Моя сумма рерум - Мартин Ида. Страница 78

— Чего? — завопил Лёха, дико вытаращивая глаза. — Это я её? Я? Да она сама меня постоянно ко всему подряд принуждает и склоняет. Я уже не знаю куда от неё деться! Вы просто не в теме, спросите у кого угодно! Вот у Горелова спросите!

Но дослушивать завуч не стала, забрала у него из рук рюкзак и, показав, чтобы следовал за ней, двинулась в сторону директорского кабинета.

Позабыв обо всем, Лёха помчался догонять.

Я дождался Дятла и мы пошли домой, а вечером я написал Лёхе и спросил, как разрулилась его проблема. Лёха ответил «Фигово», но пояснять ничего не стал, и через две минуты вообще пропал из сети.

Зато на следующее утро объявилась Зоя.

Дятел принес телефон мне прямо в ванную. Так долбил, будто что-то случилось. Пришлось открыть, а как я услышал её осипший голос, чуть пастой не подавился.

— Никита! Приходи, пожалуйста, ко мне. Прямо сейчас. Это очень важно.

Казалось, ещё немного и расплачется в трубку.

Минут за семь дошел до неё, набрал домофон, и она в ту же секунду ответила, что сейчас спустится. Я попросил вынести что-нибудь поесть, потому что позавтракать не успел. Попросил и сам немного удивился. С каких это пор я стал таким наглым?

Зоя вынесла три небольших тёплых шоколадных круассана и пластиковый стаканчик с дымящимся какао.

Я был приятно удивлен такой заботе.

— Осторожно, горячо, — сказала она одними губами и поставила стаканчик рядом со мной на лавку. — Дома Нина. Не хотела, чтобы она слышала.

— Что на этот раз? — я принялся напихиваться круассанами.

Лицо у Зои было ненакрашеное, припухшее немного, нос и губы красные. Не иначе как рыдала всю ночь. Волосы небрежно забраны наверх «моей» заколкой. Очень несчастный и трогательный вид. А едва слышный шепот севшего голоса разжалобил меня ещё больше. Требовалось большое мужество, чтобы не обнять её.

— Можешь позвонить этим сёстрам и узнать, там он или нет? Мне его мама звонила. Он вчера вообще домой не приходил.

— Я с ними неделю не разговаривал.

— Пожалуйста.

Как я мог отказать? Допил какао и позвонил. И, выслушав кучу неприятных слов в свой адрес, после недолгих препирательств, всё же выяснил, что со вчерашнего вечера Тифон действительно в Башне.

— Мне очень нужно с ним поговорить. Сходи, пожалуйста, со мной туда. Умоляю.

— Не хочу видеть близняшек.

— Я бы Криворотова позвала, но он сидит теперь под домашним арестом. Эта тупая Шурочкина на него заяву в полицию накатала. Домогательства и всё такое. За то, что он её бросить хотел. Представляешь? Сказала, что заберет заявление, если он пошлёт Данилину. А Данилина пригрозила, что если такое произойдет, то она сама напишет на него заяву, только уже после Нового года, потому что у Лёхи четвертого января день рождения, а после восемнадцати привлекают по полной. Так что его мама со следующей недели отпуск берет и будет его водить в школу и из школы.

— Жесть.

Зоя немного помолчала, затем, стыдливо потупившись, негромко сказала.

— Никит, я дура. Прости меня, пожалуйста. Я просто запуталась от этого тупого бессилия и безысходности. Я должна была тебе сразу сказать, что со мной всё не так, как ты подумал. Но я сама этого не понимала до тебя. Думала, что смогу переключиться. Нет, правда, ты мне нравишься.

— Не нужно ничего объяснять, — сказал я.

Мне было неловко. Глупо как-то. Точно выпрашиваю её любовь, как эти Лёхины Шурочкина и Данилина.

— Ты мне ничего не обещала и не должна.

— Но ты ведь, наверное, думаешь, что я на самом деле встречаюсь с Яровым.

— Я думаю, что играть на чувствах человека, который тебя любит — низко. Ты сама это говорила ещё совсем недавно. И я имею в виду не себя.

Зоя опустилась и закрыла лицо руками.

— Это всё так ужасно. Ну почему, чем старше становишься, тем всё больше усложняется? Когда мы были маленькие, никто никого не любил. И всё было хорошо. Точнее, все любили друг друга, и это называлось дружбой. А сейчас Нинка сожрать меня готова. Она вдруг решила, что Яров ей всё-таки нужен. Но вместо того, чтобы пойти и сказать ему об этом, распространяет всякие глупые слухи. Знает же, что он её любит. Просто гордый очень. И она гордая, и никогда не извинится за то, что сама натворила. А я извинюсь.

— Хочешь извиниться перед Трифоновым?

Она кивнула.

— Отведи меня, пожалуйста, в Башню. Я могу и сама, но с тобой бы было спокойнее.

До её последней фразы я не был уверен, что соглашусь. Даже из-за круассанов, но когда она сказала, что ей со мной спокойнее, совершенно растаял.

И как это у женщин получается? Вроде не хочешь, не собираешься, а потом «бац» и уже сделал по её. С мамой также было. Сначала наедет, мол, бездельник, козел, комнату не убрал, на уроки забил, кино весь день смотрел. И думаешь, больше вообще никогда с ней не заговорю. А потом сядет с таким грустным лицом на кухне и вздыхает. В итоге, не замечаешь, как вдруг резко всё сделал, да ещё и мириться сам пришел.

К тому же, если у Яны с Аней действительно «не все дома», то одной Зое ходить к ним точно не следовало.

— Тебе Яров правда деньги дал, чтобы расплатиться с Дядей Геной?

— Что ты! Нет, конечно. Я бы никогда в жизни не взяла.

— Про деньги я поверил.

— Ну и дурак.

Трифонова мы нашли в Зойкиной квартире на одиннадцатом этаже, он лежал на тонком полосатом матрасе прямо на полу, накрыв голову руками.

В комнате царил жуткий холод и стоял ощутимый запах перегара. В углу валялись пивные банки. Когда мы вошли, он сел. Вид у него был ещё тот: весь красный, помятый и явно пьяный.

— Как ты тут сидишь? Заболеть же можно, — Зоя попыталась сделать вид, что ничего не произошло.

— Чё приперлись? — прохрипел он.

— Тебя мама ищет. Волнуется.

— Поволнуется. Перестанет. Скажи, я сегодня не приду. И завтра тоже. Пусть делает что хочет.

— А мама-то чем виновата?

— В том-то и дело, что ни в чем. Так что позорить её не собираюсь. Если полиция будет доматываться, пусть скажет, что я давно дома не живу, и она про меня ничего не знает.

— Слушай, ну, не всё так плохо, — успокаивающе сказала Зоя. — Подумаешь, школа. Тебе же она только из-за Ярова нужна была. И на полицию наплюй, они специально вас разводят.

Пока она говорила, он не сводил с неё глаз. Очень колкий и тревожный взгляд.

— А меня все разводят. Вот, девчонки уговорили с ними в Крым рвануть. Я им билеты обещал купить. Как только толкну колёса Смурфа, сразу поедем.

— Собираешься продавать наркотики? — Зоя потрясенно застыла.

— Всем деньги нужны, не только тебе.

— Тиф, — подал я голос. — Ты с ними не связывайся. Они ненормальные.

— А шакалам слова не давали, — он резко встал, чуть покачнулся назад, но удержался. — Пошли вон отсюда. Оба.

— Слушай, — Зоя схватила его за руку и потрясла. — Это глупая ссора. Очень глупая. Прости меня, пожалуйста.

Трифонов озадаченно посмотрел на свою руку в её руке, затем высвободился.

— Ты сказала, что опухоль нужно вырезать. И ты её вырезала. Операция прошла удачно. Поздравляю!

— Нет. Неудачно. Для меня неудачно, — на одном дыхании выпалила она.

— Сочувствую. Теперь это не моя проблема. Теперь у тебя доктор есть. Пусть полечит.

— Послушай, Андрей, ты же знаешь, что это всё не по-настоящему. Ты же не дурак, ты всё понимаешь. И про деньги неправда. Это Нинка придумала. Со зла.

— Кстати, Нинке привет передавай. Я когда устану от этих близняшек и вернусь из Крыма, зайду к ней пару раз.

— Что ты несешь? — Зоино лицо вытянулось.

— Ладно, так и быть. К тебе тоже зайду. Если хорошо попросишь. И освободишься к тому времени.

Он направился к своей лежанке, но Зоя со всей злости треснула кулаком ему в спину, а когда обернулся, наградила увесистой пощёчиной.

Тифона, конечно, несло, но лучше бы она так не делала. Потому что до этого момента он ещё как-то сдерживался, а после пощёчины взорвался.

— Чё те надо, шкура рыжая? Не уйдешь по-хорошему, вылетишь по-плохому. Больше никогда ко мне не приближайся. Ты сделала свой выбор, и мне мерзко на тебя смотреть. Я же так тебе доверял! Больше, чем самому себе. А теперь ничего нет. Уничтожив себя в моих глазах, ты уничтожила и меня во мне. Всё. Опухоль удалена и корчится в предсмертных муках. Радуйся. И дыши глубоко. Ты свободна. Убирайся.