Расколотый мир (ЛП) - Кауфман Эми. Страница 14

И они не придут за мной.

Мне удалось немного подремать, подбородок упал на грудь, когда звук шагов и свет, осветивший мои веки, будит меня. Я отодвигаюсь от света и тепла, который он несет, чувствуя внезапную волну облегчения, что он не оставил меня здесь гнить в одиночестве после того, как он так разозлился.

Ромео, разве ты не видишь, что мне нужен дневной сон?

Я приоткрываю один глаз, и мое сердце проваливается.

Это не Ромео. Это кто-то, кого я никогда раньше не видела: высокий, дородный мужчина, вдвое больше Ромео. Большая часть его лица скрыта платком, который является единственным хорошим знаком, с тех пор как я проснулась. Скрывание лица означает, что он здесь не для того, чтобы убить меня, или он еще этого не решил.

— Так это правда. — Мужчина смотрит на меня с горящей интенсивностью во взгляде, которая в знак предупреждения приподнимает волосы у меня на затылке. Он медленно вступает в пещеру из туннеля, не спешит. — Капитан Джубили Чейз.

Его голос тихий, почти добрый — но в его устах мое имя звучит как проклятие.

Я медленно приподнимаюсь и ничего не отвечаю. Я знаю, как это происходит, и ничего не могу сказать, чтобы изменить то, что должно произойти.

Ромео, где же ты?

— Трудно поверить, что наш пацифист-резидент считал, что он может захватить вражеского офицера и спрятать ее на нашей базе. — Мужчина шагает в сторону и ставит фонарь на выступ скалы. Он останавливается там, глаза медленно осматривают меня, пробегая по моему телу, приостанавливаясь на синяках, отчетливо появляющихся под связывающими меня веревками. — И я подумал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Несмотря на его спокойный голос, его глаза несут в себе лихорадочную ненависть, от которой стынет кровь. Кем бы ни был этот человек, он не совсем вменяемый. Я видела такой взгляд на других планетах, у других мятежников. Это тот человек, который пойдет в школу и взорвет ее, чтобы доказать свою правоту. Это то, что заставляет меня просыпаться ночью — то, что заставляет меня допрашивать каждое странное лицо, применяя все новые меры безопасности. Люди, подобные ему — вот почему я здесь.

Живот скручивает от страха, и я оглядываюсь, задерживая взгляд на потолке, пробегая в уме по своим тренировкам, как по нудному списку. Не обращай внимания. Не дай ему того, чего он хочет.

— Возможно, ты сможешь разрешить для меня спор, — бормочет мужчина, направляясь в мою сторону и опускаясь на корточки неподалеку. — Моя жена говорила, что военные не открывают свои больницы мирным жителям, потому что это снизит мотивацию развивать наши собственные. Я всегда говорил ей, что это потому, что вы кучка садистских ублюдков, которые хотят смотреть, как мы умираем.

— Мы не пускаем гражданских лиц в наши больницы, потому что эти «мирные жители» так же склонны ходить с оружием, как и с ранами. — Но этот довод не лучшее для него объяснение. Я не уверена, что он слышит меня.

— Слишком хороша, чтобы говорить со мной, trodaire? Посмотри на меня. — Мужчина протягивает руку, чтобы схватить мой подбородок, обращая мое лицо к свету. Я сжимаю челюсти, и его собственное лицо вытягивается. — Вы люди, — шепчет он, его голос немного дрожит. — Если бы у тебя была хоть самый маленькая частичка человеческой порядочности, ты бы никогда не отказала шестилетнему мальчику в лечении, которое спасло бы его жизнь.

Мои глаза дрогнули, встретив его взгляд, прежде чем я успела остановить этот импульс.

— Ах, — тихо говорит он. — Вот оно. Думаешь, мой сын поставил бы под угрозу безопасность базы? Все еще думаешь, что ты, обрекая детей на смерть, лучше нас?

Дерьмо. Он потерял семью. Это объясняет его взгляд. Я не отвечаю, глядя сквозь мрак. Так легко увидеть злую восьмилетнюю девочку, оглядывающуюся на меня, словно пространство между нами это зеркало, как будто последних десяти лет моей жизни никогда не было.

— Я задал тебе вопрос. — Мужчина с рывком отпускает меня, что отправляет меня на землю, мои руки дергаются от веревки и это посылает мучение моему раненому боку. Я выпускаю непроизвольный крик боли, лицо мятежника размывается у меня перед глазами от головокружения. — Ты думаешь, ты лучше нас?

Я стараюсь не задыхаться, пытаюсь успокоить дыхание, но лихорадка прямо горит в глазах человека. Его кровожадность в действии, обжигает в ответ на мою боль.

— Ты думаешь, что игнорирование меня заставит меня уйти. Но я терпеливый человек, капитан Чейз. Твои люди научили меня этому. Быть терпеливым. Просить каждый кусок еды, каждую дозу лекарства. — Он наклоняется вперед, и я чувствую его дыхание на своем лице, когда он снова говорит. — Я научу тебя, как просить, trodaire.

Его рука дергается и ударяет мою голову об камень, ладонь бьет меня по глазам. Он встает на ноги, а затем его ботинок ударяет меня по ребрам — мой взор затуманивается, воздух, со стоном выходит из меня, прежде чем мозг реагирует на боль.

— В этом разница между тобой и мной, — в конце концов, выдыхаю я, борясь за сознание. — Я не прошу.

На этот раз его гнев невнятен, бессловесен, когда он сдается тому, зачем пришел сюда, нападая на меня со всем гневом, болью и горем. Даже через боль, через треск моих собственных костей, синяков и трещин, я вижу его мысли. Потому что нет разницы между этим мужчиной и печальной восьмилетней девочкой, которой я была раньше. Он будет продолжать бить меня ногами и кулаками, кричать на меня, пока больше не сможет видеть лицо своего сына.

Это значит, что он не остановится, пока я не умру.

— Тебе было тринадцать лет в прошлом году, ты думаешь, я тебя не помню? Иди домой, ребенок.

Девочка сейчас на улице, наблюдает снаружи, как они выключают свет и запирают двери на ночь. Она бросает фальшивую идентификационную карту в желоб, ругая под нос тех, кто ей ее продал.

— Они не верят, что тебе шестнадцать? — Это один из рекрутов, которого она видела, пока ждала, и двое его друзей. Он приближается, глаза рассматривают ее лицо. — Я могу помочь им доказать это. — Он протягивает руку, но девочка отдергивает ее.

— Отвали от меня, — отрезает она, игнорируя горячий привкус страха во рту. — Думаешь, я не смогу справиться с тобой?

Один из его друзей смеется и идет к ней, но прежде чем она успевает отреагировать, другой друг хватает его за руку.

— Давайте оставим ее в покое. Она еще ребенок.

Они недовольно уходят. Третий смотрит на нее, его лицо знакомо: красивый, с зелеными глазами и очаровательной улыбкой, и подмигивает ей.

Но это абсолютно неправильно. Она еще не встретила его.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ФЛИНН

— НУ ЧТО ТАМ? — Я захожу в радиорубку после того, как убедился, что Марта до сих пор там одна. Я могу сказать, что она была сильно расстроена по поводу отправки моего сообщения на военную базу, и огорчена, что это делается втайне. Но она лучший оператор, который у нас есть, и никто другой не способен найти и так точно настроиться на частоту базы.

Она подпрыгивает от звука моего голоса и начинает поворачиваться, но потом останавливает себя. Она колеблется на полпути, одна рука на циферблате, другая прикрывает ее бок.

— Флинн, — выпаливает она, сверкая кратким, мучительным взглядом в мою сторону. Кратко, но выразительно.

Я хватаюсь за дверную раму.

— В чем дело? Они ответили?

— Нет. — Она слишком быстро качает головой. — Нет, ответа нет. Я даже не знаю, прошла ли передача.

— Что происходит? — Она не должна быть такой нервной. — Марта… посмотри на меня.

Она сопротивляется, уставившись в пол, даже когда я за плечи поворачиваю ее к себе лицом. Лед ползет вниз по моему позвоночнику.

— Марта, кому ты рассказала?

Она тяжело сглатывает, неровно дышит, а потом, словно каждый дюйм это пытка, поднимает взгляд на меня. Вина говорит мне все, что мне нужно знать.