Закон против тебя - Воронин Андрей Николаевич. Страница 11

– А сколько? – ничуть не смутившись, спросил Борис Иванович.

– Сколько надо, – огрызнулся Подберезский.

– Вот это уже разговор, – сказал Борис Иванович. – А то я думал, ты сейчас заплачешь. Ты мне лучше скажи, латифундист, мы жрать сегодня будем?

Подберезский застыл, моргая глазами.

– Однако, – сказал он. – Расширяем кругозор, Иваныч? Где это ты таких ругательств нахватался?

Латифундист… В уставе строевой службы таких слов, насколько я помню, нету.

Комбат ухмыльнулся в усы и подошел к машине, чтобы помочь Подберезскому с разгрузкой.

– Гипнопедия, – щегольнул он еще одним иностранным словом и на всякий случай перевел:

– Обучение во сне.

Андрей сделал удивленное лицо: имея дело с Борисом Ивановичем, порой трудно было понять, шутит тот или говорит серьезно.

– Это как же понимать? – осторожно поинтересовался он.

– Очень просто, – ответил Комбат, поднимая с земли кастрюлю и оттопыривая локоть, чтобы Андрей засунул ему под мышку бренчащую связку шампуров. – Как включу вечером телевизор, так, считай, сразу и засыпаю. Я сплю, а он бормочет, бормочет…

Подберезский фыркнул и вынул из багажника охапку дров.

Дрова были какие-то странные: темные, лакированные, местами красиво изогнутые, но все без исключения треснувшие и расщепленные, словно Подберезский, не найдя другого топлива, ломал об колено мебель. «Ох, странные дрова… Знакомые какие-то», – подумал Борис Иванович.

– Откуда дровишки? – бодрым голосом спросил он, уже догадываясь, каким будет ответ.

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Андрей, поудобнее пристраивая расползающуюся охапку под мышкой. – За мебель все равно пришлось платить. Вот я и подумал: зачем добру пропадать? Да и хозяину проще: все-таки меньше мусора выбрасывать…

Борис Иванович смущенно пошевелил усами, старательно любуясь закатом, и спросил:

– И что хозяин? Обрадовался?

– А черт его разберет, – честно признался Андрей. – У него сейчас такая морда, что не поймешь, плачет он или смеется. Не морда, а подушка в цветастой наволочке.

– Н-да, – сказал Борис Иванович.

Они подошли к месту, где в траве чернело пятно кострища, и избавились от своей ноши, Подберезский сбегал к кунгу и принес несколько закопченных кирпичей, которые должны были играть роль мангала.

Это заняло у него не больше минуты, но, когда он вернулся, костер уже горел, с аппетитом пожирая сухое, пропитанное лаком дерево. Андрей снова вернулся к кунгу и выволок из-под него несколько припасенных заранее толстых сучьев.

– Да, – сказал Борис Иванович, когда он вернулся, волоча сучья за собой, – все здесь хорошо, но вот с дровами проблема.

– Да разве это проблема? – весело ответил Подберезский, сваливая свою ношу на землю и хватая топор. – Если что, сходим еще разок в ресторан, и все проблемы решатся.

– Да ладно тебе, – проворчал Борис Иванович. – Хватит уже! Как вспомню – тошно становится. Вроде и выпили всего ничего, а ты посмотри, что натворили…

– Это тебе теперь кажется, что выпили мало, – откликнулся Андрей. Он рубил сучья на куски, и речь его из-за этого стала отрывистой. – На самом деле, как известно, после первого стакана ориентироваться сложно, особенно если обстановка располагает. А в том кабаке такая обстановка, что лучше не придумаешь.

И водка, между прочим, дешевле, чем везде.

– Так может, она паленая? – предположил Борис Иванович, подбрасывая в огонь ножку от стула. – Может, я из-за этого и озверел? Повод-то был пустяковый. Ну подумаешь, голубым обозвали. Он ведь не со зла. – Он смешно хмыкнул в усы. – Нежности человеку захотелось, а я его – по шее… Точно, все дело в водке!

Подберезский закончил рубить дрова, подсел к костру и, открыв кастрюлю с мясом, принялся неторопливо нанизывать его на шампуры.

– Конечно в водке, – согласился он. – Только не в качестве водки, а в ее количестве. С качеством все нормально, я проверял.

– Как это ты проверял, позволь тебя спросить? – насторожился Борис Иванович.

– Сейчас объясню. Только ты давай насаживай мясо на эти штуки.

Борис Иванович придвинул к себе кастрюлю и взялся за дело, а Подберезский, вытерев руки о траву, расстегнул свою сумку и вынул из нее бутылку водки.

– Не удержался, – объяснил он. – Дешевая она у них до безобразия. Грех было не прихватить пару-тройку бутылочек. Так вот, Иваныч, смотри и учись, в жизни пригодится. – Он напустил на себя важный вид и продемонстрировал Комбату бутылку, держа ее, как в рекламном ролике: указательным пальцем левой руки за пробку, а указательным пальцем правой – под донышко. – Итак, мы имеем бутылку водки. Как определить, настоящая в ней водка или «левая»? Существует несколько простых тестов… Ты записывай, Иваныч, записывай. Бумажку тебе дать?

– Да пошел ты, – буркнул Борис Иванович.

– Ладно, – переставая кривляться, сказал Подберезский. – В общем, смотри. Левак, как правило, разливают вручную, а на заводе, сам понимаешь, автоматика: конвейер и все такое прочее. А ленту конвейера смазывают…

– Зачем?

– А хрен ее знает, – признался в своем невежестве Андрей. – Главное, что смазывают, и смазка эта остается на донышке бутылки. Вот, гляди.

Он взял бутылку за горлышко, припечатал ее донышком к ладони и с усилием провернул вокруг продольной оси. На ладони остался смазанный черный отпечаток в форме кольца.

Андрей продемонстрировал ладонь Комбату с видом юного математика, только что доказавшего теорему Ферма.

– Точно, – сказал Борис Иванович. – Наука!

– Теперь дальше, – продолжал Андрей, разворачивая бутылку так, чтобы Комбату была видна обратная сторона этикетки. – Видишь, как наклеена этикетка? Клей лежит тонкими параллельными полосками. Ни одному кустарю так не сделать, это может только машина. Ну, акцизную марку присобачить может любой дурак, но вот тут, на самой марке, должна быть компьютерная надпечатка… Вот она, видишь?

– Да отстань ты от меня! – не выдержал Борис Иванович. – Что ты ее мне в нос тычешь, садист? Закрытую! Понял я уже все, верю, что настоящая. Самое время попробовать.

– А купаться? – обиженно спросил Подберезский.

– Искупаемся еще, – пообещал Борис Иванович, не подозревая, при каких обстоятельствах ему придется сдержать свое обещание.

Дрова сгорели. Подберезский аккуратно пристроил шампуры над раскаленными углями и привычным жестом сорвал с бутылки алюминиевый колпачок. Борис Иванович хищно зашевелил усами, вдыхая аппетитный аромат жарящегося мяса и следя за тем, как прозрачная влага, негромко булькая, льется в пластмассовые стаканчики. Солнце уже спряталось за березовой рощей, и березы чернели на фоне красной полосы заката четкими, словно вырезанными из картона, силуэтами. Где-то протяжно прокричала ночная птица, и вскоре над костром бесшумно промелькнул подсвеченный снизу отблесками тлеющих углей косой крест широко распахнутых мягких крыльев.

– Хорошо у тебя здесь, – негромко сказал Борис Иванович.

– Угу, – согласился Подберезский, протягивая ему полный стаканчик и озабоченно поворачивая шампуры, с которых, шипя, срывались капли жира.

– Только все равно все здесь какое-то ненастоящее, – продолжал Борис Иванович. – Не знаю, как тебе, а мне приходится напрягаться, чтобы забыть, что до Москвы отсюда рукой подать, а до соседней деревни еще ближе.

– Ну конечно, – проворчал Андрей, снимая мясо с шампура в жестяную тарелку, – тебе для полного счастья просто необходимо, чтобы до ближайшего жилья было полторы тысячи километров. И чтобы со всех сторон стреляли, сверху бомбили, и сидеть при этом непременно на минном поле. Вот тогда полный кайф!

Борис Иванович невесело усмехнулся.

– Может, и так, – ответил он. – А может, и по-другому. Давай-ка выпьем за наших ребят.

Они выпили и закусили мясом и зеленью. Андрей снял с огня последний шампур и подбросил дров в костер. К темному небу поднялся столб белого дыма, потом блеснул огонь, осторожно лизнул поленья, словно пробуя их на вкус, и пошел расти, с негромким треском пожирая сухое дерево. Подберезский покосился на Комбата. В пляшущих отсветах огня лицо Бориса Ивановича показалось ему усталым и постаревшим.