производили горы мусора.

Глава 31

Эми предпочла бы поехать в Париж на четырехчасовом поезде, предоставленная сама себе, читая книгу или работая на портативном компьютере. Все это время она пренебрегала перепиской, делами и не продвинулась сколько-нибудь значительно в чтении «Красного и черного». Но, как друг Кипа, она была вынуждена согласиться сопровождать его, Гарри, мадемуазель Уолтер, Керри и сиделку Керри. На Лионском вокзале их должна была встретить машина скорой помощи для Керри, которая сразу отвезет ее в частную клинику в пригороде Парижа, которую выбрал доктор Ламм. Жеральдин Шастэн встретит Эми и остальных. Для Кипа, мисс Уолтер и Гарри были заказаны номера в отеле, настолько комфортные, насколько это позволяли обстоятельства с точки зрения адвокатов, то есть очень скромные. Жеральдин колебалась, чтó подойдет для Эми, и решила разместить ее на несколько дней в «Бристоле», пока в ее квартире не появится основная мебель: кровать, стулья, кухонные принадлежности — хотя процесс добавления элегантных деталей будет продолжен. Несмотря на раннее утро и темноту, Эми была настроена оптимистично, даже ждала с нетерпением, когда откроется новая страница ее жизни.

Они устроились на своих местах в предвкушении спокойной поездки в поезде, так не похожей на путешествие самолетом, подумала Эми. Керри устала и хранила молчание — наверное, для нее еще слишком рано было двигаться. Ее большие глаза, обычно излучающие странный свет, были закрыты, голова откинута, как будто она страдала от головной боли. Эми представилась ей, но Керри, казалось, не интересовало, кто она такая, и она не хотела разговаривать, даже с Кипом. Она никак не ответила на все попытки Эми заговорить с ней. Как она себя чувствует? Ее зловещее молчание, казалось, говорило: а как, вы думаете, я себя могу чувствовать? Хочется ли ей в Париж? «Не особенно», — было единственным, что она сказала. Кип, который сидел рядом с Эми, был взволнован и разговорчив. Эми отложила книгу. Ей бы хотелось почитать и подумать о том времени, которое она провела в Вальмери. Приобрела ли она что-нибудь? Потеряла? Научилась чему-то? Но она слушала, терпеливо, сердечно, мнения Кипа о катании на лыжах в Европе, экстремальных мероприятиях для сноубордистов и о том, каким, на его взгляд, окажется Париж.

Не успели они покинуть Мутье, как поезд вдруг начал тормозить и после нескольких толчков остановился, погрузившись в темноту. Послышался голос, призывающий скорее дать свет и тепло; свет скоро дали, а тепло — нет. И в купе почти сразу же стало холодно. Эми подошла к окну, прижалась лбом к ледяному стеклу и стала вглядываться в темноту, но смогла разглядеть только очертания подъездного железнодорожного пути; в снегу копошились люди, раздавались мужские голоса.

Мисс Уолтер вынесла Гарри в коридор. Эми попыталась преодолеть раздражение, которое испытывала, сидя тут. Даже застряв, поезд все равно остается замечательным изобретением, прекрасным примером взаимопомощи. Именно автомобиль, пример эгоистичного индивидуализма, разрушил Америку. Кто изобрел поезд? Паровой двигатель, если уж на то пошло? Она почти вспомнила. Роберт Фултон? Или он изобрел пароход? Джеймс Уатт? Эли Уитни, изобретатель хлопкоочистительной машины? Какая польза от школы, если забываешь простые факты, которые там учишь? Она надеялась, что знакомые имена просто оказались в другой ячейке ее памяти, и их заблокировали французские слова и фразы типа «Défense du fumer»^[145], на которые никто не обращал внимания, и все равно все курили.

Становилось все холоднее, в ее памяти проносились последние дни. Помимо той ошибки, которую она допустила с Отто, она понимала, что также ошиблась, вмешавшись в дела господина Венна: уроки жизни надо собирать по крупицам, а не получать сразу. Урок заключался в том, что наличие денег для решения проблемы не избавляет от необходимости лично изучить эту проблему, чтобы убедиться, что вы делаете то, что нужно. Ей следовало побольше узнать о состоянии господина Венна и не принимать на веру желаемое, приправленное надеждой, продажностью или национализмом. Например, поговорив сама с доктором, она могла бы оценить ситуацию и представить ее себе так, как она теперь ее понимала: Осуорси намеренно увез почти что мертвого Венна, преследуя собственные цели. Хорошо, она подберет и эту крупицу опыта.

Ее отражение в темном стекле показывало кого-то, кто выглядел точно так же, как выглядела она десять дней назад, но уже скрывало какой-то опыт и выводы, которых тогда еще не было. Еще оставалось что-то, что ей только предстояло понять, но это что-то ускользало от нее. Что-то интеллектуальное или что-то, связанное с сердцем? Связано ли это только с Европой? Или она могла узнать это где угодно? Связано ли то, что мешало ей сделать открытия, на которые она надеялась, с Калифорнией? Может быть, Париж откроет ей все это, что бы это ни было. Несмотря на все, что она поставила себе в упрек, напомнив себе о том, что приключения продолжаются, она приободрилась.

ЧАСТЬ IV

Париж

А что касается счастья, у него только одно предназначение — делать возможным несчастье. Альбер Камю

Личное спасение дается тому, кто стремится к спасению всех.

Николай Бердяев

Глава 32

«Белый, быстрый, беглый…», — распевала Эми на разные лады, пока ее произношение не стало удовлетворять Эйприл Стэнтон, ее учительницу, еще одну представительницу американо-парижской мафии Жеральдин, как про себя привыкла называть эту компанию Эми. Ее домашнее задание состояло в серии упражнений на «ом» и «им», которые, — хотя Эйприл и заверяла Эми, что тембр ее голоса не того сорта, который ненавидят все европейцы, — все-таки должны были исправить погрешности. Эми надеялась получить французского учителя, какого-нибудь бедного преподавателя, живущего в мансарде; но Эйприл жила в дорогой квартире в шестнадцатом округе, и ее муж занимался банковскими капиталовложениями.

Эми пошла домой через Альмский мост, далее по левому берегу Сены. По сравнению с Вальмери Париж казался теплым. Снега не было, и из люков и вентиляционных отверстий, которые вели в огромный подземный мир города, шел пар. Можно было бы ожидать, что у таких мест собираются бездомные, но, как сказала Жеральдин: «В Париже нет бездомных, — о, за исключением клошаров, которые твердо держатся за свой образ жизни, обитают на платформах метро и никогда никого не беспокоят». Теперь, проведя здесь несколько недель, Эми чувствовала себя таким же изгоем, как они, такой же одинокой и не имеющей цели в жизни.

Многое пошло не так, как надо, и из-за этого у нее начали появляться сомнения, подрывавшие ее жизнерадостность, которую она надеялась восстановить по приезде сюда. Дело не в том, что кто-то проявлял недружелюбие по отношению к ней. Конечно же, все были настолько любезны, насколько могли, и даже более того, что заставляло ее спрашивать себя, не играют ли тут свою роль ее деньги. Она не могла заставить себя поверить в их искренность. Помимо неопределенности, связанной со школой кулинарии, языковой школой, уроками дикции и приглашениями на французские обеды, ее еще беспокоили три или, может быть, четыре момента.