Соседи по квартире (ЛП) - Лорен Кристина. Страница 43

— А я постоянно сосал большой палец, — стараясь не рассмеяться в полный голос, говорит Келвин.

— Так делают почти все дети.

— Но только не когда им уже четыре. Боже, что только мама не перепробовала, лишь бы я перестал. Надевала носки на руки, подкупала чем-нибудь вкусным, даже наносила на ногти эту прозрачную штуку, которая на вкус просто гадость, — поморщившись, рассказывает он. — А когда мы приехали навестить моего дядю, он разрешил мне побренчать на своей старой гитаре, едва я в очередной раз отправил палец в рот. И все. Помогло.

Когда мы оказываемся у нужного кабинета, я убираю этот рассказ в мысленную папку.

По вполне понятным причинам, кабинет радужных надежд не внушает, в отличие от бюро регистрации браков. Здесь серый ковролин и непримечательные металлические стулья. И в приемной уже ждут несколько других пар. Судя по всему, кто-то привел с собой адвоката. Джефф убедил нас этого не делать, сказав, что в таком случае сотрудник миграционной службы будет настроен по отношению к нам подозрительно, чего мы совершенно точно не хотим. Надеюсь, мой дядя прав.

Проходит не меньше двадцати минут. Мы с Келвином продолжаем расспрашивать друг друга, стараясь, чтобы со стороны это было похоже на флирт, а не зубрежку перед экзаменом в последнюю минуту. Мы так увлеклись, что подпрыгнули, услышав свои имена. Воображение рисует мультяшных персонажей, истекающих потом и с надписью «Лжецы» над головами. Когда встаем, Келвин берет меня за руку, и вот нас уже приветствует улыбчивый мужчина с высоким лбом — это и есть тот самый Сэм Доэрти.

Войдя в свой кабинет, офицер Доэрти садится на стул, который поскрипывает при любом движении.

— Итак. Пожалуйста, повторяйте за мной: «Клянусь, что собираюсь говорить правду, только правду и ничего кроме правды. И да поможет мне Бог».

После того как мы хором тихо повторяем эти слова, я вытираю об коленку свою вспотевшую ладонь.

Глядя в лежащий перед ним документ, Доэрти начинает.

— Келвин, передайте мне, пожалуйста, паспорт и водительское удостоверение, если оно есть. И, Холлэнд, мне нужны документы, подтверждающие ваше гражданство.

Мы кладем на стол принесенные с собой документы, и несмотря на то, что знаем содержимое папки как свои пять пальцев, нам требуется комично большое количество времени, чтобы достать нужное. Наши с Келвином руки заметно дрожат.

— Спасибо, — говорит Сэм. — И спасибо, что сделали копии. Это очень хорошо.

Я понимаю, что Сэм старается быть милым, но мое сердце все равно колотится где-то в горле. Впрочем, когда перевожу взгляд на Келвина, замечаю, что он стал совершенно спокойным. Расслабленно сидит на стуле, скрестив ноги и положив руки на колени. Сделав глубокий вдох, я надеюсь, что его спокойствие передастся и мне.

— Когда вы въехали в страну?

Келвин честно отвечает, что восемь лет назад, а я не могу не заметить, как еле заметно дрогнули брови Доэрти, когда он записывал себе эту информацию. Зажимаю ладони между коленей, чтобы не наклониться вперед и не начать объяснять, какой Келвин блестящий музыкант и как он не переставал ждать своего шанса, который долгое время все никак не появлялся, а между тем прошло четыре года, пока он жил тут незаконно. И как он был напуган, что его мечта так никогда и не воплотится.

Келвин смотрит на меня, приподняв бровь, словно понимает, что я на грани выложить все это миграционному офицеру, но когда подмигивает, это снимает все мое напряжение. И тогда на меня накатывает ледяная паника.

Но я переключаю свое внимание на их разговор. «В какой школе вы учились? Какие предметы посещали? Когда родились? Где? Чем зарабатываете на жизнь?»

Келвин кивает — к последнему вопросу он подготовился. Хотя Конституция США Первой поправкой защищает свободу самовыражения, нам пришлось согласиться с Джеффом, что рассказ про игру на улице может навредить репутации Келвина как музыканта с классическим образованием.

— Я играл в составе нескольких групп, — говорит Келвин, — и выступал на разных площадках.

— Например? — не поднимая головы, интересуется Доэрти.

— В клубе «Дыра», — отвечает Келвин и подмигивает мне. — В Бауэри. В кафе «Wha?». В «Arlene’s Grocery». Да много где.

Офицер Доэрти поворачивается ко мне и улыбается.

— Это ваш первый брак?

— Да, сэр.

— И свидетельство о браке у вас с собой?

Пока я снова нервно копаюсь документах, Келвин подается вперед и показывает на нужный.

— Вот он, mo croi [в переводе с ирландского «сердце мое» — прим. перев].

С трудом сумев пробормотать слова благодарности, я протягиваю бумагу Доэрти.

— Холлэнд, ваши родители присутствовали на церемонии?

— Мои родители… нет, — отвечаю я. — Они не любят летать, а все случилось так быстро, — я стараюсь взять под контроль нарастающую панику. — Так что были только мы вдвоем и близкие друзья.

— И никого из родственников?

Я ощущаю собственное еле заметное расстройство.

— Нет.

Офицер Доэрти что-то записывает и кивает. Полагаю, этой информацией он уже владел.

— А что насчет ваших родителей, мистер Маклафлин?

— Их тоже не было, сэр, — чуть поерзав на стуле, отвечает Келвин.

Доэрти делает паузу, чтобы осмыслить услышанное, а потом продолжает писать.

У меня возникает желание пояснить и защитить Келвина.

— У младшей сестры Келвина ДЦП. На медицинские расходы уходит немало денег, поэтому его родные не смогли себе позволить прилететь в Нью-Йорк. Мы надеемся, что приедем к ним летом и отпразднуем.

Глянув сначала в мою сторону, Доэрти с сочувствием смотрит на Келвина.

— Мне очень жаль, мистер Маклафлин. Но зато я слышал, Ирландия летом просто прекрасна.

Келвин берет меня за руку и мягко сжимает.

Доэрти озвучивает новую партию вопросов, и на этот раз под прицелом оказываются моральные качества Келвина. Тот блестяще справляется. Едва я начинаю расслабляться и думать, какого черта я вообще переживала, как офицер Доэрти, немного покашляв, закрывает блокнот и смотрит на нас.

— Итак, Келвин и Холлэнд, мы переходим к заключительной части собеседования, когда нам нужно подтвердить подлинность этого брака — уверен, об этом вы уже в курсе.

Слышите звук, да? Это мое сердце падает куда-то вниз, будто кирпич, сброшенный с крыши.

— Только представьте себе: есть пары, которые не влюблены друг в друга, — когда Доэрти откидывается на спинку стула, тот издает неприятный скрип. — И они приходят сюда, чтобы мошенническим образом получить грин-карту, — он говорит это так, словно подобный подход — самое абсурдное из всего, что ему когда-либо доводилось слышать. Мы с Келвином переглядываемся, стараясь выглядеть удивленными.

— И моя работа — выяснить, не так ли это. Выявить подозрительные моменты. Должен напомнить вам, что вы находитесь под присягой и что наказанием за лжесвидетельство служит срок пять лет в федеральной тюрьме и/или штраф в размере 250000 долларов.

Я тревожно сглатываю. Потом еще раз. Перед глазами встает образ меня, одетой в оранжевый комбинезон, и я изо всех сил сдерживаю истерический смех.

— Я задам вам несколько вопросов, чтобы оценить, способны ли вы доказать подлинность вашего брака. Для начала, есть ли у вас документы, его подтверждающие?

— Свидетельство о браке, — говорю я и вытаскиваю его из папки. — Договор аренды, — кладу его перед Доэрти вместе с еще несколькими бумагами. — А вот копии счетов за коммунальные платежи и наш совместный счет.

— То есть у вас уже совместные счета есть?

— Да, мы уже успели заняться кое-чем совместно. Э-э-э, я имею в виду открытие счетов, — добавляю я и густо краснею.

Келвин поднимает руку, чтобы спрятать улыбку.

— Хотелось бы на это надеяться, — тоже с улыбкой замечает Доэрти и снова переключается на свой список. — Келвин, где училась Холлэнд?

— В Йеле, а потом в Колумбийском, — отвечает Келвин. — Диплом она защищала по английскому языку, а магистерскую по писательскому мастерству.