Пляж - Гарленд Алекс. Страница 57
В слабом свете свечей стоял согнувшийся пополам Карл. На его лице застыло выражение, по которому мы сразу поняли: случилось что-то очень серьезное, но, по-моему, Кити лишился дара речи при виде его рук. Казалось, что он немыслимым образом вывихнул их, и они просто торчали из его грудной клетки. На правой руке была серьезная рана. Она начиналась между большим и указательным пальцами и доходила до самого запястья, поэтому две половины ладони безжизненно висели, как клешня омара.
— Господи Иисусе! — громко воскликнул Джессе.
Весь дом пришел в движение, поскольку все старались рассмотреть шведа получше.
Карл с трудом сделал шаг по направлению к нам и оказался в ярком круге света. Тут мы поняли, что изуродованные руки принадлежали человеку, которого он нес на спине, — Стену. Внезапно Карл качнулся вперед и рухнул на пол, не сделав никакой попытки как-то смягчить свое падение. Стен соскользнул с него, на мгновение задержавшись у него на боку, а затем скатился вниз. В его собственном боку зияла дыра размером с баскетбольный мяч, и оставшаяся часть его живота была не толще десяти сантиметров.
Первым к ним бросился Этьен. Он пронесся мимо, едва не сбив меня с ног.
Когда я выпрямился, он уже склонился над Стеном, пытаясь сделать тому искусственное дыхание изо рта в рот. Потом я услышал, как Сэл позади меня спросила:
— Что случилось?
И в этот момент Карл завопил во всю глотку. Он кричал целую минуту, наполняя дом высокими, страшными звуками. Многие затыкали уши, чтобы не слышать их, или отвечали ему похожими криками, пытаясь, скорее всего, заглушить его. Лишь после того как Кити схватил его и заорал на него, чтобы он заткнулся, Карл смог вымолвить членораздельно одно слово:
— Акула!
Третий
Изумленное молчание после вопля Карла «Акула!» продолжалось лишь какое-то мгновение. Потом мы все заговорили так же внезапно, как некоторое время назад онемели. Вокруг Карла и Стена быстро образовался кружок — такой, какие обычно возникают во время школьных драк: вы проталкиваетесь поближе, но держитесь на безопасном расстоянии, — и со всех сторон посыпались указания. В конце концов, это была кризисная ситуация. Она не могла не взбудоражить обитателей лагеря, и поэтому все горели желанием действовать. Этьен и Кити, занявшиеся соответственно Карлом и Стеном, получали разные советы: «Ему нужно воды!», «Уложи его на спину!», «Зажми ему нос!».
Зажать нос посоветовала Этьену одна из югославок, ведь при искусственном дыхании для предотвращения утечки воздуха нужно зажимать пострадавшему нос. Мне эти слова показались очень глупыми. Можно было видеть, как пузырьки воздуха выходят из дыры в боку Стена, значит, легкие у него, очевидно, отказали, и трудно было представить кого-нибудь более похожего на мертвеца. Его открытые глаза закатились, так что были видны одни белки, он весь обмяк, и из его ран не шла кровь. На самом деле, практически все советы были глупыми. Чтобы уложить Карла, потребовались бы громадные усилия, поскольку он метался из стороны в сторону и кричал, и я никак не мог взять в толк, зачем ему нужна вода. Морфий — да, но не вода. В чрезвычайных ситуациях люди, правда, часто просят воды; подобные слова были, наверное, продиктованы этими соображениями. Единственным человеком, кто говорил дело, оказалась Сэл, которая громко требовала, чтобы все отошли назад и заткнулись. Но на ее слова никто не обращал внимания. Ее роль лидера на время оказалась под вопросом, поэтому ее разумные указания имели такой же эффект, как и самые нелепые.
Происходящее привело меня в смятение. Я твердил себе: «Насторожен, но спокоен». И ждал, когда в моей голове появится хорошая мысль. Мысль, которая положит конец этому хаосу, достаточно продуктивная при всей серьезности ситуации. Короче, нечто похожее на мысль, осенившую Этьена на плато. В таком расположении духа я решил протиснуться сквозь толпу к Стену и сказать: «Оставь его, Этьен. Он мертв». Но я не мог отделаться от ощущения, что эти слова отдают дешевым боевиком, а мне нужна была фраза из хорошего боевика. Тогда я решил выбраться из толпы, что оказалось нетрудным делом, так как большинство стремилось протолкнуться поближе.
Как только я покинул кружок, в моей голове появились гораздо более здравые мысли. Я сразу осознал две вещи. Во-первых, теперь я мог добраться до своих сигарет. Во-вторых, я обратил внимание на отсутствие Христо. Никто даже и не вспомнил о третьем шведе, который, наверное, остался на пляже раненый и ожидал помощи. А может, просто лежал мертвый, как Стен.
Какое-то мгновение я, подобно герою мультфильма, пребывал в крайнем возбуждении, настраиваясь то на одно, то на другое. Наконец я принял решение и кинулся в дальний конец дома мимо нескольких пострадавших от отравления, которые по-прежнему были еще слишком слабы, чтобы реагировать на происходящее. Когда я бежал обратно, я зажег сигарету при помощи сразу двух спичек. Перед тем как выскользнуть за дверь, я крикнул: «Христо!». Но я не задержался, чтобы узнать, слышали меня или нет.
Пробираясь через джунгли, я проклинал себя, что не захватил фонарь. Я не видел ничего, кроме красного огонька своей сигареты, вспыхивавшего ярче, когда он поджигал паутину. Но поскольку я недавно шел этой тропинкой в темноте, — вечера два назад, направляясь увидеть свечение, — у меня не возникло особых проблем. По дороге со мной случился один-единственный казус — я наткнулся на свежую вырубку бамбука, пошедшего на новые остроги. С моими задубевшими подошвами ничего не случилось. Раны появились на лодыжках и голенях, и это обеспокоило меня — я знал, что, как только войду в соленую воду, они начнут жечь огнем.
На пляже, однако, было достаточно лунного света, чтобы разглядеть все как следует. В том месте, где Карл тащил Стена, на песке остались глубокие борозды. Он, скорее всего, причалил к берегу метрах в двадцати от тропинки, ведущей в лагерь, потом направился к ней, но прошел дальше, и ему пришлось снова к ней возвращаться. Бросив окурок, я понял, что Христо на берег не выходил. В лунном свете песок отливал серебром. Причудливые обломки кокосовых орехов и сломанные пальмовые ветки казались черными. Если бы он был здесь, я бы заметил его.
Я вздохнул полной грудью, сел на песок недалеко от берега и начал перебирать возможные варианты. Христо не было на пляже, и мы с ним не могли разминуться на тропинке — разве что я перешагнул через него, если он лежал без сознания, — поэтому он мог быть либо в лагуне, либо в открытом море, либо в ведущей к морю пещере. Если он в открытом море, то, конечно, уже мертвый. Если он в лагуне, то он либо сидит на одном из камней, либо плавает лицом вниз. Если же он в пещере, то, наверное, застрял у одного из выходов, слишком измотанный, чтобы переплыть лагуну, или настолько израненный, что уже не в состоянии преодолеть пещеру под водой.
Вот что могло случиться с Христо. С акулой дело обстояло проще. Она могла плавать где угодно. Ничего более определенного утверждать было нельзя. Мне уже мерещился в лагуне силуэт плавника, поэтому я решил не принимать акулу во внимание.
— Готов поспорить, что он в пещере, — сказал я себе и закурил новую сигарету. Тут я услышал позади себя шаги на песке. — Христо? — спросил я и услышал свой голос, будто стереофоническую запись. В этот момент другой человек тоже сказал «Христо».
— Нет, — одновременно ответили мы друг другу.
Пауза.
Я подождал несколько секунд, озираясь по сторонам, но так никого и не увидел.
— Кто здесь?
Ответа не последовало.
— Кто здесь? — повторил я, вставая. — Это… это ты, мистер Дак?
И вновь не получил ответа.
Мощная волна хлынула на песок и ударила меня по ногам. Пришлось сделать шаг вперед, чтобы сохранить равновесие. В следующий раз волна ударила с не меньшей силой, и я вынужден был сделать еще шаг вперед. Затем я почувствовал, что вода дошла до колен, и раны на ногах напомнили о себе жгучей болью. Когда вода ударила по руке, из нее выскользнула забытая мною вторая сигарета.