Моя сумма рерум - Мартин Ида. Страница 45

Колбои орали так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Бешеный ритм, гитары и скрим. Через семь полных остановок я уже начал казаться себе безбашенным отвязным пофигистом. Сильным, смелым и борзым, как Лёха с Тифоном вместе взятые. Типа: Мы те самые дети с улиц. Мы уже давно испорчены. Мы — дым в твоих легких. У нас есть девочки и оружие. Мы — короли районов. И всё в таком духе.

Когда же автобус затормозил на конечной, я, накинув капюшон, с понтом, развязной походкой, прошел по опустевшему салону к самой последней двери. Нереально решительный и крутой. Жаль только, что людей в автобусе уже почти не осталось и на меня никто не посмотрел. Даже некрасивая пухлая малолетка, ковыряющаяся в своём телефоне.

В подъезде было очень темно. Тусклый свет горел только возле лифта. Полы перед лестницей были застелены вонючими обрезками старых ковров. Лифт пугающе скрипел и глухо громыхал. Внутри кабины лифта оказалось зеркало. Мутное и заляпанное, с надписью поверх него — «Катька — стерва и тварь». Я критично оглядел себя. Серьёзные встревоженные глаза, нахмуренные брови и капюшон, съехавший немного набок.

Пока ехал, решил, что заходить в квартиру не буду. Просто передам таблетки, скажу про труп на ТЭЦ и сразу домой. Но когда поднялся на этаж, обнаружил, что дверь попросту распахнута настежь, а телевизор орет не меньше прежнего. Постоял немного на пороге и несмело прошел.

Осторожно заглянул в комнату с телевизором. В кресле точно так же кто-то сидел, и я как можно бесшумнее прокрался к комнате сестер, тихо постучал, приоткрыл дверь и заглянул. Внутри никого не было.

Вошел и огляделся, куда бы выложить то, что я привез. Туалетный столик перед зеркалом был заставлен различными флаконами и тюбиками.

На блестящем комоде цвета слоновой кости — пластиковая коробка с карандашами и папка для рисования. Я бы никогда специально не полез, но папка была открыта и лежавший сверху рисунок сразу привлек внимание. Черно-белая графика, выполненная короткими отрывистыми линиями и штриховкой, в стиле комиксов, но отдельные элементы ярко раскрашены цветом. Необычно и красиво. Однако привлекла меня не красота исполнения. На рисунке были изображены два человека. Один на коленях, посреди улицы в окружении бетонных блоков домов, выставил перед собой согнутые руки, точно закрывался от чего-то. Ноги его были прикованы толстыми цепями к земле, а руки от кисти по локоть раскрашены фиолетовым. Другой, изогнувшись назад и запрокинув голову к небу, стоял чуть поодаль и страшными, скрюченными пальцами яростно раздирал себе горло, из которого, тщательно прорисованное красным цветом, вылезало когтистое существо.

Жутковатая картинка, но впечатлила меня не композиция и не сюжет, а то, что этими страшными мучающимися чуваками были мы с Трифоновым. Я — тот, что с фиолетовыми по локоть руками, на коленях и в цепях, он — рвущий горло, чтобы выпустить своего дракона. В том, что это мы, не было никаких сомнений. Черты лица не разобрать, но одежда в точности наша и телосложение похожее.

Протянул руку, чтобы взять рисунок, но тут почувствовал лёгкий ветерок на шее, резко обернулся и чуть было не сбил Яну с ног. Она едва удержалась за мой локоть. Розовые волосы, влажные, гладко зачесанные назад, пахли шампунем. Лицо почти такое же розовое, гладкое, распаренное. Кончик носа блестел, а глаза улыбались. На ней был черный спортивный костюм.

— Это мы?

— Ну, да.

— А почему в таком ужасном виде?

Она пожала плечами.

— Ане так приснилось, и я нарисовала. Ей постоянно что-то такое снится, а мне никогда. Как будто и не сплю вовсе. Тебе снятся сны?

— Бывает.

— А что тебе снится?

— По-разному. Иногда что-то произошедшее за день или какие-нибудь фантазии.

— Наверное, здорово, когда снятся фантазии. Если хочешь, можешь посмотреть все, — сунула папку мне в руки и села на банкетку.

Я не очень хотел, но отказаться не смог.

Все рисунки были в том же штрихованном стиле. Черно-белые с цветным акцентом на отдельных деталях. На большинстве из них люди в каких-нибудь странных позах, раненные или страдающие. Некоторые с рогами, крыльями и хвостами. И далеко не все были одетыми. Так что нам с Трифоновым крупно повезло.

— Я не разбираюсь в искусстве, — я не знал, как оценить то, что увидел.

— Я сама не разбираюсь. Просто рисую то, о чем Аня рассказывает.

Яна простодушно улыбнулась. Она была довольно милая. Трогательная какая-то.

Вошла Аня. Увидела меня и явно расстроилась.

— А где Дракон?

— Не смог.

— Значит, ещё рано. Ты привез?

Я достал из кармана снотворное и сигареты, положил на комод. Передал Яне Чупа-чупс.

— Не знаешь, сколько класть нужно? — спросила она. — Те, что у нас были, по две клали. Хозяйку на раз вырубало.

— Вы раньше уже усыпляли её?

— Естественно. Думаешь, зачем телек орет? Это чтобы знать, когда она проснется. Как только просыпаться начинает, первым делом звук убавляет.

— Если бы она узнала, что кто-то к нам приходит, не пустила бы, — сказала Яна оправдываясь.

— Раньше так Шуру, няню нашу, усыпляли, — сказала Аня. — Чтобы погулять одним. Она долго не замечала. Потом отчим застукал её спящей и выгнал. Жаль, конечно, она добрая была.

— Вместо неё потом Маня пришла, так она с нами вообще за одним столом не ест, — засмеялась Яна. — Поэтому, когда в этот раз сбегали, пришлось снотворное в общую кастрюлю с супом подсыпать. Зато хоть собрались спокойно.

— Ну, вы даете! — поразился я. — Откуда у вас столько снотворного?

— Ане прописывают, чтобы кошмары не снились.

— Козлу три дадим, — сказала Аня. — Пойдем, чаю попьем и покурим.

Она вышла.

Яна же молча и выжидающе уставилась на меня.

— Я домой, — в последний момент я вдруг решил ничего не говорить, но только развернулся к выходу, как она схватила меня за плечо.

— Нет, не уходи, пожалуйста.

Забрала из рук куртку, кинула на кровать, а затем отвела к банкетке и, усадив перед зеркалом, встала позади.

— Смотри в зеркало. Я хочу увидеть.

Я посмотрел. Ничего нового. Обычный мой немного смущенный, немного растерянный вид.

— И что?

— Твоё прошлое напоминает искусственный водоем. В нем нет течения, вода не обновляется, застаивается, зацветает и гниет, превращаясь в болото.

— Чудесно! Очень полезная информация.

— Зря смеешься, люди думают, что всё знают о своём прошлом, но на самом деле оно ещё более непонятное, чем будущее. В нем слишком многое искажено желанием верить в то, хочется, поэтому его не только постоянно приукрашивают, но и часто вообще не понимают. Ты оцениваешь своё прошлое, являясь тем, кто ты есть сейчас. Однако в каждую следующую минуту ты становишься другим. У тебя появляются новые мысли, новый опыт, они меняют твой настрой.

Я отвернулся от зеркала.

— Ладно. Лучше чай.

Кухня была совсем маленькая, как в старых домах, где, сидя за столом, можно дотянуться и до плиты, и до холодильника одновременно. Они усадили меня возле окна к толстой, жутко горячей вертикальной трубе, на которую невозможно было облокотиться.

Яна принялась разливать кипяток по голубым кружкам, а Аня взяла маленькое блюдце, открыла пачку сигарет и, прикурив прямо от конфорки, с наслаждением выдохнула. После чего, поставив табуретку напротив меня, села и нахально уставилась.

— Ну, рассказывай, — дым от её сигареты окутал меня целиком.

— Что?

— Ну, вообще, про себя. Кто ты и что.

— Не знаю. Да никто.

— Никто? — Яна замерла с чайником в руках. — А с кем мы тогда разговариваем?

— В смысле, рассказывать нечего.

— Значит, никто, — кивнула Аня. — Ясно.

Они переглянулись.

— Люди-тени, — сказала Яна.

— Что?

— Ну, люди, которые на самом деле не совсем люди, а просто тени. Проекции людей. Их на самом деле не существует. Они созданы для того, чтобы все думали, что в мире много разных людей. Массовка. Просто персонажи, за которыми ничего нет.