Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан. Страница 13

Скоро и травы были упакованы в холщёвые мешочки. Руки потянулись к минералам и амулетам…

Ноша, однако, всё тяжелела. Магистр приподнял седельные сумки, крякнул, поморщился. Был он крепок и моложав. Кожаный походный колет ладно сидел на нём, короткая тёмно-русая борода завивалась задорными колечками. Раз сумки показались ему тяжёлыми, не понравятся они и Фенриру.

Фабиус вздохнул и начал доставать из сумок минералы, возвращая их на полки.

Звякнул пентакль-напоминалка. Рассвет близился. Пора было будить Дамиена. Уже понятно было, что сын сам не встанет — проспал.

Чего только ни делал Фабиус, чтобы приучить мальчика к дисциплине. Но парень пошёл в мать, любившую понежиться под одеялом. Это и сердило магистра, и будило в нём болезненную сосущую тоску. Да и не стоило начинать прощание с воспитательных бесед, не тот сегодня был день.

Комната сына располагалась в среднем ярусе.

Башня была спланирована как три больших рабочих этажа-зала, а между ними притулилось несколько комнат. На верхнем этаже магистр проводил самые сложные и запретные эксперименты, на среднем работал и иногда спал. Вход на нижний был надёжно заперт — туда из подвала поднимались иногда «языки бездны» — разрушающие душу отголоски тёмных заклятий.

Дамиену рано было знать о них. Фабиус иногда разрешал ему бывать в пентерном зале, но никогда не допускал на нижний и подвальный этажи, где творил когда-то не самые лучшие обряды.

Средний же ярус башни казался магистру довольно тихим местом. Там, в комнатах между нижним и средним залом, хранился всякий магический хлам, дожидались переделки результаты не очень удачных экспериментов. В каком-то смысле средний ярус башни олицетворял мир людей, что демоны называют Серединными землями — разноликий и быстро ветшающий.

В комнате Дамиена было немного душно, но утренняя свежесть уже сочилась сквозь плохо стеклённые окна.

Фабиус распахнул витражную створку в беспорядочных узорах рыжих и синих потёков, вдохнул обновлённый рассветом воздух, но услыхал теперь и крики внизу, и злое конское ржание.

Открытое окно ломало заклинание неслышимости. Пришлось створку притворить, довольствуясь для проветривания щелями между плохо подогнанными стёклами.

Башня была выстроена на совесть, и в ней не гуляло обычных для каменных зданий ветерков-троллей. Когда-то Фабиус дневал и ночевал на этой стройке, не давая работникам халтурить. А вот хорошего стекольщика в провинции Ренге не сыскать было и сейчас.

Маг повернулся к широкой сосновой кровати. Дамиен спал, разметавшись: русые волосы прилипли к высокому лбу, одеяло спустило на пол хвост…

Но дышал он ровно. Видно, дурной сон, посетив его ночью, отправился восвояси, и парень заснул под утро крепко и сладко, как и положено в его юные годы.

В головах кровати, на резной спинке кривилась сильно оплавленная свеча. Книга в простеньком деревянном переплёте лежала рядом с постелью. Магистр поднял её, полистал и, тяжело вздохнув, засунул подальше под кровать.

— Дамиен! — позвал он негромко.

Юноша не проснулся. Ум его продолжал блуждать в заоблачных далях.

Сын был трепетно, мучительно похож сейчас на мать. Вот так же лежала она, разметавшись, когда в крови её бродил ядовитый отвар сонницы…

Магистр судорожно вздохнул, шагнул к письменному столу, где стоял кувшин с водой. Взял, встряхнул, проверяя, много ли там содержимого, отпил глотка два, потом набрал воду в горсть и тонкой струйкой вылил на шею спящему.

Юноша распахнул глаза, сразу потемневшие от гнева, подскочил, было, в постели, чтобы дать отпор неведомому шутнику. Но увидел отца, сник, испуганно оглянулся на погасшую свечу… На лбу его выступила испарина.

— Ты снова читал ночью? — строго спросил магистр. — Что ты читал?

Дамиен скользнул глазами по одеялу и, не найдя там книгу, выдохнул с облегчением:

— Мне не спалось. Я читал кодекс Магистериума, как вы мне и посоветовали, отец.

Магистр Фабиус знал, что сын обманывает его. Это нужно было как-то решать. «Сразу же по приезду», — пообещал он себе. А вслух сказал:

— Оденься, как подобает. Тебе положено проводить меня в дорогу.

Юноша выбрался из постели. Ростом и шириной плеч он почти догнал отца, но поступки его всё ещё оставались поступками мальчика, не достигшего положенных для первой ступени совершеннолетия мага восемнадцати мерных зим.

В его годы Фабиус распоряжался уже всем немалым хозяйством своих родителей, вёл погодовые записи, мог нанять на уборку сезонных рабочих, не гнушался выйти вместе с ними в поле, когда свободных рук не хватало. Сын же…

Дамиен был способен замечтаться и забыть самое простое — проследить за подготовкой к встрече гостей или записать количество мешков ячменя, удачно проданных на рынке в Лимсе.

Фабиус сдвинул брови, наблюдая, как одевается ладный и крепкий, но такой ещё, в сущности, несамостоятельный парень.

Ну что ж. Долгое отсутствие отца будет Дамиену уроком. Осеннее время даёт много забот. Плюс — нужно будет найти время и на учёбу, и на чтение серьёзных магических книг, а не пустых романов о рыцарях.

Фабиусу очень хотелось поговорить с сыном неспешно, наедине, но час расставания близился. Слуги собрались у моста через Неясыть, и магистру пора было обратиться к Дамиену с наставлениями.

— Я вверяю тебе остров и прилежащий ему город Лимс! Управляй же до моего возвращения достойно! — громко провозгласил он.

Маг помедлил, взглянул в серые глаза сына и добавил чуть тише:

— Ты должен пообещать мне пять вещей, Дамиен. Первая: держать в порядке погодовую книгу и книгу сезонную. Вторая: оберегать имущество и души вверенных тебе слуг. Третья: каждый день учиться по книгам и проходить положенный урок, который мы с тобою наметили. Четвёртая: блюсти собственные душу и тело, уделяя время гигиене, созерцанию и ежедневным прогулкам. Помни, что сила души связана с силою тела крепко. Нетренированная душа слабостью своей подведёт и тело, а слабое тело не даст правильно провести нужные для души бдения. И пятая…

Фабиус запнулся. Он хотел дать какое-то живое напутствие, чтобы сын не забывал, что отец помнит о нём, надеется на него, любит. Но подходящих слов, чтобы не были они слишком мягкими, магистр так и не подобрал. И он завершил:

— Помни же, что я вернусь не позже конца осени, и хочу увидеть, что ты здоров и выполнил всё, что я тебе наказал!

Застоявшийся жеребец нетерпеливо ударил копытом.

— Помни, что ты теперь — хозяин башни и всех людей здесь и в долине! — громко резюмировал магистр. — Будь же достоин этого!

Фенрир припустил через мост галопом — аж брёвна загудели под копытами! Холодный ветер с реки ударил мага в лицо и вышиб слёзы. Колдовской остров, прощаясь с хозяином, замерцал, обозначая паутину охраняющих его заклятий. Фабиус знал, что защита Гартина крепка, но крепка ли защита сердца Дамиена?

Дамиен же, как только отец миновал мост и выехал на дорогу к Лимсу, быстро вернулся в колдовскую башню. Слугам он бросил что-то малоразборчивое, чтобы не беспокоили. Внутри у него всё зудело от нетерпения, а это допекает сильнее боли ожогов. Ведь даже магический огонь причиняет муки, но не томление страсти. И страсть — больнее.

Поднявшись в свою комнату на среднем этаже башни, юноша открыл сундук с личными вещами и нашарил на самом дне свёрток.

Свёрток этот постоянно кочевал из сундука под кровать, из-под кровати — в тайник в саду. Дамиен боялся, что отец сумеет почуять в башне чужеродный предмет.

Но магистр плохо смотрел за сыном. И сейчас свёрток был раскрыт, как раскрывался он только во время родительских отъездов, и из него были извлечены короткая кольчуга и настоящий воинский плащ, купленные в городе на деньги, сэкономленные на хозяйственных расходах. Дамиен совсем не был так рассеян в делах с ячменем и пенькой, как полагал отец.

Кольчуга, лёгкая, плетёная «четыре в один», когда одно кольцо связывает две пары соседних, была ещё великовата весной, а теперь стала, наверное, впору.