Соседи по квартире (ЛП) - Лорен Кристина. Страница 46

Приподнявшись, Келвин смотрит в сторону моей тумбочки.

— Два часа.

У нас впереди двадцать семь блаженных часов, прежде чем нужно будет куда-то идти. Я прижимаюсь к Келвину ближе.

— Холлэнд?

— Что?

— Как ты догадалась, что моим родителям поездка на нашу свадьбу была не по карману?

— Я это выдумала, — запрокинув голову, чтобы посмотреть ему в глаза, говорю я. — Предположила лишь, что лечение Молли стоит приличных денег.

— Так и есть, — Келвин целует меня в нос. — Вся ее жизнь — это одно большое напряжение.

От его слов в груди становится больно.

— Я очень старался, чтобы мои родные обо мне не беспокоились, — говорит Келвин. Я не свожу глаз с его челюсти, которая напрягается, когда он сглатывает. — И не хотел, чтобы они потратили деньги, приехали ко мне и увидели, что я живу у Марка и ни хрена за это не плачу. Потом маленькая ложь превратилась в большую, и… — он замолкает и внимательно вглядывается мне в лицо. — Я обязательно расскажу тебе, но не сейчас. Мне было приятно, когда ты сказала это Доэрти, — Келвин проводит рукой по моей груди и останавливается прямо над сердцем. — Словно мне не нужно много объяснять, чтобы быть понятым.

В грудной клетке я ощущаю трепет — будто взмывает ввысь воздушный змей.

— Как бы то ни было, я понимаю, почему ты остался в Штатах так надолго и почему не хотел, чтобы родные волновались, чем ты занят или кто о тебе позаботится.

— Мама очень рада, что мы женаты, — говорит Келвин. — До сих пор я не особо старался держать ее в курсе своих дел, но хочу исправиться. Рассказал ей, какая ты замечательная. Но с отцом будет сложнее. Думаю, именно поэтому тебе и написала Бригид.

Вспомнив про смс, я морщусь.

— Надо ей что-то ответить.

— Сегодня ты немного занята.

— Своим родителям я еще не рассказала, — признаюсь я.

Если Келвин и удивился, то самую малость.

— Вот как?

Вблизи его глаза кажутся более богатого оттенка: смесью зеленого, желтого, орехового и бронзового. Поэтому беспечно болтать или врать, ощущая на себе его взгляд, мне тяжело.

— Они с трудом верят, что я в состоянии самостоятельно справляться со своей жизнью. Поэтому автоматически решат, будто…

— Будто тебя используют?

Причин моего молчания, на самом деле, с десяток, а эта лишь одна из них.

— Но я так не считаю, — быстро добавляю я.

— Наверное, поначалу я думал лишь о своей выгоде, — облизав губы, Келвин размышляет еще пару секунд, после чего говорит: — Но при этом знал, что ты мне нравишься и что я буду рад сблизиться с тобой, — хохотнув, он целует меня в нос. — И предполагал, что тут может быть место для чего-то большего. Просто решил поставить на первое место брак, а не чувства.

— Браки по расчету всегда такие.

— Согласен, — глядя мне в глаза, произносит Келвин. — И потом, ты сказала, год. Казалось, именно этого ты и хотела, а для Роберта и уж тем более для меня подобный шаг значил и значит очень многое. И только чуть позже я подумал, что, быть может, ты тоже хочешь чего-то большего.

Понятия не имею, как интерпретировать его слова. Иногда я просто ненавижу собственный мозг. Имеет ли он в виду, что секс — это своего рода его вклад в соглашение? Келвин притворился, будто не принял всерьез мое увлечение им задолго до знакомства, и таким образом просто поблагодарил меня? Или же мне стоит поверить ему на слово, что он хотел этого с самого начала?

Моя логика подсказывает затаиться и посмотреть, какие чувства овладеют мной завтра, когда я окажусь одна и не стану вкладывать дополнительный смысл в слова Келвина. А сердце и разгоряченная кровь побуждают попросить о большем.

— Мой отец считает, что мне стоило остаться в Ирландии, — после некоторого молчания снова заговаривает Келвин, — и найти нормальную работу.

— На производстве? — подняв на него взгляд, уточняю я.

Келвин кивает.

— Он постоянно напоминает, что я старший и что заботиться о Молли после них с мамой нужно будет именно мне. Наверное, когда-нибудь я вернусь. Кажется, я думал так всегда.

— Ты скучаешь по дому?

Время от времени и в совершенно неожиданные моменты я скучаю по Де-Мойну. Например, когда мимо окон проносятся машины с сиренами, и я хочу немного тишины. Или в дни сбора мусора, когда меня будят грохот и лязг мусоровоза. Или когда выхожу из дома и почему-то чувствую, будто каждый человек на планете хочет оставаться в своих четырех стенах и ни с кем не разговаривать.

— Ага, — перевернувшись на спину, Келвин укладывает меня на себя. — Иногда реже, иногда чаще. Мир там кажется крошечным — это и хорошо, и плохо одновременно. Раньше я считал, что мы выбираем трудности по плечу, и думал, будто найти работу в Нью-Йорке будет проще. Но я ошибался.

— Я примерно представляю теперь, как прошли у тебя все эти годы.

— Ага, — Келвин делает глубокий вдох, затем выдыхает. — Но теперь, когда я с тобой, мне не так одиноко. Раньше я чувствовал себя предоставленным самому себе. А все вокруг казались такими всезнающими, если ты понимаешь, о чем я. Каждый обращает внимание лишь на себя.

— Ну, это же театральный район!

Как я и надеялась, Келвин смеется.

— Я имею в виду не только это. А еще и то чувство, будто все мы словно позируем для селфи, даже когда просто разговариваем друг с другом.

— Ты вовсе не такой.

Он отодвигается и смотрит на меня.

— Нет?

— Нет. Ты громадина. Твоя личность огромна, и ты даже не осознаешь этого, — я провожу рукой по его груди. — Ты гений с гитарой в руках и при этом такой…

— Дурак?

— Нет. Простой, — отвечаю я и тут же добавляю: — В хорошем смысле. Мне хочется думать, что рядом с тобой люди могут получить все, о чем только пожелают.

— Надеюсь.

— Такими себя предпочитают видеть многие, но на самом деле подобных людей очень мало.

В собственных словах я слышу вопрос «Могу ли я довериться этому моменту?». И с внезапной ясностью осознаю, что мы сейчас оба голые. Что несколько минут назад занимались любовью и что, кажется, Келвин готов повторить.

— Ты так говоришь, просто потому что я тебе нравлюсь, — перевернувшись на меня и целуя, произносит Келвин.

Поначалу поцелуй ощущается мягким и нежным, словно точки в конце предложений, но мне этого мало, и, перевернув его на спину, я усаживаюсь верхом. Келвин прав, он мне действительно нравится. Но я беспокоюсь, что влюбляюсь в него слишком быстро и слишком всерьез.

— Еще бы, — скользнув рукой по его телу, я обхватываю его так быстро снова ставший твердым член. — Кстати, напомни мне, говорил ли ты, что я тебе тоже нравлюсь?

Келвин наблюдает, как я приподнимаюсь и опускаюсь на него, от чего у него закрываются глаза.

— Mo stóirín, боюсь, ты нравишься мне слишком сильно.

— Что означает это прозвище? — мой вопрос звучит сдавленно, словно мне тяжело дышать.

Проведя ладонями по моей талии, Келвин обхватывает грудь.

— Мне это так странно. Никогда раньше я его не произносил, — под его прикосновениями становится жарко. — Мой дед называл так бабушку. В переводе с ирландского это значит «моя драгоценная».

глава двадцать вторая

Следующие несколько недель запомнились обилием секса и еды на вынос, аплодисментами после спектаклей и тихими разговорами по дороге с работы, неспешным приходом весны и ежедневными дождями. Каждый раз, когда мы приходим домой, это похоже на возвращение в придуманный мир: Келвин не просто находится в моей квартире, теперь он здесь живет.

Никогда раньше у меня не было таких отношений: чтобы секс случался всегда и везде, как будто мы никак не можем насытиться друг другом. Вместо того чтобы принимать душ по очереди, мы делаем это вместе. В кабинке едва хватает места для одного, но, как резонно заметил Келвин, именно поэтому двоим там есть чем заняться. Иногда мы обедаем у Джеффа с Робертом, но чаще всего проводим время дома, предпочитая комфортную тишину бурным дискуссиям: читаем, переговариваемся и смотрим фильмы, уютно устроившись на диване. Или же устраиваемся в постели.