Револьвер для Сержанта Пеппера - Алексей Парло. Страница 50

забывая о них. Космическая Радуга мешала ему сосредоточиться, он торопился домой. Правда, он не знал, где находится дом, но это незнание его не тревожило. Он точно знал, что скоро будет дома.

И уже подлетая, он вдруг понял всё, что видел. И это понимание сплелось в его сознании в единое целое, в удивительно красивую мелодию, в песню, которую он ещё не написал. Не написал, но обязательно напишет.

Глава 40

MAGICAL MISTERY TOUR - VIII

Сержант сидел в кресле, положив ногу на ногу, и старательно целился в дверь, из которой вышел Шура. Выглядел он прямо-таки гламурно – на вычищенном мундире ни единой складочки, усы тщательно расчесаны и напомажены, фуражка сидит ровно и симметрично. Револьвер сиял основательно и празднично. Блик от мушки попал Шуре в глаза, он зажмурился и постарался быстрее усесться за столик.

– С возвращением! – добродушно пророкотал Сержант.

– Спасибо, – ответил Шура. – Подожди немного, не стреляй. Жалко…

– О чем жалеешь? – поинтересовался Пеппер, не опуская револьвера. – О чем печалишься?

– Не могу отделаться от ощущения, что сейчас произойдёт убийство.

– Нельзя убить того, кто уже умер! – заявил Сержант и нажал на курок.

– Как это умер? – спросил Шура, глядя на тающую в воздухе дверь, за которой он только что общался с Джорджем.

– А так. Ты же слышал о временнóй вариативности. Так вот, могу тебе сообщить, что в одном из вариантов пространственно-временного континуума Джордж Харрисон скончался в Лос-Анджелесе 29 ноября 2001 года от рака мозга.

– Так сейчас только 90-й!

– Где? Здесь? Здесь, дорогой мой, времени нет, я уже устал тебе это повторять! – усмехнулся Пеппер.

Шура замолчал обиженно. Он ведь, как вы знаете, не любил выглядеть глупо, а тут как раз так и получалось. Он оглядел коридор. Тот как-то непонятно изменился – прямые и строгие ранее поверхности стен, потолка и пола приобрели некую женственную плавность и округлость. То есть, можно было смело сказать, что Шура с Сержантом находятся внутри гигантского яйца, широкий конец которого терялся в каком-то тумане, а в центре узкого была приоткрытая дверь ленноновской комнаты. Единственная оставшаяся в коридоре дверь.

– А что здесь, собственно, произошло? – обернулся он к Пепперу.

– Здесь всё в рамках физических законов. Исчезают контрфорсы, изменяется поверхностное натяжение – локация стремится к своей естественной форме. – пояснил Сержант.

– Значит, ab ovo [48]? Круговорот Пепперлэндов в природе? – с сарказмом поинтересовался Шурочка.

– А это не мне решать, – серьёзным тоном сказал Пеппер.

– Контрфорсы – это комнаты?

– Да, слои.

– То есть, вот эта семислойная луковица…

– Уже не семислойная! – раздался гневный голос из широкого конца коридора.

Шура и Сержант обернулись на звук голоса. Пеппер – с чувством собственного достоинства, а Шура – с замиранием сердца. Потому что почувствовал, что вечер действительно становится томным. Пора, как говорится, переходить от теории к практике.

Из тумана грозно и величественно выходил Морфей Морфеич. Брови его были грозно нахмурены, глаза метали молнии. Лицо было искажено яростью. От симпатичного брутального бармена Алекса остались только усы. Полы шелкового халата развевались, из-под них пикантно выглядывали кривые волосатые ноги, правда, всё ещё в чёрных чулках.

– Уже не семислойная! – повторил Морфей, подходя вплотную к Шуре. – Остался только один слой. И всё это – результат твоих гнусных проделок.

– Не только моих… – вяло попытался оправдаться напуганный (Да! Напуганный! А вы бы на его месте не испугались?) Шурочка.

– Твоих! И только твоих! Этот… – Морфей, не отводя взгляда от Шуры, кивнул в сторону Сержанта, – без тебя ничего бы не сделал! Эх, Шура, Шурочка, что же ты наделал!

Шуре вдруг стало весело.

– Мужик, ты чё сделал-то, а? – заговорил он родным сердцу каждого советского зрителя говорком Никиты Михалкова. – Я ж те дыни велел стеречь, а ты?…

– Кино, значит, любишь? – с угрозой протянул Морфей. – Эльдара, значит, Рязанова? Ну, я тебе сейчас устрою… удлинённый сеанс…

Он что-то быстро-быстро зашептал, потом поплевал в разные стороны и щёлкнул пальцами. Ничего не произошло. Он щёлкнул пальцами громче – опять ничего! Тогда Морфей грязно выругался и изо всех сил хлопнул в ладоши. И опять ничего!

– Долгие и продолжительные аплодисменты! – с усмешкой произнес Сержант и похлопал в ладоши. – Ты забыл, Морфей, здесь он под моей защитой.

Морфей Морфеич ошарашенно посмотрел на Пеппера, перевёл взгляд на Шуру и злобно оскалился.

– Под твоей защитой? Тоже мне, защитничек! Тебя-то кто защитит? Один ведь остался! Никого рядом с тобой нет!

– Как это никого? – обиделся Шура. – А я?

– Ты? Ты даже меньше, чем никто! Ты – кукла! Я-то знаю, ведь это благодаря мне ты здесь, – махнул рукой Человек с Отрезанной Бородой, как бы давая Шуре понять, что тот для него – фигура совершенно незначительная.

Он своего добился – Шура понял. И это его проняло. Доктора объял праведный гнев.

– Благодаря тебе? – угрожающе спросил он. – Тебя, значит, мне нужно благодарить? Благодетель нашёлся!

– А кого же ещё? – с почти искренним удивлением ответил Морфей. – Это ведь я…

– Бога! – с надрывом выкрикнул Шура, вспомнив всех, кто был ему дорог долгое время, и тех, кто стал дорог сейчас – Тамарку, Миху, Алика, и Ринго, и Джорджа, и конечно, Сержанта Пеппера.

– Бо-о-о-га?… – нараспев проговорил Морфей. – А давно ли ты, комсомолец, в Бога стал верить? А не ты ли в